Одна маленькая ошибка

Я раздаю читателям автографы уже почти час, и хотя пришедшие в основном невероятно дружелюбны, я не могу забыть про письма с угрозами расправы, потоками ненависти и критикой, которые приходили мне после долгих месяцев заточения в «Глицинии».

Не всех обрадовало, что я пережила Джека Вествуда. И моим близким пришлось немало потрудиться, чтобы уговорить меня прийти сегодня в «Типпис» и устроить первое – и последнее – публичное мероприятие после случившегося. Вход сюда организован строго по билетам, и представители прессы, которых я по-прежнему избегаю, толпятся снаружи, облепив зашторенные окна. Я стараюсь не думать о журналистах, потому что всякий раз, вспоминая о них, начинаю ощущать себя кроликом, окруженным стаей волков.

Хотя очередь за автографами тянется вокруг всего магазина, этим вечером было продано совсем немного экземпляров: большинство пришедших уже купили книгу ранее. Так что передо мной то и дело возникают зачитанные до дыр тома с помятыми корешками и загнутыми уголками страниц с особенно понравившимися сценами. Роман «Одна маленькая ошибка» вышел всего месяц назад, но уже стал бестселлером. Маркетологи издательства предложили гениальную и жуткую идею выпустить книгу шестнадцатого августа, аккурат во вторую годовщину моего исчезновения. В прессе поднялся невероятный шум, и продажи тут же взлетели до небес.

– Как же здорово вас видеть, – говорит очередная посетительница, подходя к моему столику. Веки у нее подведены идеально ровными стрелками. Она то ли и правда рада, то ли здорово нервничает, судя по тому, как дрожат пальцы, сжимающие потрепанный томик.

– Взаимно, – отвечаю я, забирая у нее книгу. – Как вас зовут?

– Мэл.

– Красивая татуировка, – добавляю я, заметив монохромную розу, обвивающую запястье.

– Спасибо.

Раскрыв обложку, я расписываюсь на форзаце, стараясь сформулировать как можно более личное пожелание: «Дорогая Мэл, пусть стрелки на ваших веках всегда будут ровными. С любовью, Элоди».

Я возвращаю книгу. Мэл, пробежав глазами по строчкам, усмехается.

– Спасибо. И… – Она смущенно кашляет. – Примите соболезнования насчет вашей потери.

От этих слов становится больно, хотя Мэл явно не хотела меня задеть. Сглотнув, я киваю, не совсем понимая, какую именно потерю из многих читательница имеет в виду. Но она искренне мне сочувствует, так что я благодарю ее и добавляю:

– Если согласитесь подождать минутку, моя…

– Как тут у нас дела? – Возле столика присаживается высокий худощавый мужчина с ямочками на покрытых щетиной щеках: Джош, мой специалист по связям с общественностью. – Перерыв сделать не пора?

– Все в порядке. Спасибо, что спросил.

– Водички, может быть? А где…

– За водичкой и пошла. – Я качаю головой с шутливой укоризной: – Опоздал ты, Джош.

– Я вернулась, – объявляет Ада, ставя на стол два стакана воды со льдом и лимоном.

– Попросили бы меня, я бы принес, – вворачивает Джош.

– Ты был занят, к тому же я девочка самостоятельная, – отвечает Ада, но сама при этом смотрит на Кристофера, который стоит неподалеку с экземпляром нашей книги в одной руке и стаканом шипучки в другой. Крис адресует моей сестре улыбку, о какой многие мечтают всю жизнь. Ада усаживается на место и здоровается с Мэл, протягивая руку за книгой: – Позволите?

Пока она выводит автограф, Мэл спрашивает с плохо скрываемой надеждой:

– Простите за любопытство, но вы с Кристофером в итоге сошлись?

Ада моргает.

– Ну… видите ли…

– Да, – отвечаю я за сестру. – Они живут вместе.

Мэл широко улыбается. Ада косится на меня якобы с укором, но глаза у нее сверкают счастьем, как и каждый раз, когда кто-то упоминает Кристофера.

– Что? – невозмутимо откликаюсь я. – Ведь так и есть.

Они съехались уже шесть месяцев назад. Могли бы и раньше, Кристофер давно предложил, но Ада захотела некоторое время пожить одна, чтобы побольше времени уделять недавно начатой карьере в дизайне интерьеров. Конечно, дом у них не такой большой и роскошный, зато полный уюта и любви, и все комнаты в нем умело оформлены моей талантливой сестрицей. Так, глядишь, через годик она уйдет из «Адвент интериорз» и начнет собственное дело.

Между тем Ада приветствует следующую посетительницу: это пожилая женщина, слишком сильно надушившаяся.

– А знаете что? – заговорщически шепчет она Аде, забирая подписанную книгу. – Могу посоветовать отличные бальзамы, чтобы свести шрам на спине.

– Да-да, спасибо большое, – Джош вежливо, но непреклонно отводит даму от столика.

Я благодарно улыбаюсь ему, а сама тем временем опускаю руку под стол и сжимаю пальцы сестры. Та стискивает мою руку в ответ, натянуто улыбаясь следующему читателю. Я на автопилоте расписываюсь на форзаце, снова вспоминая о том, как парамедики вырывали Аду у меня из рук в ту ночь, когда сгорела «Глициния». Как сестра лежала на промерзшей земле, как кто-то из врачей сказал, что пульс есть – совсем слабый, но все-таки есть. Как облегчение от этой новости, от осознания, что я все-таки успела вытащить ее вовремя, накатило на меня теплой и сладкой волной. Как уже потом, в больнице, когда Ада наконец-то очнулась, она благодарила меня за спасение.

– Нет, – ответила я тогда. – Это ты меня спасла.

Ада слабо улыбнулась; такая взрослая, она казалась маленькой беззащитной девочкой в этой большой кровати – бледная, вся в синяках…

– Мы с тобой спасли друг друга.

Худосочная угловатая женщина с ярко-красной помадой равнодушно протягивает мне книгу и сообщает, что ее зовут Стефани. И сразу поворачивается к Аде:

– Ваши письма к Элоди просто восхитительны.

Письма Ады, перемежающие мои заметки, полюбились читателям больше всего. Года три назад я бы начала ревновать, но сейчас ощущаю лишь чистую, незамутненную гордость.

Вскоре после пожара в коттедже полиция обнаружила машину Ады – вместе с запертой там Шельмой и письмами, которые сестра писала мне. Все последующие дни, пока я сидела возле сестры, опутанной трубками капельниц, я запоем читала ее рукописные откровения. И с каждым новым письмом будто разворачивала ее, слой за слоем, пока наконец не увидела настоящую Аду, а не ту рафинированную «идеальную жену», которой она так старалась выглядеть.

– Спасибо, Стефани, – отвечает Ада, заливаясь краской.

В такие моменты я радуюсь, что сестра сумела-таки убедить меня написать «Одну маленькую ошибку». Учитывая поднявшийся в прессе шум, издатели и впрямь выстроились в очередь, в точности как предсказывал Джек. Былую мечту преподнесли мне на блюдечке с золотой каемочкой, но поданное блюдо уже перестало казаться таким уж привлекательным. Даже наоборот. И я бы отказалась, если бы не Ада.

– Я читала все твои произведения, начиная с самого первого. Ты талантливая, Пчелка Элли, – сказала она мне еще в больнице. – Джек годами манипулировал тобой, заставляя отдалиться от меня и от нашей семьи. Он забрал у тебя Ноа. Чуть не забрал меня. Пожалуйста, не позволяй Джеку Вествуду забрать у тебя еще и талант. – Она сжала мне руку. – Если хотя бы одна женщина с твоей помощью сумеет вовремя распознать тревожные звоночки, то, возможно, ты спасешь ее от другого такого Джека.

Ада была кругом права, но я не смогла бы закончить эту книгу без ее помощи.

Ведь на самом деле история изначально была не про меня и Джека. Она была про нас: про меня и мою сестру.

– Я слышала, что вы перевели весь гонорар в благотворительный фонд, занимающийся проблемами психического здоровья. – Голос Стефани заставляет меня отвлечься от размышлений. Она говорит спокойно, словно ответ не так уж важен, однако ее взгляд пронизывает меня насквозь. Точно так же Джек смотрел на олениху во время охоты. – Это правда?