Однажды в октябре

В этот момент в закуток вернулся донельзя довольный Сталин. Он залпом допил уже остывший чай, лихо разгладил свои усы, и с улыбкой сказал:

– О чем шушукаемся, господа-товарищи? А я едва успел, буквально в последнюю минуту остановил выход номера. Если бы вы слышали, какими словами меня крыл метранпаж! Таких загибов я не слыхал даже от уголовников в Баиловской тюрьме. Но я все же уговорил его срочно переверстать первую полосу. И наша большевистская газета первая и единственная сегодня сообщит о славной победе НАШЕЙ большевистской эскадры… – Сталин вопросительно посмотрел на меня и, дождавшись моей легкой улыбки и короткого кивка, продолжил: – …над германским флотом, рвавшимся к Красному Петрограду.

– Все правильно, товарищ Сталин, – еще раз кивнул я, – мы там, у себя на эскадре, готовясь к сегодняшней миссии, решили вам немного помочь. Во время боя наш кинооператор вел съемку на месте событий, и мы решили на своем полиграфическом оборудовании напечатать примерно полторы сотни цветных плакатов-афиш, которые неплохо бы сегодня же расклеить на афишных тумбах города. В них будут самые эффектные кадры взрывающихся и горящих германских судов, пленных немецких солдат и офицеров в мокрой и грязной форме. А также сообщение о том, что все подробности о сражении в Рижском заливе можно будет прочитать в вечернем выпуске газеты «Рабочий путь». Сейчас как раз заканчивают печатать эти плакаты. Кроме того, к завтрашнему утру материал будет переведен на кинопленку привычного вам формата, и неплохо было бы организовать просмотр фильма для всех желающих. В придачу к этому вы получите в самое ближайшее время, – я посмотрел на часы, – где-то к полудню, целую пачку фотографий с места сражения и репортаж, написанный нашими журналистами. Товарищ Сталин, вы успеете сделать цинковки к вечернему номеру и набрать тексты? Учтите, что номер получится раза в три-четыре толще, чем обычно.

– Сделаем, в лепешку разобьемся, но сделаем! – Сталин от азарта даже вскочил с места. Глаза его горели, весь он был готов тут же сорваться и помчаться делать номер, который будет информационной бомбой огромной силы.

– А вы успеете к полудню доставить с Моонзунда фото? – скептически спросил генерал Потапов. – Ведь расстояние от Эзеля до Петрограда немаленькое…

– Успеем, Николай Михайлович, – успокоил я Потапова. – Летательному аппарату, который доставил нас в Петроград, понадобилось всего час двадцать минут, чтобы преодолеть расстояние от местоположения нашей эскадры. Как только материалы будут готовы, вертолет вышлют немедленно. О его вылете нас предупредят заранее по радио.

Увидев изумленный взгляд генерала, я пояснил:

– Николай Михайлович, вертолет – это такая винтокрылая машина, которая может подниматься и опускаться вертикально, и передвигаться по воздуху со скоростью 250 верст в час. Вот только это очень шумная и заметная машина… Мы-то прилетели ночью, когда никто лишний раз носа на улицу не высунет. А вот как быть днем? Могут возникнуть сложности в связи с тем, что посадка вертолета привлечет внимание множества зевак. Николай Михайлович, видимо, придется сажать ее где-нибудь подальше от города. Может быть, вы предложите подходящее место?

В разговор неожиданно вмешался Сталин:

– Не вижу проблемы, товарищи. Мы все равно во всеуслышание заявим, что немцев разбила наша большевистская эскадра, построенная на деньги партии, к примеру, в Америке. Вы сказали, что ваш вертолет может опускаться вертикально. Так вот, товарищи, если он опустится во дворе этого здания, то это только еще больше убедит людей в нашей правоте.

Я побарабанил пальцами по столу.

– Тогда, товарищ Сталин, как говорят на Востоке: «Если вскочил на спину бешеного тигра, то скачи, а то он тебя разорвет…»

– Что ви имеете в виду, товарищ Тамбовцев? – Сталин присел напротив меня. – Я вас не совсем понимаю.

Я вздохнул.

– Товарищ Сталин, давайте я буду говорить откровенно…

Он задумчиво кивнул и сказал:

– Мне кажется, это будет непростой разговор.

– А кто вам обещал, что все будет легко и просто? – парировал я.

– Тоже верно, – согласился Сталин, – но нет таких крепостей на свете, которые не смогли бы взять большевики. Говорите, товарищ Тамбовцев, я вас внимательно слушаю.

– Примерно через сутки в Петрограде высадятся примерно пять сотен бойцов, прекрасно обученных, вооруженных и экипированных. С учетом их подготовки, вооружения, техники, боевого духа и решимости, их можно было бы приравнять к нынешнему армейскому корпусу. Теперь вы понимаете, что «бешеный тигр», о котором говорится в пословице, уже на подходе. Попав в город, наши люди пинком вышвырнут правительство Керенского, и власть можно будет передать в руки тех, кто остановит распад страны и превращение ее в колонию европейских государств. И не только европейских. Вакуум власти надо заполнить немедленно. Мы с Николаем Михайловичем, несмотря на то, что нас разделяет без малого век, единогласно сошлись в одном – силой, которая будет способна остановить распад страны и иностранную интервенцию, могут стать только большевики. Только тут возникает вопрос: согласны ли партия большевиков вообще и товарищ Сталин в частности взять на себя этот страшный груз ответственности? Скажу сразу: в наше время большевики взяли власть и спасли страну. Но каких жертв и крови это все стоило… Мы хотим, чтобы те муки страдания в этот раз не повторились.

По ходу моего рассказа Сталин то краснел, то бледнел. На его лице явственно обозначились оспинки, обычно незаметные. Потом он вытянул из кармана коробку с папиросами и закурил. Я ему не мешал, и не торопил с ответом. Такую информацию нужно переварить не спеша.

Наконец, раздавив в пепельнице окурок, Иосиф Виссарионович пристально посмотрел на меня. За эти пять минут он будто постарел на десять лет.

– Непростую задачу, товарищ Тамбовцев, вы поставили передо мной. Мне приходилось бежать с каторги, участвовать в «эксах», не бояться ни Бога, ни черта. Но каждый раз что-то приходилось делать впервые. Как вы правильно заметили, товарищ Тамбовцев, нам, большевикам, никто не обещал, что будет легко. Могу ли я переговорить с адмиралом Ларионовым?

– Можете, товарищ Сталин, только я бы посоветовал вам побеседовать с Виктором Сергеевичем вживую, с глазу на глаз. Вы прекрасно понимаете, почему именно так, а иначе…

А вот радиостанция нам сейчас понадобится. Надо согласовать время и место передачи «посылки» из будущего.

По рации я вызвал в типографию Вадима Свиридова с его «мобильным радиоузлом» за спиной. Зайдя в закуток, он быстро, по-деловому, скинул рацию с плеч и стал разворачивать свою бандуру, что-то бормоча себе под нос. Минуту спустя, включив питание, Вадим стал настраивать рацию, перебирая каналы. Генерал Потапов с изумлением смотрел на нашего «маркони». Ведь полевые радиостанции в это время представляли из себя кучу ящиков и сундуков, перевозимых на двух пароконных повозках.

Наконец, видимо, добившись приемлемого результата, Вадим быстро проговорил:

– Гнездо, я Пегий, как меня слышите, прием?

Вадим вызывал флагмана нашей эскадры. Среди шороха и потрескивания мы услышали голос радиста с «Кузнецова»:

– Пегий, я Гнездо, слышу вас на четверку, прием…

Я взял у нашего радиста микрофон и сказал:

– Гнездо, я Дед, дайте Третьего.

Некоторое время пришлось подождать – и вот в динамике прозвучал вполне узнаваемый знакомый голос Коли Ильина, моего бывшего коллеги:

– Дед, я Третий, слушаю тебя, прием.

– Третий, я Дед, – сказал я, – когда будет отправлена посылка для товарища Сталина? Мы готовы принять ее в любое время, прием.

После короткой паузы Ильин ответил:

– Дед, посылку вам отправим через минут сорок, у нас возникли небольшие трудности при печати. Но, уверен, картинка всем очень понравятся. Все, что называется, в цвете, снимали с подсветкой от горящих германских кораблей.

– Третий, я Дед, будем ждать вашего сигнала…