Однажды в октябре
Шрифт:
Оторвавшись от наблюдения, он ответил Звереву:
– Я, мичман, знаю столько же, сколько и ты. Скажу только, что я на одной такой летающей машине флаг наш андреевский видал, а значит, они не англичане и не мериканцы. Наши это, русские. Пойдем, поможешь рапорт товарищу Дыбенко составить. В юзограмме напишем все как есть, что видели своими глазами. Германца побито несметно, и народа, и кораблей. Может, товарищ Дыбенко чего знает?
Тем временем взрывы в заливе прекратились. И тогда с моря до артиллеристов батареи, задробивших стрельбу, донеслись крики ужаса. Это орали немецкие солдаты, сошедшие с ума во время страшной бомбардировки.
Солнце еще не взошло, но уже было светло. Немецкие солдаты, безуспешно пытаясь спастись, сотнями барахтались в холодной
Когда солнце наконец появилось из-за горизонта, к берегу мыса Хундерсорт волны стали выносить трупы в спасательных жилетах и без них. Их было много, очень много…
Выбросившиеся на пустынный берег десантные и боевые суда германцев продолжали гореть. Всю поверхность бухты усеяли обломки уничтоженных кораблей, трупы десантников в серых мундирах и моряков в черных форменках.
Командир и комиссар батареи отправив рапорт Дыбенко и заодно комфлота Бахиреву, снарядили из добровольцев группу, которая на баркасе обследовала берег бухты Тагалахт и немецкие корабли, выбросившиеся на мелководье. Никто из тех, кто сумел выбраться из воды и уцелеть на разбитых, изрешеченных осколками транспортах и плашкоутах, и не подумал оказать сопротивление. Противник был настолько деморализован, что при приближении патруля тут же поднимал руки. Тем более что большинство немецких солдат давно потеряли свое оружие в море. Некоторые из уцелевших немецких десантников и моряков находились явно в невменяемом состоянии. Часть из них просто спятила. Те же, что сохранили разум, в ужасе что-то бормотали. Мичман Зверев, немного знавший немецкий язык, перевел комиссару Москвину и другим матросам то, о чем рассказывали немцы.
По их словам, они вышли из Либавы в составе десантного корпуса, чтобы захватить острова Моонзундского архипелага. На транспорты было погружено все необходимое для постройки пристаней в месте высадки. Командиры сказали им, что русская армия сражаться не будет и что им предстоит просто легкая прогулка: бравые солдаты кайзера сойдут на берег, не замочив ног, и одним своим видом разгонят «русише швайне», которые уже закончили для себя войну и ждут не дождутся, когда немцы возьмут их в плен. И вот тогда, когда от начальников десантных партий уже поступила команда приготовиться к началу высадки, и произошло самое страшное.
Тут немцы начинали дрожать и нести околесицу. Они бормотали что-то о «летающей смерти», об «оружии бога Тора», и о «крылатых всадниках Апокалипсиса». По словам пленных, вдруг разверзлись небеса и на них набросились все силы ада. И что они – три десятка человек – это все, что осталось от десантного корпуса германской армии.
По мере того, как мичман Зверев переводил то, что рассказали пленные, у русских моряков, слушавших этот рассказ, от ужаса зашевелились волосы на голове. Те, кто еще верил в Бога, стали тайком креститься. Можно было верить пленным или не верить, но почти все из того, о чем они рассказывали, моряки видели своими глазами. И главное – молодые немцы, испытавшие на себе всю мощь неизвестного противника, за одно, проклятое для них утро, стали седыми. Мичман Зверев, считавший себя просвещенным атеистом, и комиссар Москвин, который давно не верил ни в Бога в черта, тоже вдруг почувствовали себя неуютно.
Приказав артиллеристам собрать всех пленных в одном из пустующих капониров батареи, они отправились на КП ждать новых данных об обстановке на море и хоть каких-то распоряжений от командования флота и Центробалта.
12 октября (29 сентября) 1917 года, Петроград. Кавалергардская улица дом 40, типография газеты «Рабочий путь»
Александр Васильевич Тамбовцев
Сталин взял переданную ему юзограмму и стал внимательно ее читать. Потом хмыкнул, перечитал снова и протянул бланк генералу Потапову.
– Извините,
товарищи, – усталым голосом сказал Сталин, – только теперь я могу поверить в то, что вы мне рассказали. Слишком уж фантастически все это звучало. Как вы там сказали – «мы люди из будущего, с русской военной эскадры, прибывшей к нам из 2012 года…» А вот теперь, после этого сообщения Центробалта, я даже не знаю что и думать… – Он прошелся по выгородке взад-вперед, потом повернулся в нашу сторону и посмотрел эдаким своим пронзительным «тигриным» взглядом и произнес тихо и серьезно: – Мне ничего не остается, как поверить вам…В ответ на это я только слегка улыбнулся. Ведь доказательств нашей «нездешности» было у нас достаточно. Тем временем генерал Потапов в свою очередь два раза перечитал сообщение, крякнул, снял с носа пенсне и тщательно его протер белоснежным носовым платком.
– Да, как все просто… – сказал он, – и как все страшно. Еще в середине августа мы получили от наших агентов информацию о том, что германцы готовятся к прорыву в Рижский залив. Сказать честно, никто из нас даже и не рассчитывал, что армия и флот, находящиеся в сильнейшей степени разложения, смогут отразить немецкий удар. Но сейчас наблюдатели на Эзеле сообщают, что в море горят и взрываются немецкие транспортные и боевые корабли, в заливе Тагалахт волны выносят на берег трупы немецких солдат и моряков… – Генерал вздохнул. – Южнее селения Памерорт на берег выбросился поврежденный германский крейсер. Батареи Балтфлота открыли огонь по освещенным пожаром немецким кораблям. На ноги поднят Разведотдел Балтфлота, служба радиоперехвата каперанга Ивана Ивановича Рейнгартена пытается перехватить вражеские радиограммы и определить уровень немецких потерь.
– Наши определят быстрее, – машинально сказал я, потом вспомнил о самом главном и повернулся к Иосифу Виссарионовичу. – Товарищ Сталин, сегодняшний номер «Рабочего пути» уже печатают?
– Ай, бодиши! – воскликнул будущий «вождь и учитель», быстро ухватив мою мысль; от волнения у него на мгновение прорезался резкий кавказский акцент. – Адын момент, таварищи… – И главред «Рабочего Пути» почти бегом отправился куда-то вглубь типографии.
А генерал Потапов, еще раз пробежав послание Центробалта, задумчиво посмотрел на меня и сказал:
– Не знаю, как к вам и обращаться-то…
– Николай Михайлович, – ответил я, – у нас принято обращение «товарищ», но если вам оно непривычно или неприятно, то можете называть нас по имени и отчеству.
– Хорошо, Александр Васильевич, – кивнул тот. – В силу моих должностных обязанностей сейчас меня интересует, каковы дальнейшие планы вашего командования? Дело вот в чем… – Генерал в раздумьях снова начал протирать пенсне. – Германцев вы разбили. Этот фигляр и болтун Керенский, естественно, завтра же объявит себя великим полководцем и припишет себе все заслуги в поражении немецкого флота. А это плохо: лавры победителя могут, хоть и ненадолго, прибавить ему популярности…
Я с интересом посмотрел на генерала.
– Это проблема вполне решаемая, Николай Михайлович. Подумайте сами – не остановить германцев мы не могли. Мы же все-таки русские. Дело еще в том, что десант во время транспортировки по морю весьма уязвим, выбивать же потом уже высадившийся германский корпус было бы трудно и чревато большими потерями. Чтобы окончательно свергнуть всеми презираемое Временное Правительство, теперь остается лишь уговорить товарища Сталина официально возглавить партию большевиков и взять власть в стране в свои руки. Причем сделать это надо как можно быстрее. Первым шагом к этому станет сегодняшний выпуск «Рабочего Пути»: утренний – с анонсом, и вечерний – с подробным репортажем с места сражения. К завтрашнему утру газета «Рабочий путь» станет самой популярной газетой в Петрограде, а партия большевиков – самой популярной партией в России. Уже сегодня вечером не мальчишки-газетчики будут бегать за читателями, предлагая ее купить, а читатели будут бегать за этими мальчишками в надежде найти газету с описанием разгрома германцев. А что именно будет в вечернем номере – о том особый разговор…