Одна откровенная ночь

— Не будь так уверен. — Я хихикаю, когда он берет меня за талию и поворачивает в своих объятиях, начиная вести вниз по коридору, положив подбородок мне на плечо. — Думаю, что в результате приема лекарств ее дерзость только возросла.

Миллер приближает свой рот к моему уху. Закрываю глаза и наслаждаюсь прикосновениями, которые он мне дарит.

— Не могу не согласиться, — шепчет он, покусывая мочку моего уха.

С разгорающимся вожделением мне не приходится бороться, потому что все желание пропадает, как только мы входим в кухню и видим Нан, набирающую воду в чайник. Внутри вскипает буря эмоций.

— Нан!

— Я пытался! — ахает Джордж, раздраженно вскидывая руки в воздух. — Она не слушает!

— Меня тоже, — вставляет Грегори, чтобы окончательно ввести в курс дела. Он опускается на стул у кухонного стола. Смотрит на меня и качает головой. — Я не готов к словесному избиению. В моей жизни и так было настоящее.

Из-за резкой шутки лучшего друга меня на долю секунды охватывает чувство вины, но потом вспоминаю о причине своего недовольства, когда чайник стучит о край раковины.

— Ради бога! — кричу, пролетая через кухню, когда бабушка слегка пошатывается.

Миллер спешит следом, слышу скрип двух стульев, указывающий на быстрые движения Грегори и Джорджа.

— Почему ты не можешь просто послушаться? — возмущаюсь я. Гнев и беспокойство смешиваются, заставляя дрожать, когда подхватываю бабушку.

— Перестань суетиться! — огрызается она в ответ, пытаясь оттолкнуть мои цепкие руки. — Я не инвалид!

Мне требуется масса терпения, чтобы не закричать на нее, и я поворачиваюсь, беспомощно глядя на Миллера, с удивлением замечая раздражение на его прекрасном лице. Он вытягивает губы в прямую линию, что обычно вызывает беспокойство, но сейчас я молча прошу, чтобы он помог урезонить мою упрямую бабушку.

— Что ж, — нетерпеливо бормочет он, забирая у Нан чайник и с грохотом ставя его на пол, прежде чем перехватить бабушку из моих рук. — Садитесь, миссис Тейлор. — Миллер проводит ошеломленную Нан мимо ошеломленных Джорджа и Грегори и усаживает в кресло.

Бабушка подозрительно смотрит на Миллера из сидячего положения. Он возвышается над ней, взглядом призывая к вызову. Но бабушка будто лишилась дара речи и шокировано приоткрывает рот. Миллер делает долгий, успокаивающий вдох, слегка подтягивает брюки на бедрах, затем опускается перед ней на корточки. Нан пристально следит за его движениями, пока они не оказываются на одном уровне. Она молчит, как и мы все.

— Вы будете делать то, что вам говорят, — начинает Миллер, быстро поднимая руку и приставляя палец к губам бабушки, когда она собирается ответить очередной колкостью. — Не-а, — обрывает он строго.

Может, я и не вижу его лицо, но прекрасно замечаю легкий предупреждающий наклон головы. Точно знаю, строгий взгляд и удерживает бабушку. Миллер медленно и аккуратно убирает палец, а она тут же возмущенно поджимает губы.

— Какой ты властный.

— Вы даже представить не можете, насколько, миссис Тейлор.

Нан тут же смотрит на меня, ища в моих глазах… не знаю, что. Но прекрасно понимаю, что нечто она видит, несмотря на все мои попытки сдержаться и скрыться. Тут же краснею. Проклинаю свои щеки за то, что так легко выдают меня. Опускаю взгляд.

— Миссис Тейлор, — зовет Миллер, спасая меня от дальнейшего разглядывания бабушкой, — я привык к вашей семейной дерзости. — Он тычет большим пальцем через плечо в мою сторону, и мне хочется объявить, что веду я себя так только в особых обстоятельствах. Но сдерживаюсь. Мудро. — К такому я привык.

— Молодец какой, — бормочет Нан, задирая нос. — И что же ты сделаешь? Отшлепаешь меня?

Я кашляю, маскируя смех. То же самое делают Джордж и Грегори. Бабушка просто нечто!

— Это не в моем стиле, — легкомысленно отвечает Миллер, не ведясь на ее подначку.

Это только усиливает раздражение Нан, а мы продолжаем хихикать. Даже слезы выступают от смеха. Это бесценно. Я отчаянно избегаю взгляда Джорджа и Грегори, зная, что они заставят меня согнуться пополам от смеха, как только увижу блеск веселья в их глазах.

— Вы знаете, как сильно я люблю вашу внучку, Жозефина?

Слова Миллера останавливают неудержимое хихиканье, и лицо Нан мгновенно смягчается.

— Могу представить, — тихо произносит она.

— Что ж, позвольте мне прояснить все для вас, — официально говорит Миллер. — Это чертовски больно. — Я замираю и смотрю, как лицо Нан над плечом Миллера буквально лопается от счастья. — Прямо здесь. — Он берет ее руку и кладет на свой пиджак. — Моя милая девочка научила меня любить, и от этого я люблю ее еще больше. Она для меня все. Видеть, что нечто приносит ей боль или заставляет грустить, наносит урон мне, Жозефина.

Стою позади и молчу. Грегори и Джордж тоже не произносят ни слова. Миллер разговаривает с бабушкой так, будто они одни в комнате. Не знаю, как он смог добиться послушания бабушки. Но это, однозначно, сработало.

— Я знаю это чувство, — бормочет Нан, грустно улыбаясь. Я готова заплакать. — Я испытывала такое когда-то.

Миллер кивает и протягивает руку, чтобы убрать с ее лба выбившийся седой локон.

— Оливия без ума от вас, дорогая леди. И я тоже.

Нан смущенно улыбается Миллеру и берет его ладонь в свою. Уверена, она еще и крепко сжимает ее.

— Ты тоже неплох.

— Рад, что это мы прояснили.

— О, и булочки у тебя что надо!

— Мне говорили, — смеется Миллер и наклоняется к бабушке, чтобы поцеловать ее в щеку.

Внутри все сжимается от счастья, хотя я должна по полу кататься от смеха из-за последней бабушкиной ремарки.

У Миллера никогда никого не было. А теперь есть я, да еще и моя бабушка в придачу. И степень его признательности внезапно становится очень ощутимой. Он тоже любит Нан. На другом уровне, конечно. Но его чувства сильны. Очень. И он доказывает их словами и действиями. С тех пор, как мы вернулись из Нью-Йорка.

— А теперь, — он встает, оставляя Нан сидеть с довольным и мечтательным видом, — Оливия уложит вас в постель. Я помогу Грегори сделать чай, а Джордж принесет его вам в комнату.

— Ну, раз ты настаиваешь.

— Именно так. — Миллер смотрит на меня с интересом, когда ловит на себе взгляд моих слезящихся глаз. — За работу.

Мысленно беру себя в руки и поднимаю Нан со стула, страстно желая сбежать от моего прекрасного мужчины, прежде чем он заставит меня рыдать при всех.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашиваю, когда бабушка медленно выходит из кухни и шагает по коридору к лестнице.