Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма

Ни первая мировая, ни революция прямо не коснулись его (хотя в истории города того времени были и черные страницы: дважды его косила чума, потом холера, он пережил несколько страшных наводнений). Но настоящий переворот в судьбе Харбина произошел, когда на город обрушилась гигантская волна русской эмиграции после 1917 года: «около 200 тысяч человек было выплеснуто с армиями Колчака и Семенова за русско-китайскую границу и попали в Харбин» [13] .

Семье Андерсен, как и тысячам других беженцев, первое время пришлось бедствовать: сначала жили на пристани, потом ютились в холодном сыром подвале в бедном районе Модягоу. Евгения Иосифовна шила. Ларисса рисовала портреты известных американских актеров, на которые был неплохой спрос. Расписывала коробки для кондитерских. Страсть к художеству передалась ей по наследству. Лариссин французский дом до сих пор украшают несколько пейзажей кисти Николая Михайловича, а также миниатюры его сестры, тети Нины.

13

Го Хун Сюй С. Литературная жизнь русской эмиграции в Китае (1920-1940-е годы). М.: ИКАР, 2003.

Николай Михайлович перепробовал множество профессий, прежде чем устроился счетоводом на КВЖД, и тогда семья смогла снять небольшой уютный домик под № 41 на красивой тенистой Садовой улице, где летними вечерами играл духовой оркестр.

На той же улице находился Христианский союз молодых людей, куда Ларисса вскоре отправилась заниматься спортом, она обожала играть в волейбол, но настоящим ее увлечением стал созданный здесь литературный кружок «Зеленая лампа», позже получивший имя «Молодая Чураевка».

Училась Л. Андерсен в гимназии у Оксаковской, спешно, проходя по два класса за год (Лариссе даже прибавили возраст), родители не собирались оставаться в Китае. Труднее всего девочке давалась математика, историю она любила, но что касается дат…

Как-то сдавала очередной экзамен в начальных классах, – вспоминает Ларисса. – Учитель задает невинный вопрос: «Когда была Куликовская битва?». На что я минутку подумав отвечаю: «Кажется, 32 августа, я помню, что там была «двойка»…». Закончить мне он не дал: «Это у вас в ведомости сейчас двойка будет…».

Надо сказать, у меня всю жизнь не складываются отношения с цифрами. Это, вероятно, из того же разряда, когда, знакомясь с человеком, я вообще не спрашиваю о его возрасте, профессии, меня намного больше интересует, какие стихи он любит и какие сны видит…».

Тогда Ларисса даже вообразить не могла, что покинет Шанхай в середине 50-х, одной из последних среди собратьев по перу. Но это будет в далеком потом…

После окончания гимназии, девушка стала зарабатывать тем, что преподавала китайским детям русский язык, арифметику и даже… закон Божий. Была с ними очень дружна, не отказывалась от предложения пообедать и, случалось, припозднившись, оставалась ночевать в доме учеников.

А еще Ларисса «выбивала» из клиентов долги за неоплаченные ресторанные счета, просиживая в приемных по нескольку часов – брала измором. И собирала объявления для газеты.

«Однажды произошел курьезный случай, – улыбается Ларисса своим воспоминаниям. – Бывший папин сослуживец с ужасом сообщил ему, что видел, как я выходила из кабинета врача-венеролога. Дома, естественно, устроили допрос, и мне пришлось объяснять, что я пришла туда за рекламой.

Вообще, Харбин был особенным городом, – продолжает Ларисса. – Это сочетание провинциального уюта с культурными возможностями, я оценила позднее, когда из него уехала… В Харбине было все, что надо для молодежи: спорт, купания, яхты. Зимою коньки, салазки. А университетские балы, драма, концерты, библиотеки! Как много здесь в связи с бегством из России находилось высокообразованных людей: профессоров, писателей, художников. И все это было доступно. Именно там, в эмиграции, особенно среди молодежи, бесклассовое общество получилось само собой…».

Но настоящими университетами для Лариссы Андерсен стала литературная студия «Молодая Чураевка», или просто «Чураевка», как стали ее позже называть. Она была образована на базе Христианского союза молодых людей в 1926 году с легкой руки поэта Алексея Грызова (псевдоним Ачаир), 30-летнего хорунжия Сибирского казачьего войска. Под лозунгом – «независимый национальный центр культуры христианского, рыцарского, русского братства». И названа в честь писателя Георгия Гребенщикова, автора романа-эпопеи «Чураевы».

«Гордостью «Чураевки» была Ларисса Андерсен, – писала в своих воспоминаниях «Чураевский питомник» Ю. Крузенштерн-Петерец. – В первый раз я слышала ее, когда она читала свои «Яблони».

Лучшие песни мои не спеты, Лучшие песни мои со мной. Может быть, тихой ночью это Бродит и плачет во мне весной? …………………………. Сладким, безумным, предсмертным ядом Яблони майскую ночь поят. Знаю я, всем нам, цветущим, надо Прятать в груди этот страшный яд.

Лариссе было в то время лет пятнадцать. Темные кудри вокруг бледного личика, синие глаза, белое воздушное платье – более воздушной «яблоновой» девушки я никогда не видела…» [14] .

Сначала студийцы встречались один раз в месяц, потом – дважды. По вторникам проводили открытые вечера для харбинской публики в большом зале, но даже он оказался мал. «Рассчитанная на 150 человек, эта комната, со сценой и роялем, вмещала зачастую до 400 человек, раскрывая двери в смежные коридоры и даже на площадки лестниц. Беседы, доклады, чашки чая, концерты, собрания организационного характера, театральные постановки (в весьма скромных, правда, размерах из-за недостатка личных средств) происходили еженедельно… привлекая не только исключительную по своему составу аудиторию, но и новые силы, и ядро кружка. Весной и осенью 30-го года широковещательная станция ОРВП (Северной Маньчжурии) предоставила свою студию для радио-вечеров «Чураевки» [15] .

14

Крузенштерн-Петерец Ю. Чураевский питомник // Возрождение. 1968. Дек. № 204. С. 52-53.

15

Семеро: Сб. стихотворений кружка «Молодая Чураевка» / Вступ. ст. А. Ачаира. Харбин: Изд. Христианского союза молодых людей, (1931). С. 3.

Особой популярностью пользовались стихи Алексея Ачаира, он читал их, аккомпанируя себе на рояле. Здесь же делали интересные сообщения Вс. Иванов, Арсений Несмелов, но настоящий аншлаг был, когда «Чураевку» посетил приехавший в Харбин летом 1934 года Николай Константинович Рерих, он сделал не только доклад, но также устроил выставку своих картин. К слову, Лариссу Андерсен, которая в то время жила уже в Шанхае и лишь ненадолго приехала в Харбин, Ачаир тогда представил Рериху не иначе как: «Наша будущая художница».

«У Николая Константиновича необыкновенный, молочно-бледный, почти восковой цвет лица и надолго запоминающийся, какой-то «намагниченный» взгляд, – рассказывает Ларисса Андерсен. – Позже, когда мы с мужем жили три года в Индии, я встречалась с его сыном Святославом и его красавицей женой, знаменитой киноактрисой, бывала у них в гостях. И мы долгие годы обменивались открытками к праздникам».

По пятницам шла студийная работа: чтение, разбор, критика новых стихотворений. Из молодежи активными участниками были Л. Андерсен, М. Волин, Л. Хаиндрова, М. Шмейссер. Позже в числе других к кружку присоединились Г. Гранин, В. Перелешин, Н. Петерец, С. Сергин, В. Янковская, жившая в Корее и бывавшая в Харбине наездами.

«В тот сезон Ларисса Андерсен носила вязаный свитер с двойным воротником и длинные волосы, как у среденвековых пажей, – писал поэт Валерий Перелешин в своей книге воспоминаний «Два полустанка». – На собраниях говорила мало, когда наступала ее очередь, высказывалась немногословно, но всегда образно и по существу. Щеголяла словечком «вот». А потом опять вязала какую-то блузку или жакетку. И очень внимательно слушала… Ее скандинавское имя веяло сказками Андерсена… феями и русалками, и дальше возникали образы Ибсена, и Ларисса воспевалась почти непрерывно как новоявленная Сольвейг…» [16] .

16

Перелешин В. Два полустанка: Воспоминания свидетеля и участника литературной жизни Харбина и Шанхая. Amsterdam: Rodopi, 1987. С. 39.