Одна отвергнутая ночь

— Тони? — голос Миллера пропитан ядом.

— Я здесь, сынок. — Тони подходит, смотря на меня извиняющимися глазами. Чувствую себя глупой, неуклюжей и слабой.

— Убери эту суку нахрен из моего кабинета. — Миллер поднимает меня с пола и заключает в надежные объятия, прежде чем развернуться лицом к Кэсси. Она уже почти осушила бутылку.

— Я могу стоять сама, — возражаю, горло хрипит от моих криков.

— Шшш, — успокаивает он тихонько, губами прижимаясь к моему виску, все это время продолжая метать в Кэсси яростные молнии.

Она насторожена и пьяно переминается с ноги на ногу, но продолжает нести в себе дух превосходства.

— Ей не стоило лезть, — она с легкостью упускает весь инцидент, допивая водку.

Тони подходит и хватает ее за руку:

— Идем, — приказывает он, забирая у нее бутылку и с грохотом ставя ее.

— Нет!

— Убери ее! — кричит Миллер. — Убери, нахрен, прежде чем я убью ее!

— Ты бы не сделал мне больно! — смеется она. — Не смог бы!

Тони тащит ее к двери, но она упорно вырывается. Ее не угомонить.

— Черт тебя дери, Кэсси! Протрезвей, обсудите все позже.

— Я в порядке! — она выворачивается из рук Тони и шагает к столу, усаживаясь в кресло Миллера. Я, может, и вернула четкость зрения только что, но я определенно вижу, как она скалится в мою сторону. Даже сейчас? Ударила меня, напала на Миллера и продолжает вести себя враждебно. Она что, не чувствует агрессию, исходящую из каждой клеточки моего иногда джентльмена? Она дура? — Оставь, блядь, меня в покое, — рычит она, хватаясь за замысловатой формы крест, всегда украшающий ее шею. Возится с ним, матерясь себе под нос.

— Кэсси, — предупреждает Миллер. Чувствую, как под моей щекой вдвое участилось его дыхание. — Не смей.

— Отвали!

Тони очень быстро оказывается рядом, склоняясь над ней, и ладонями упирается о поверхность стола Миллера.

— Я не позволю этого, Кассандра.

Она поворачивается, дерзко выпятив подбородок, и приближается к Тони, оказываясь с ним нос к носу, но не прекращает играть с серебряным крестиком.

— Отвяжись от….меня.

— Кэсси!

— Он выходит из игры! Ты когда-нибудь слышал что-то настолько забавное? Они никогда этого не позволят.

Я хочу кричать, что у всех этих женщин нет выбора, что он уже мой, но Миллер прижимает меня к себе. Жест, полный убеждения.

Она смеется:

— Чертовски смешно. — Метал украшения расходится надвое, и я с ужасом смотрю, как на идеально белую поверхность стола Миллера просыпается белый порошок. Я выдыхаю, Тони матерится, а Миллер превращается в камень.

Кокаин?

Если бы я сама не видела, как мельчайшие крупицы падают из красивого украшения Кэсси, я, вероятно, никогда бы не поняла, что они там; порошок совершенно сливается с белым лаковым покрытием под ним. Я, потеряв дар речи, смотрю, как она достает из своего бюста кредитную карту и свернутый в трубочку кусочек бумаги, и начинает ей передвигать порошок по столу Миллера, превращая его в идеальную, длинную линию. А она профессионал.

Тони мечется по кабинету, отборно матерясь, а Миллер просто стоит и смотрит на нее, продолжая крепко меня держать. Напряжение в кабинете осязаемо, и меня действительно беспокоит, кто сделает следующий шаг. Накатывает потребность освободиться из рук Миллера, но тогда он сорвется. Все будут в большей безопасности, если я буду в его руках, но я вдруг уже больше не там. Миллер усадил меня в уголок дивана, а сам направляется в сторону Кэсси, не то чтобы ее это сильно волновало. Он слишком занята, вдыхая через свернутую в трубочку бумагу порошок со стола Миллера.

— Полегче, сынок, — успокаивает его Тони, обращая ко мне полный тревоги взгляд. На смену боли в выражении моего лица пришел жуткий страх. Все в этом кабинете, за исключением меня, как бомбы замедленного действия. И первым срабатывает механизм Миллера.

Он ладонями ударяет по столу, обнаженным торсом наклоняется вперед, нависая над Кэсси. Она теперь шмыгает носом, потирая его, на лице самодовольная улыбка.

— Я просил не единожды. Если вынудишь меня сделать это еще раз, я не отвечаю за свои действия.

Он фырчит, выражая свое безразличие, и откидывается на спинку кресла. Вижу, как в выражение ее лица проскальзывает высокомерие. Бесстрашие.

— Улыбочку, — говорит она просто, кладя одну ногу на другую и ….. улыбается.

Я хмурюсь. Улыбочку? Чему здесь улыбаться? Нечему.

— Миллер, давай же, — Тони изо всех сил пытается придать ситуации хоть немного спокойствия, и я отчаянно хочу, чтобы у него это вышло.

Идеально изогнутые брови Кэсси выгибаются еще больше.

— Хочешь немного?

— Нет, — выплевывает Миллер.

Она дует губка, а потом они изгибаются в хитрую улыбку.

— Это впервые.

Я выдыхаю, закашливаюсь, не в силах сдержать ни одну из реакций потрясения, срывающихся с губ. Он принимает наркотики? Ко всему прочему, я теперь должна добавить еще и зависимость?

— Я, блядь, тебя ненавижу, — шипит Миллер, наклоняясь к ней ближе.

— Она тебя уничтожает.

Он нависает над ней, угрожающе, ладони на белой, лакированной поверхности стола сжимаются в кулаки.

— Она меня спасает.

Смех Кэсси холодный и озлобленный, когда придвигается ближе к нему:

— Ничто тебя не спасет.

Я абсолютно оцепенела, пытаясь переварить этот новый всплеск просвещения и одновременно отчаянно пытаясь найти в себе силы, которые мне нужны, чтобы помочь Миллеру. Я смотрю на Тони, глазами умоляя его вмешаться.

Слишком поздно.

Миллер перегибается через стол и хватает Кэсси за горло.

Я кричу.

Происходящее маниакально. Нереально. Миллер потерял контроль, а ненормальная женщина перед ним, вместо того чтобы бояться за свою жизнь, просто смеется.

— Бога ради! — Тони бросается к ним и за то, что вмешался, получает удар в челюсть, но вместо того, чтобы отпрянуть, он продолжает бороться сильнее. Он знает, так же хорошо, как я, что у всего этого только один конец, и он включает в себя Кэсси в больнице. — Отцепись от нее!

— Она гребаный паразит! — рычит Миллер. — Жизнь достаточно дерьмовая и без ее помощи!

— Миллер! — Тони ударяет его по ребрам, заставляя Миллера вскрикнуть, а меня вздрогнуть. — Отвали!

Миллер отталкивается от стола и оборачивается с бешеной злостью.