Одна беременность на двоих

— Говорю же тебе — давай побрею, аккуратнее будет.

Я попыталась придать лицу самое что ни на есть серьёзное выражение, которое в этой абсурдной ситуации создать было очень сложно.

— Аманда, тебя мама не учила о личном пространстве? Я понимаю, что мы не переодеваемся в темноте, но…

— Хорошо.

Аманда тут же сунула мне в руку бритвенный станок. Сама же схватила фен и включила его, стараясь даже не смотреть в зеркало, а я включила горячую воду и залезла в душ, с силой задвинув стеклянную дверь и даже испугавшись, что стекло треснет. Ощутив на лице струи воды, я вместо того, чтобы сметать их руками с глаз наоборот приоткрыла рот, чтобы поймать их нижней губой. Внутри всё ходило ходуном, внизу было мокро и не только на отросших волосках. Я схватила мочалку, выдавила на неё безумное количество геля и принялась тереть тело, чтобы лёгкой массажной болью снять охватившее меня напряжение. Фен больше не гудел, и я была рада, что Аманда ушла, и я смогу спокойно выйти из душа, не опасаясь очередных комментариев к моему внешнему виду.

Что с ней происходит? Может, это беременные гормоны так влияют на понятие этики, или беременная этика такая вот своеобразная? Ведь действительно, не желала же Аманда меня нарочно обидеть? Я схватила бритву, которую швырнула на полочку, и принялась очищать кожу от ежового покрова отросших волосков. В нескольких местах сразу проступили мелкие капельки крови, и я тут же подумала, может действительно я какая-то безрукая, ведь мои порезы не успевают зажить до следующего бритья, и у меня никогда нет чистой кожи, а депиляционные крема на интимных местах у меня почему-то не работают, хоть ноги прекрасно очищают. Я тут же провела рукой по ногам и поняла, что они всё ещё гладкие — волосы отрастали очень медленно, да и были настолько тонкими и светлыми, что их можно было легко не заметить.

Я смыла остатки геля и шампуня, выключила воду и начала вытираться полотенцем, и только тогда почувствовала небольшой жар, потому что переборщила с температурой воды. Я быстро открыла дверцу, чтобы увидеть Аманду, выжидающе глядящую на меня. Она сидела на крышке унитаза и расчёсывала красивые шелковые волосы.

— Ты в порядке? — спросила она тут же и подскочила на ноги, чтобы протянуть мне руку. — Ты же как помидор! Сколько раз повторять, что горячий душ вреден для женской кожи!

Я промолчала, боясь очередной лекции по поводу того, какая я непутёвая женщина, но протянутую руку приняла и вылезла из ванны, переводя дыхание.

— Пошли в спальню, ты там довытираешься.

Она схватила фен и распахнула дверь ванной комнаты, и я радостно ощутила на лице прохладный воздух дома. В комнате я плюхнулась на кровать, почувствовав небольшое головокружение.

— Воды принести?

Я отрицательно мотнула головой и принялась промокать полотенцем волосы.

— Иди тоже оденься, а то замёрзнешь, — сказала я, сквозь занавеску из перекинутых на лицо мокрых прядей.

— Ага, я ждала в ванной, чтобы одной в гостиную не выходить, — сказала Аманда. — Ты зайди за мной, как будешь готова, потому что не хочу с матерью наедине оставаться.

Я так и сделала, и когда мы вышли вдвоём в гостиную, то увидели, что миссис О’Коннер сидит за обеденным столом и читает газету, подперев подбородок рукой. При нашем появлении она тут же закрыла газету, как-то неловко поднялась и, бросив нам быстрое «доброе утро», прошла на кухню и выбросила газету в корзину для бумаги и бутылок.

— Ну, девочки, — повернулась она к нам с какой-то, как мне показалось, вымученной улыбкой. — Что будете на завтрак? Я ваши вафли поджарила. Вы их с козьим сыром будете или с джемом?

— С сыром, — ответила Аманда без дежурной улыбки и пошла к холодильнику за апельсиновым соком.

Атмосфера за столом осталась напряжённой, но я пыталась улыбаться, надеясь, что у матери с дочерью пойдёт цепная реакция, и она пошла, потому что миссис О’Коннер решила напомнить об обещании Аманды нарисовать ей картину на стену у обеденного стола. Та согласилась и сказала, что мы обе нарисуем — пусть висят две. В общем-то я была рада, потому что это означало, что половина дня у нас уже убита, если не весь день до самого вечера. Аманда обычно работала молча, а если говорила, то в основном на тему искусства, а в этой области мы с ней обычно не спорили, потому как не находили никаких камней преткновения. Красок дома у Аманды было предостаточно. Даже нашёлся мольберт, который она всё хотела спихнуть мне, но я прекрасно понимала, что Аманде будет намного легче работать стоя и чуть-чуть присаживаться на высокий стул, когда устанет поясница. Я же почувствую себя импрессионистом на пленэре и порисую, положив холст на колени. Некоторые современные художники вообще отказываются от мольбертов и рисуют на полу или же на коленях, так что это даже неплохой эксперимент. Хотя живопись не рисунок и требует большей сверки пропорций и цвета, но я могу иногда ставить холст на стул, чтобы посмотреть на работу издалека. Впрочем, я совсем не уверена, что буду писать что-то в стиле реализма, а импрессионизм прощает небольшие огрехи.

— Хочешь гранаты нарисовать?

Я аж вздрогнула, когда Аманда неожиданно возникла рядом со мной, подбрасывая в руках два огромных граната. Я вспомнила, какое сравнение пришло мне на ум в ванной комнате, и во рту сразу пересохло… Терпеть не могу таких жутких совпадений!

— Знаешь, рисуй их сама, а я… Я… — Я стала озираться по сторонам и нашла какой-то искусственный букет в вазе. — Вон те цветы нарисую…

Я отложила в сторону краски, которые сортировала, и пошла за вазочкой.

— Ну и зря… Это намного аппетитней…

Чёрт, Аманда… Ну откуда такие эпитеты… Иногда складывается впечатление, что она умеет читать мысли. Конечно, глупости, это всё мозговой эффект дежавю, которым наше сознание иногда обманывает нас, когда мы зацикливаемся на какой-то мысли. А я явно зациклилась на груди Аманды и вообще на её внешнем виде.

Я поставила букет на табурет ближе к окну, чтобы получить весь скудный дневной свет, а потом скосила глаза на Аманду, которая нашла где-то серебряное блюдо для фруктов… И глядя на её всё ещё не стянутые в хвост волосы, приоткрытые губы и кончик языка, который она всегда высовывала, когда о чём-то думала и отключалась от внешнего мира, на теперь так хорошо очертанную грудь, я поняла, что хочу написать её портрет. А почему я раньше его ни разу не писала? Ведь были же у нас задания такие. Я находила каких-то других ребят, хотя проще же было нарисовать подругу, с которой снимала жилье? Как бы теперь попросить её попозировать мне? О, она же захочет беременный портрет, хотя бы в акварели, ведь это не чета фотографиям, пусть и самым супер-пупер. Не откажет ведь? А вот смогу ли я? Смогу ли выписать её глаза, такие же безумно синие и глубокие, как вода кратерного озера в Орегоне. Или же, как Модильяни, оставлю в портрете белые круги, потому что не смогу ухватить её душу…

События дня скопом пронеслись у меня в голове, пока я открывала на телефоне Фэйсбук. Стив меня так и не добавил в друзья, и я даже со злости прикусила губу, но всё же вышла на его страницу, чтобы взглянуть на статус, который чем-то заинтересовал Аманду, но в строчке статуса было всего три заглавные буквы в перемешку с точками: R.I.P, означавших — покойся с миром. Что за чёрт?

Я отложила телефон и прикрыла глаза. Только сон не шёл. Я не могла забыть разговора с матерью Аманды. Вернее, того осадка, который он оставил в моей душе. Пока мы с Амандой по очереди принимали вечерний душ, миссис О’Коннер слишком громко гремела собачьими клетками в гараже, хотя мы вместе с Амандой помогли ей загнать туда всех собак и укрыть одеялами с подогревом. Наверное, она просто нервничала и не знала, чем себя занять. Только я думала, что она желает говорить с дочерью, а та наоборот пытается, как можно дольше остаться у меня, предлагая смотреть фильмы. Но я чувствовала себя очень плохо от жуткой лжи, которую Аманда выдала матери. Мне так хотелось, чтобы они поговорили по душам и не оставили недомолвок, ведь был ли у Аманды кто ближе матери… Неужели Стив? Как-то не верю я в такую глубокую дружбу. Такое бывает только в романтических романах ушедших эпох, и то основывается такая преданность чаще всего на безответной любви.

Миссис О’Коннер постучалась ко мне неожиданно, когда я уже действительно приготовилась уснуть, плюнув на Стива и Фейсбук.

— Кейти, ты ещё не спишь? — спросила она шёпотом.

Затем тихо подошла к кровати и присела на край, будто бы была мне мать, напрочь забыв про всякие барьеры. И что странно, я совершенно не ощутила дискомфорта, пока та не открыла рот.

— Я хочу поговорить с тобой об Аманде, но для начала хочу сказать тебе спасибо за заботу, которую ты проявила к моей дочери в эти сложные шесть месяцев.

Я просто кивнула, потому что понимала, что это лишь вежливая присказка.

— Вы ведь больше двух лет вместе, — подошла миссис О’Коннер к тому, зачем пришла. — У вас же не может быть друг от друга секретов про парней, ведь так? Ты-то можешь мне сказать, кто отец ребёнка.

Она сделала паузу, ожидая моего ответа. Но если бы он у меня даже был, я бы не сказала ничего. В свете ночника, который я зажгла, когда хозяйка постучалась, эмоции на моем лице были не особо заметны, да и лгать мне не приходилось. Единственное, мне следовало делать вид, что я абсолютно ничего не знаю про ту ложь, что Аманда выдала матери.