Одна строчка в летописи

— Толковал с Захарием?

— Поведал главное, — закашлявшись прохрипел батюшка.

Стою я перед дьяконом, а сам поверить всему не могу. А он смотрит на меня пристально, аж муражки по телу побежали.

— Разумеешь ли, Захарий, на что идешь?

Кивнул я ему, разумею мол, а он и говорит мне:

— Не мёд, сын мой, тягло соглядатское, тяжела и опасна ноша быть глазами и ушами князя московского. Троих надёжных людей за два дня в Москву отправил — не прошли. Хитры ордынцы — внезапностью хотят князя взять, вот и заворачивают всех в Сарай — берегутся, проклятые. Но татар пройти — это ещё полдела, главное — до Москвы добраться. А дорога-то до Москвы длинная, лихих людишек на ней — словно лешаков в тёмном лесу: и убить могут, и в рабство продать.

Вспомнил я рассказ старца Макария о смелых соглядатаях и решился:

— Пройду! — говорю. — Умру, но пройду!

— Умереть-то не мудрено, — поучает меня дьякон, — дойти надобно.

Даже если придётся ползти из последних сил. Не рубить с плеча, коль попал в беду ненароком, а думать. Будешь думать — так тебе и ангелы в помощь. Ну, да ладно, как говорится: бог не выдаст, свинья не сьест. Перекрестил он меня и добавил:

— А за батюшку свого, Ивана Петровича, не беспокойся — приглядим.

А теперь слушай, что мы с ним надумали. Завтра караван из Сарая на Казань двинется. Третий день уже собираются. Шёлк повезут из Индии, пряности и многое другое. Богатый караван. Стражником при караване один русский служит, Андрей Залядов его кличут. Сговорились мы с ним, он тебя с собой вместо сына возмёт, за охранника. С хозяином каравана он перекалякал. Оружие и лошадь добрую мы тебе уже справили. Бог даст, дойдешь с караваном до Казани, а там на Владимир поворачивай. Как доберёшься до города — сразу к воеводе правь.

7

— И что? — спрашиваю я, — всё воеводе и передать?

— Боже тебя упаси, — перекрестил меня Фёдор, — никому ни слова!

В нашем соглядатском деле никому доверять нельзя. Никому! Скажешь, что гонец князя Дмитрия Ивановича из Золотой Орды по наиважнейшему делу. Попроси коня свежего и охрану надёжную для своей души.

— Как же! Охрану! Так воевода меня и послушает, — говорю я дьякону. — Кто он и кто такой Захарка Тютчев!

— А ты не корчи из себя большого человека. А то заведешь песню, как дитя малое, мол соглядатай я князя Дмитрия Ивановича и грудь колесом выгнешь из гордости скоморошьей. Помни главное — зачем ты послан и будь твёрд. А заупрямится если воевода, передай ему, что заглавный дружинник великого князя Семён Мелик голову с него за измену снимет. Как только в Москву попадешь — сразу прямиком к Семёну Мелику. Это он соглядатаев начальник. Передашь ему такие слова: тёмник Мамай собирает войско для раззора Руси. Ему обещали помощь князь Рязанский Олег и князь Литовский Ягайло. Первого сентября Мамай ждёт их дружины на реке Воронеж, чтобы, обьеденившись, атаковать земли русские. Запомнил?

Поцеловал я батюшку и отправился на другой день в путь. С караваном-то Фёдор хорошо придумал: никакой задержки не было. Перед Казанью моргнул мне Андрей Залядов, и растворился я в темноте. По ночам старался ехать, чтобы не угодить супротивнику в руки.

— А разбойники, деда, — спросила правнучка Мария, — как же ты их-то минул?

— Встречались души тёмные, да где им с соглядатаем самого князя справиться, как рубану мечом, так семеро валятся, а то и десяток. Силой меня бог не обидел, а коня, что дьякон Фёдор дал, никто догнать не мог. Ну, а у Владимира-града, я уже и не хоронился. Сам к дружинникам охранным подьехал.

— Ведите к воеводе, — говорю.

— Кто такой? — спросил меня воевода.

— Гонец князя Дмитрия Ивановича Захарий Тютчев. В Москву мне необходимо. Коня бы сменить и охрану мне надобно.

Пригласил он меня в избу, накормил и спать хотел уложить, только я супротивничал.

— Покушать можно, — ответил я ему, — а спать недосуг.

8

Понял он, что дело сурьёзное, позвал дружину надёжную и наказал им:

— Свезёте гонца в Москву. Да чтобы волоска с его головы не упало.

В Москве передал я всё, что мне наказано было, слово в слово Семёну Мелику, и отпустил он меня домой, а сам к князю поспешил. Я полетел до дому, но не успел я и Фросю облабызать, как дружинники Князя Великого по душу мою примчалися. К князю кликнули…

В этот момент на дворе возник шум. Захарий прервал свой рассказ и ждал, кто и с какой новостью войдёт в избу. В горницу вбежала взволнованная жена старшего сына:

— Батюшка, батюшка! Дружинники князя Василия по твою душу прибыли. К Князю кличут.

Вслед за ней на пороге появился дюжий дружинник. Придерживая рукой саблю, он низко поклонился Захарию и произнёс:

— Князь Василий Дмитриевич челом тебе бьёт и просит милостливо прибыть к нему в палаты без промедления.

— Что, старая, — выпятив грудь колесом, воскликнул Захарий, — не ты ли говорила, что для службы я уже стар? Послужу ещё отечеству!

Где моя сабля? Василий, седлай Гнедка.

Дружинник заулыбался, глядя на боевого деда и, состроив серьёзное лицо, произнёс:

— Саблю бы не надобно, да и лошадь седлать погодите. Телега ко двору подана, с соломой и подушками.

— Я — да на телеге? К самому князю Василию Дмитреевичу? — завозмущался Захарий, — да я вас, молокососы, еще десять раз на Масленнице обскачу.

В избе поднялся переполох и все принялись прихорашивать Захария. Наконец, вся гурьба вывалила во двор. Как не уговаривал дружинник деда Захария ехать в телеге, тот ни в какую не согласился. Не послушался он и жену.

— В телегу сядь, Захарушка, — просила Евдокия, — упадёшь с коня-то и расшибёшься.

Сыновья помогли ему взобраться на Гнедка, а стражник кивнул своим товарищам и они подьехали с двух сторон вплотную к Захарию, чтобы он нечаянно не свалился с лошади. Так и тронулись с места.

— Деда к великому князю покликали, деда к великому князю покликали, — на всю слободу орали бежавшие вслед правнуки.

9

— Что же князю от него надо? — весь день думала Ефросинья. — Какую службу может сослужить шестидесятилетний старик? Посольство? Какой из него уже посол, дунь ветер покрепче-повалится.

…Вернулся Захарий от князя, когда уже темень легла на двор. Вернее, его, пьяного до беспамятства, внесли в дом четверо дружинников, бережно уложили на лавку и, поклонившись, вышли.

Все поднялись и обступили мирно храпевшего Захария. Он спал, двумя руками прижимая к груди богато украшенную саблю. Золотом отливавшие ножны были усыпаны дорогими камнями, а в основании рукоятки сверкал огромный сапфир. Сыновья попытались вытащись из рук отца грозное оружие, но Захарий, как они не бились, так и не выпустил саблю из рук.