Однажды в Марчелике 2
Шрифт:
— Что там? — спросила она с испугом.
— Солнечный ожог, — ответил Дан и принялся копаться в сумке. — Сейчас мазь найду, и ты смажешь свою будущую лысину.
— Что?! — девушка в ужасе уставилась на касадора. Губы у неё невольно задрожали, а на глаза навернулись непрошеные слёзы.
— Что слышала… — спокойно ответил Дан, а потом, наконец, выудил металлическую баночку и протянул её девушке. — Будешь забывать про шляпу, и всего через год обзаведёшься модной причёской!
— Какая же она модная? — возмутилась Пелла, успокаиваясь и принимая баночку с мазью.
— Модная-модная… — повторил Дан. — Каждый десятый
— Помру не лысая? — обиженная девушка принялась втирать мазь в кожу головы, отчего волосы быстро стали жирными и начали слипаться.
— Сохранишь волосы. На случай, если вдруг выживешь! — ответил Дан, и по его тону девушка поняла, что он не шутит.
Когда жизнь стоит меньше патрона, который её оборвёт, всегда есть шанс, что потенциальный убийца всё-таки пожалеет патрон, поступив с тобой по-христиански. Впрочем, шансы обычно невелики: если без револьвера или ружья людей в Марчелике встретить ещё можно, то без ножа — это вообще фантастика.
Ну и конечно же, вредный Дан отказался уходить, не сняв шкуру с хищника… Он объяснил это тем, что сандоклёры на окраинах центральных равнин — твари редкие, а броня у них очень крепкая. Первый выстрел бронебойной пули выдерживает, а значит, грех от таких чудесных материалов отказываться…
Вадсомад Старган, пустошь Пепо, 14 апреля 1936 года М.Х.
Мигель проснулся рано. Солнце едва-едва показалось самым краешком над горизонтом. Впрочем, света и без него было достаточно. Гробрудер всю вторую половину ночи сиял так ярко, что без фонаря можно было ходить. В фургоне стояла тишина, а занавеска рядом с кроватью Мэнолы была откинута. Сестры на месте не было…
Это было необычно, потому что Мэнола любила поспать до восхода. Избаловали её немного… Причём во всех смыслах. Раз она касадор, то к хозяйственным хлопотам её редко привлекали, да и поспать давали долго. При этом, касадоры её тоже работать не заставляли — всё-таки девушка… Ну и постоянное мужское внимание — право слово, и впрямь постоянное!..
Если честно, в последние месяцы Мигель пребывал в непреходящем ужасе: того и гляди, дрогнет девичье сердце, и согрешит сестра с кем-нибудь из его друзей…. И тогда станет у Мигеля на одного друга меньше, а на один труп на счету больше. Как и на один тяжкий грех на душе…
Тяжёлый жаркий вздох донёсся снаружи фургона. Мигель встрепенулся и быстро встал с кровати, спешно накидывая рубашку. Штаны он и так снимал лишь для того, чтобы в стирку отдать или по-большому сходить.
— Давай… Давай… — горячим шёпотом донеслось снаружи, и Мигель почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове, а руки потянулись к оружию.
Голос был мужской, а ещё из-за стены явственно слышалось пыхтение и какие-то ритмичные звуки. В голове Мигеля сразу возникла картина, от которой ему самому стало стыдно… Но раз уж одним из персонажей картины была его сестра, то Миг собирался жестоко покарать того, кто позарился на её девичью честь…
— Да, детка, давай… Да…
Вскипая, как котелок над костром, Мигель сплюнул на пол, чего обычно себе не позволял… А потом схватил винтовку, прислонённую к стене, и принялся искать патроны.
Голос он узнал. Голос принадлежал Иоганну…
И
Мигелю стало грустно и горько от того, что теперь придётся убить самого близкого друга…— Ещё! — голос стал громче, и Мигель понял, что больше не может этого выносить…
Оставив патроны в покое, касадор решительно распахнул дверь фургона. И застыл соляным столбом на пороге.
— Да, детка… Давай… Ещё чуть-чуть!.. — Иоганн сидел на брёвнышке рядом с костром и, высунув язык от напряжения, что-то вычищал из дула своего обожаемого «томаса». — Ага!..
Просияв, как марчельское солнышко, он вытащил ёршик из дула и радостно потряс ружьём, вытряхивая из него какую-то труху. И тут же заметил Мигеля, который заливался краской на пороге фургона — потому что, конечно же, понимал, как глупо выглядел минуту назад с перекошенной от злости рожей. И радовался хотя бы тому факту, что румянец на его смуглом лице почти не заметен.
А Иоганн тем временем приветливо улыбнулся старому приятелю:
— Доброе утро! Чего-то вы с сестрой рано сегодня! А ты чего с ружьём?
— Да вот… Услышал, как ты чистишь, и тоже решил!.. — Мигель смущённо кашлянул, радуясь тому, как быстро придумал отговорку. — Вот только комплект для чистки забыл…
— Да бери мой! — от щедроты души предложил Иоганн.
Давать заднюю было поздно… Мигель бы с удовольствием вздремнул ещё часок, но тогда Иоганну стало бы ясно, что с ружьём его друг выскочил из фургона вовсе не для чистки. Поэтому, тяжело вздохнув, защитник девичьей чести присел рядом, взял тряпочку из сундучка, добавил масла и принялся полировать оружие…
Мигель ненавидел чистить оружие. Мигель любил из оружия стрелять.
Со стороны отхожего места появилась Мэнола. Она критически осмотрела двух касадоров и покачала головой:
— Вот вам с утра заняться нечем…
— Нет ничего плохого в том, чтобы с восходом позаботиться о том, что даст тебе увидеть закат! — наставительно заявил Иоганн, подняв палец вверх.
— Лучше сейчас, чем когда будет лень… — неохотно согласился с ним Мигель.
— Идите вы к чёрту, мыслители долбанутые! — отмахнувшись, Мэнола сделала пару шагов к фургону.
А потом, обернувшись, выдала самым сладким голосом из всего доступного ей арсенала:
— Миг, а ты если своё чистишь, то, может, и моим займёшься? Пожа-а-а-алуйста!..
— Займётся, конечно! Неси! — вместо Мигеля ответил Иоганн. Необыкновенной душевной щедроты был парень…
Мигель с ненавистью глянул сначала на сестру, а затем на друга, но Мэнола уже скрылась в фургоне. А вскоре появилась из него со своим ружьём, которое и вручила брату.
— Ладно… Я ещё пойду посплю! — зевая, сказала она и благодарно погладила Мига по плечу.
С завистью посмотрев ей вслед, брат решил больше не кидаться на защиту её чести… Во всяком случае, в ближайшую неделю. А если эта кошка драная всё-таки влипнет в неприятности, то он лучше её саму пристрелит. Во всяком случае, оружия придётся меньше чистить… Да и мыться немного реже…
Лагерь просыпался. Из своего фургона вышла тётя Луиза и отправилась умываться к ручью. Следом выполз на порог сонный Бенедикт. Этот парень тоже любил поспать, но мама у него всегда вставала рано. А если уж живёшь в мамином фургоне — будь добр, подчиняйся её правилам. Один за одним, обитатели лагеря потихоньку просыпались и подтягивались на улицу.