Одна ночь в Венеции

Но сломить Урусова оказалось не так-то просто.

– Вы еще пожалеете, что тронули нас, комиссар! То, что граф Ковалевский застраховал свою жизнь в пользу Марии Тумановой, еще ничего не значит! У вас нет никаких доказательств!

– Все доказательства, какие мне нужны, уже нашли у месье Нелидова, – усмехнулся комиссар и шагнул к двери.

– Ну и что? – воинственно выкрикнул Урусов ему вслед. – Что это доказывает? Ничего! Вы сломаете себе шею на этом деле, комиссар! Выйдя отсюда, я сделаю все, чтобы вас отправили в отставку! Вы еще пожалеете, горько пожалеете, что схватили ни в чем не повинных людей!

После Урусова Папийон отправился проведать Марию Туманову. И перед ним предстала измученная царственная особа – допустим, Мария Стюарт после пяти лет заточения в гостях у своей кузины королевы Елизаветы.

– Господин комиссар, – тихим безжизненным голосом проговорила дамочка, комкая кружевной платочек, – могу ли я узнать, в чем меня обвиняют?

– Боюсь, что в убийстве, мадам, – отвечал Папийон.

– В убийстве? – Женщина широко распахнула глаза. – Но ведь это просто смешно!

«Сейчас она зальется слезами», – помыслил «жестокосердный» комиссар, которому за время службы довелось повидать немало актрис разной степени таланта. И в самом деле, Мария Туманова заплакала – беззвучно и очень, надо признать, трогательно, вздрагивая плечиками.

Но едва за Папийоном затворилась дверь, ее плечики перестали вздрагивать, а рука – комкать платок.

Прежде чем отправиться к Нелидову, полицейский взял копию страхового договора, по которому в случае смерти графа Павла Ковалевского Мария Туманова должна была стать богаче на миллион франков золотом.

Нелидов сидел, весь съежившись и обхватив себя руками. На комиссара он взглянул с явной враждебностью.

– Надеюсь, вам уже лучше? – спросил Папийон.

– Да, благодарю вас, – выдавил из себя молодой человек.

– Вам известно, за что вас арестовали?

– Вы уже говорили по дороге сюда, в это ваше омерзительное управление… За убийство графа Ковалевского.

– Вы признаете себя виновным?

– С какой стати? – колюче возразил Нелидов.

– В вашей квартире были найдены вещи, украденные из дома убитого графа: статуэтка севрского фарфора и кольцо, а также ключ, с помощью которого вы проникли в дом. Вам не кажется, что отпираться дальше бесполезно?

Нелидов распрямился и сидел так некоторое время, очень бледный. Наконец довольно напряженно произнес:

– Мне их подбросили.

– Когда баронесса Корф увидела статуэтку, вы попытались ее убить. Нападение на даму вы признаете?

– Я ничего не помню, – промямлил Нелидов, закрывая руками лицо. – Я… у меня случаются провалы в памяти…

«Та-ак, – скучающе помыслил комиссар. – Значит, решил косить под сумасшедшего. Знакомая песня…»

Однако Папийон не стал ничего говорить, а только положил перед Нелидовым копию договора.

– Что это? – спросил тот безучастно.

– Копия договора, доставленная из страхового дома «Бертен, Арнольди и компания». Не хотите взглянуть?

– Для чего она мне?

– Вероятно, вы были не в курсе, что убитый вами граф Ковалевский за несколько месяцев до смерти застраховал свою жизнь на миллион франков. Между прочим, в пользу госпожи Тумановой, вашей… э… родственницы.

Комиссар внимательно следил за лицом молодого человека и сразу убедился, что Амалия Корф права. Нелидов ничего не знал о страховке!

– Не понимаю… – пробормотал убийца. – Вы говорите, миллион? Но…

Нелидов умолк, совершенно растерянный.

Папийон поднялся с места.

– Полагаю, вы захотите изучить документ внимательно. Что ж, предоставляю вам такую возможность.

«Жалкий использованный дурачок, – подумал комиссар, выходя за дверь. – Нет, он мне не подходит… Такой будет упорствовать до конца, защищая даму сердца, а когда наконец одумается и захочет говорить, вряд ли сумеет сообщить что-то для меня новое. Нет, мне нужен другой человек».

Затем он заглянул к слуге Урусова, который сидел, поджав губы, и всем своим видом показывал, что ни слова не сказал и не скажет. В последней комнатке для допросов находилась горничная Тумановой, и едва увидев ее лицо, полицейский понял: это то, что надо.

– Добрый день, мадемуазель. Я комиссар Папийон, со мной инспектор Мелло. Он будет записывать нашу беседу для протокола.

Комиссар сел напротив горничной и принял официальный вид.

– Вы Элен Ласер, родились в Бельгии… Где именно?

– В городе Льеж.

– В каком году?

– В 1880-м.

– Род занятий?

– Я… я работаю горничной у госпожи Тумановой.

– Замужем?

– Нет, – еле слышно ответила Элен.

– Вам известно, почему вас задержали и доставили сюда?

– Я… я догадываюсь. Это как-то связано с убийством графа Ковалевского.

– Совершенно верно.

Папийон пристально посмотрел на собеседницу. Мелло, прилежно стенографировавший в своем углу, затаил дыхание.

– Скажите, именно вы украли у графа ключ от двери черного хода?

На лице Элен появилось затравленное выражение.

– О, боже мой… Боже мой! Я не хотела, месье… Но я всего лишь горничная… Кто станет меня спрашивать, чего я хочу?

– Вы понимаете, что вам может грозить? – продолжал неумолимый Папийон. – Отдаете себе отчет в том, что выступили пособницей убийства?

Элен зарыдала.

– И если вы не хотите для себя самой тяжкой участи, вам лучше во всем добровольно сознаться, – спокойно закончил комиссар. – Такое признание будет учтено присяжными и смягчит вашу вину.

– Я ни в чем не виновата, месье! – простонала его собеседница. – Это все они!

– Кто?

– Моя хозяйка, ее кузен Нелидов и этот… месье Урусов… Это они все спланировали.

– Убийство графа Ковалевского?

– Да.

– Расскажите подробнее то, что вам известно, начиная с самого начала.

Элен всхлипнула. Потом заплакала навзрыд, отчего сделалась еще более некрасивой, чем была. И наконец заговорила сквозь слезы:

– Эта история началась несколько лет назад, месье комиссар, когда моя госпожа познакомилась с графом.