Однажды в Марчелике 2

К тому же, метен был хоть и в возрасте, но весьма симпатичен — и вообще вызывал доверие. А спасаться от людоедов, конечно, лучше в компании симпатичных, хоть и пожилых принцев — чем ждать, когда до Стеинхольвега доберётся тот, единственный, потеряв своего белого жеребца где-то на полпути.

— Тебя как зовут? — осведомился Сыч, понимая, что отвязаться от девушки в ближайшее время не получится.

— Сили, метен… Сильвия! — сообщила та, изо всех сил стараясь не отстать.

— Держись за спиной, Сили! — сказал агент Акесекрета, проверяя револьвер и взводя курок. — И называй меня Сыч… Просто Сыч.

На пороге церкви шёл бой. Весьма необычный, но оттого не менее смертоносный. На крыльце, размахивая деревянной лавкой, стоял в обороне седой, как лунь, отец Иоахим. Может быть, лавка была и не самой большой в церкви, но даже Сыч не был уверен, что сумел бы ей так лихо махать.

Напротив крыльца, перепрыгивая через окровавленные тела четырёх собратьев, кружились в смертельном танце ещё пятеро людоедов. Они то и дело пытались достать старика своими заострёнными палками, но каждый раз натыкались на одну из многочисленных граней лавочки — которая, словно бабочка, порхала между ними и священником.

— Заряжай скорее, Бога ради, старая развратница! — орал смертельно уставший отец Иоахим.

— Чего это я развратница? — возмущался кто-то женским голосом из церкви.

— А кто соблазнял отца Иоанна?! — ревел священник, с натугой заставляя лавочку выписывать очередной пируэт.

— Так оно когда было-то, отец? Всё-то ты помнишь! — возмутился голос из церкви.

— Да заряди ты уже пистоль, женщина! — взревел отец Иоахим, который, наконец, досадно ошибся.

Один из хаблов ловко проскользнул под лавку и ударил в сторону священника деревянным копьецом. Абориген промахнулся, а вот Сыч — попал. Успел выстрелить. И тут же, уворачиваясь от другого деревянного снаряда, агент Акесекрета вынужден был метнуться в сторону, заодно прихватив и девушку, которая пряталась за его спиной.

В это время второй хабл сумел проскочить поближе к святому отцу — и даже занёс копьё. Но из церкви как раз выскочила благообразная старушка, держа в руках древний, как дерьмо коров времён первых королевств, «райо» — и надавила на спусковой крючок. Щёлкнул кремень, высекая искру, вспыхнул порох на полке, и прежде чем хабл успел проткнуть отца Иоахима своим деревянным оружием — его просто-напросто снесло с крыльца.

Снесло с крыльца и старушку, но она летела в обратную сторону — назад в церковь, как и положено старой грешнице. Или же, напротив, воспарившему ангелу. И даже потёртая ряса отца Иоахима всколыхнулась от воздушных возмущений вокруг.

— Женщина! Тебе надо было зарядить, а не стрелять! — возмущённо взревел священник, кидаясь в самоубийственную атаку на двух оставшихся хаблов.

Внимательный читатель заметит, что хаблов должно было остаться три… Но это же «райо»! Внебрачный отпрыск аркебузы и осадного ружья!.. Пробил одного — добрался до второго! Не просто так ведь грешная старушка внезапно уподобилась ангелам и поднялась в воздух.

Впрочем, как бы то ни было, самоубийственной атака отца Иоахима была бы лишь в том случае, если бы поблизости не было Сыча.

Агент Акесекрета прицелился снова и, бормоча под нос то ли молитву, то ли проклятья, пристрелил ещё одного налётчика-людоеда. Последний хабл понял, что силы уж больно неравны и попытался дать стрекача — но первый же удар увесистой лавочки по уродливой тыковке обрушил его в дорожную пыль. А два добивающих удара лишили и без того некрасивую голову даже той формы, которую она имела до нападения…

— Слава тебе, Господь милосердный! — сообщил в небо отец Иоахим, ставя лавочку торцом на землю и буквально повисая на ней от усталости. — И что ты тут делаешь, Сыч?!

— Отчитываться приехал, — сообщил тот, подходя ближе.

— А она что тут делает? Да ещё и в таком виде?! — возмутился священник, указывая на Сили.

— Прячусь! — пискнула девушка, старательно прикрывая полушария груди, выглядывающие из корсета, руками.

— А!.. Хм!.. — священник хотел сказать что-то ещё, но не стал. Время было явно неподходящим для накладывания епитимьи.

Вместо этого он обернулся к церкви и зычно крикнул:

— Эй! Кошёлка старая, ты жива?

Ответил ему нестройный хор голосов, что мол, да, жива я. Похоже, не меньше двух десятков «старых кошёлок» решили подать голос.

— Да не вы, прости Господи! А та, которая стреляла! — рявкнул отец Иоахим.

— Жива она, святой отец! Жива! Только не шевелится! — ответил ему женский голос после непродолжительного шушуканья. — Головой, видать, об лавку стукнулась.

— Роза, это ты, что ли? — переспросил отец Иоахим. — Так, ладно… Берите её и идите все к моему дому. Ну и ты, Сыч, давай за мной…

Вдали затрещали выстрелы. Судя по направлению, посетители салуна как раз внепланово стали посетителями борделя — и что-то не поделили с аборигенами. Видимо, взгляды на правильное обращение с женщинами. Над просыпающимся от вечерней дрёмы Стеинхольвегом раздавались яростные крики и истошные визги хаблов…

Во главе своей постоянной паствы отец Иоахим пересёк дорогу и вошёл в дом. Раскрыв чулан с алкоголем, он выудил из угла немалых размеров свёрток. Внутри него покоились и ждали своего часа ружья, револьверы и винтовки. К слову, собранные с трупов всех тех дельтианцев, которые имели неосторожность заглянуть в мирный городок. Свёрток был вынесен прихожанам и отдан на непостыдное разграбление.

— Патроны нужны! — сообщила одна из старушек, с серьёзным видом проверяя изящный револьвер «хелена», украшенный цветочной гравировкой.

— Кладите эту бесчувственную в доме! — приказал отец Иоахим. — И вперёд, к старому Михелю! Раз уж не ходит два месяца в церковь, так пусть хотя бы платит патронами!

…В ту ночь хаблы впервые узнали, что маленький и мирный с виду городок людей может хранить в себе столь ужасающие секреты, прикасаться к которым не стоит — даже если собираешься закусить носителями этих секретов.

И вообще еду стоит выбирать не там, где тихо, а там, где огрызаться не будут. Стеинхольвег огрызался. И огрызался так, что стремительный налёт хаблов на город — вдруг! — превратился в стремительный налёт города на хаблов.

И спаслись те немногие аборигены, что вовремя обратились в бегство, лишь потому, что самые опытные бойцы города были слишком стары, чтобы долго преследовать шустрого противника…

Конечно, в Стеинхольвеге не обошлось без жертв, но, добравшись до стойбища аборигенов, люди устроили в ответ столь жестокий геноцид, что сюда ещё долгие годы боялись захаживать что хаблы, что григио, что даже дикие звери вроде сандоклёров.

Да что там!.. Вся Марчелика теперь знала, куда не стоит соваться, если не хочешь огрести…