Однажды в Хорс-тауне
Шрифт:
— Это, конечно, меняет дело.
Их спор прервал стон Нуба.
— Черт, — выругался Винс, поднимаясь с кресла. — Давай потом поболтаем, ладно? Сейчас нужно во что бы то ни стало вытащить этого парня.
Линси кивнул и склонился над даркером.
— Помоги мне, — сказал он сыщику.
— Что нужно делать?
— Помоги снять плащ. Я стащу рукава, а потом ты немного приподнимаешь его…
Они взялись за дело. Пока Харпер расстегивал пуговицы, Винс спешно докуривал сигарету.
— Матерь божья… — пробормотал медбрат.
Под плащом обнаружилась еще одна рана —
— Ах, гаденыш! — воскликнул Винс. — Запахнул плащ, едва меня увидел. Теперь ясно, чего он в обморок упал!
Линси подкатил свитер, чтобы открыть живот даркера.
— Вроде бы неглубокая, — прокомментировал увиденное он. — Надо продезинфицировать… Черт, он чернее негра!..
Он рывком встал и устремился к платяному шкафу у стенки. Вытащив из верхнего ящика аптечку, Харпер поспешил обратно.
— Сейчас, сейчас… — он опустился на колени и раскрыл чемоданчик. — Будет немного больно…
С этими словами медбрат щедро плеснул на рану из какой-то склянки. Даркер заорал. По-видимому, боль была адской.
— Придержи его, — велел Харпер, закатывая на Нубе рукав свитера.
Еще немного бесцветной жидкости на вторую рану — еще один вопль бродяги.
— Чем ты его поливаешь? — поинтересовался детектив, пытаясь удержать брыкающегося Нуба. — Кипятком?
— Это для дезинфекции.
Понемногу даркер поутих и снова отключился. Линси промочил ватные тампоны жидкостью из бутылки и обложил ими раны.
— Пойду за ниткой с иголкой, — сказал он, закончив с этим ритуалом. — Нужно наложить швы.
— Без наркоза? — изумился сыщик.
— С ним, куда ж без него? — ухмыльнулся Линси. — Но необычным. Во время первой мировой полевые врачи давали пациенту сто грамм нашатыря. Отключало так, что хоть ногу пили — ничего не почувствует. Попробуем, пройдет ли такой трюк с твоим другом.
— Это безопасно?
— Определенный риск присутствует, но иначе нельзя. Я ведь не мясник, чтобы на живую его латать!
— Ну давай, пробуй, — кивнул Винс. — Что ж делать?
— Сейчас…
Линси ушел наверх, а сыщик остался наедине с Нубом. Присев рядом с даркером на корточки, он тихо спросил:
— Эх, парень, и чего же ты сразу не сказал про вторую дырку?
Коротышка засопел и даже приоткрыл левый глаз, после чего снова отключился. Лишь прерывистое дыхание выдавало в нем живого.
Интересно, каково это — просыпаться на мгновение лишь для того, чтобы снова провалиться в сон? Переноситься из реальности в забытье… Испытание не для слабонервных.
Сыщик, сам не понимая зачем, взял ладонь даркера и крепко сжал. Нуб в ответ промычал что-то нечленораздельное.
— Буду считать, что это «спасибо», — с улыбкой пробормотал Новал.
Вернулся Линси с рюмкой в руках.
— Слушай, может, не стоит вливать в него эту дрянь? — сказал сыщик, поднимаясь и отступая на шаг. — Он и так почти все время без сознания.
— Стоит мне проткнуть его иголкой, как сознание тут же вернется, — покачал головой Харпер. — Ты ведь не хочешь, чтобы бедолага мучался еще больше? Я полностью выключу его на пару часов, залатаю все бреши, и будет как новенький!
— Хочется
верить… Хотя мне старенький тоже вполне нравился.— В смысле? — не понял медбрат.
— Забудь, — махнул рукой Винс. — Чересчур своеобразный юмор.
— Ясно. Ладно, а теперь оставь свой юмор ненадолго и подними его голову.
Детектив повиновался. Совместными усилиями им удалось влить содержимое рюмки в рот даркера. Выждав несколько минут и убедившись, что Нуб не спешит возвращаться в сознание, Харпер взялся за иглу.
Винс отошел к окну и закурил. Ему совершенно не хотелось рассматривать миниатюру «Линси за работой». Впрочем, будь на месте Харпера даже прославленный Грегори Хаус, Новал все равно бы не купил билет на это представление.
— Как закончишь — свистни, — бросил сыщик через плечо.
— Угу, — промычал Линси, полностью поглощенный работой.
За окном царил ноябрь во всей его красе — неприглядный, холодный и темный. Лил дождь; порыв ветра сорвал с головы прохожего шляпу, и тот отчаянно гнался за ней, хлюпая ботинками по лужам. Шумел листвой вяз на углу. Ему было одиноко, и он расслабил ветви, позволяя негоднику-ветру срывать пожелтевшие листья и бросать их на тротуар. Одноногие фонари скупились на свет, отчего ночь казалась еще темней, чем обычно.
В общем, ноябрь этот ничем не отличался от других, виденных Новалом.
Еще один никчемный месяц еще одной серой осени.
Этому году недолго осталось. Туда-сюда — и уже Рождество. А там и новый год не за горами.
Скорее всего, он ничем не будет отличаться от других виденных мной. Люди будут также вяло ползать по улицам, уткнувшись взглядом в землю, чтобы — не дай Бог! — не посмотреть в глаза проходящего мимо.
Из дома — скорее на работу. Там — до вечера, и обратно домой. Два микромира, расстояние между которыми каждый стремится преодолеть как можно скорее, чтобы не пересечься с себе подобным. Человек забивает себе голову всякой ерундой, которую зовет «делами», чтобы за суетными мыслями спрятаться от этой бесполезной необходимости встречаться взглядом с другим прохожим. Он боится, что в чужих глазах отыщет что-то свое, и не сможет пройти мимо.
Когда я иду по улице, я тоже не поднимаю глаз. Но не потому, что я боюсь увидеть нечто свое, нет. Я боюсь, что кто-то увидит это нечто во мне, а я не смогу им поделиться, и стану защищаться привычными шутками и подколками.
Это своеобразный микромир, внутрь которого вам лучше не влезать. «Осторожно, высокое напряжение» — такую табличку я бы повесил у входа.
Они сидели наверху, в кабинете Линси. В початой бутылке, стоявшей на журнальном столике, еще было немного виски.
— Неплохая штука, — заметил Новал, сделав очередной глоток.
— Ну еще бы — двадцать баксов бутыль. Хотя, конечно, не «Мидлтон».
— Пил я твой «Мидлтон» пару дней назад. Дрянь, надо сказать, и денег своих не стоит.