Однажды в Вестеросе

— Стало быть, — Эйрис плеснул в кубок ещё вина.

— Тогда мне остаётся только поставить тебя перед фактом, что ни Элия, ни дети никуда не поедут, — и прежде, чем Эйрис разошёлся в гневной тираде, которая уже отчётливо читалась на его лице, Рейгар добавил: — У Таргариенов может быть принято всё, что угодно, но это мои дети. И мои дети останутся подле меня. Или я еду на Драконий Камень вместе с Элией и детьми, или мы все остаёмся в Королевской Гавани. Решать вам, Ваше Величество, — Рейгар не удержался, чтобы не выказать отцу своё презрение этими двумя словами: «Ваше Величество».

— Ты мой наследник, — голос Эйриса становился всё тише, и это делало его похожим на шипение змеи. – Ты не должен покидать Королевскую Гавань. Я более не уверен в преданности своих знаменосцев.

— Значит, стало быть, я должен оставаться в безопасности, а Элия должна с детьми отбыть на Драконий Камень? Я правильно понял?

— Безопасность этой дорнийской шлюхи меня не интересует.

— А безопасность моего наследника?

Эйрис задумался. Он поднялся со стула и отошёл к окну. Рейгару показалось, что он задал отцу неразрешимую задачу, ответа на которую он не сможет найти. Но Рейгару уже порядком надоели его выдумки. Каждый день его раздражало что-то новое. И просто так сложилось, что сегодня это Элия, которую он раньше никогда не называл шлюхой.

— Пусть Эйгон остаётся.

— Без матери он умрёт, отец, — спокойно возразил Рейгар. – Если ты не в курсе, младенцы питаются материнским молоком, а не вином и мясом.

Эйрис метнул на сына яростный взгляд. Однако, Рейгар знал, что ему ничего не грозит. Больше чем смерти его отец боялся только ничего не оставить после себя. А залогом его наследия был он – Рейгар.

— Отец, — Рейгар снова встал, — Элия с детьми останется здесь. Если тебе угодно, мы переедем в какую-нибудь более дальнюю часть замка. Я приставлю к ней Ливена. И ни дети, ни Элия тебя более не побеспокоят. Если же тебе так неймётся, я отправлю их на Драконий Камень, но тогда я поеду с ними. Я всё сказал.

Эйрис подошёл к сыну и наклонился к его уху:

— Я чувствую, что-то происходит. Я чувствую ненависть Ланнистеров за то, что я отверг их златокудрую Серсею. И Элия напоминает мне каждый день, что я поставил всё под удар одним лишь браком её с тобой. Ты же знаешь, сын, что Ланнистеры весьма могущественны. Многие из лордов не соизволили прибыть на празднество по случаю рождения твоего сына. Я чувствую, назревает бунт. И не только с Юга. С Севера, Запада, Востока. Я не удивлюсь, если Дорн тоже точит на нас зуб, — он шептал быстро и почти неразборчиво.

Но Рейгару даже не нужно было вникать в это, чтобы понять, что у отца начался очередной приступ подозрительности, которая давно перетекла в навязчивую паранойю. Эти приступы становились всё чаще, и Рейгар не мог смотреть на это без содрогания. Он боялся, что и его ждёт нечто подобное.

— Отец, тебе нужно отдохнуть.

— Что?! – в глазах Эйриса полыхнул огонь. – Ты думаешь, это всё просто выдумки?! Оглядись, сын! Война начнётся, а ты даже не успеешь оглянуться!

Рейгар не обращал внимания, он развернулся и зашагал к двери. Мимо его головы пролетел кубок и ударился о стену, обдав его брызгами вина. Но Рейгар и бровью не повёл.

— Глупец! Я поражаюсь, как мог породить на свет такого глупца, как ты!!! Из-за тебя я могу потерять всё! – кричал вдогонку сыну Безумный король.

Прежде чем закрыть дверь, Рейгар слышал, как упал стул и что-то разбилось. У двери стоял Гвейн Гаунт.

— Поаккуратнее, Гвейн, — предупредил гвардейца Рейгар, — король в припадке. Я тебя умоляю, не попади ему под горячую руку.

Кронпринц увидел, как от ужаса перекосилось лицо Гвейна, но не мог его отпустить, потому что в таком случае ему стопроцентно грозила смерть.

Служба в Королевской гвардии с каждым днём всё больше походила на игру со смертью: никогда не знаешь, выживешь ли ты после очередного караула у дверей королевских покоев или нет.

Рейгар поспешил по коридору к Элии. Он должен был предупредить Ливена, чтобы он не сводил глаз со своей племянницы.

Рейгару было от всего этого тошно. Он прижал руку к груди и почувствовал бумагу под тончайшим шёлком. Его воротило от всего: от этих выдуманных заговоров, требований и диких прихотей отца. Кажется, не только в Лианне Старк что-то сломалось.

Элия сидела на софе, сгорбившись над Эйгоном, который лежал на её коленях и спал. Маленький, розовенький, с пепельным пушком на голове. Рейгар стоял в тени, прислонившись спиной к стене, и просто смотрел. Хоть Элия Мартелл так и не стала для него родным человеком, этот розовый комок на её коленях был его сыном. У ног матери на махровом ковре сидела маленькая Рейенис. Её пепельные волосы были собраны в косичку, а сама она была в фиалкового цвета платье, таком же маленьком, как и она. Рейенис усиленно не давала своему чёрному котёнку убежать от неё, Балерион же упирался всеми четырьмя лапами и старался спастись бегством, жалобно мяукая.

— Рейенис, зачем ты его мучаешь? Будь с ним мягче, и он сам к тебе вернётся, — с улыбкой произнёс Рейгар.

— Папа! — девочка вскочила на ноги и побежала к отцу.

Рейгар подхватил её на руки и посмотрел на жену. Та не шелохнулась, она всё так же нежно гладила сына по щеке. Она давно стала такой. Элия никогда не была страстной, она была спокойной и уравновешенной. Совсем не типичная дорнийка. Рейгар, когда отец заявил, что он женится на деве Мартелл, представил себе смуглянку с копной чёрных волос и карими глазами с лёгкой хитринкой, страстную и эмоциональную, похожую на маленький шторм. Но после встречи с Элией Рейгар был несколько озадачен, если не сказать разочарован: она оказалась невысокой, бледной, с мягкими каштановыми волосами, глазами цвета шоколада и абсолютно покладистым характером. Ни огня, ни страсти, которые присущи дорнийцам, в ней не было. Да и здоровьем она была не очень крепка. Но со временем оказалось, что болезненная и бледная Элия вполне в силах произвести на свет потомство. Сначала маленькая Рейенис, затем Эйгон. Рейгар был искренне благодарен этой женщине за то, что она подарила ему эти два настоящих сокровища. Но даже за это он ее полюбить не сумел.

— Элия, — Рейгар поставил Рейенис на ноги, и та тут же бросилась на поиски Балериона, который, воспользовавшись ситуацией, куда-то спрятался.

Дорнийка подняла на него свои уставшие глаза. Рейгар знал, что жена плохо спит ночами. Эти роды дались ей очень тяжело, а Эйгон оказался весьма характерным ребёнком, он ни на минуту не оставлял мать в покое: Элия никому не доверяла своё дитя.

На секунду Рейгар увидел Лианну, обратившую к нему своё лучистое лицо. Но, тряхнув головой, он прогнал внезапное наваждение. Элия выжидающе на него смотрела: ни злости, ни каких-либо других негативных эмоций её лицо не выражало. Рейгар вспомнил, как Элия улыбнулась ему на Харренхолльском турнире. После того, как он водрузил венок на голову Лианны Старк. Улыбнулась так, словно он не опозорил её на глазах всей знати Вестероса, словно она просто гордится своим мужем, который одержал победу. И сердце Рейгара от этих воспоминаний сжалось. Он почувствовал укол совести: сильный и болезненный. Элия Мартелл не заслужила того, как он с ней поступал. Как и не заслужила она того, что ей приходилось терпеть при дворе. Рейгару часто казалось, что всего этого слишком много для такой хрупкой женщины, как Элия Мартелл. Но каждый раз она заставляла его удивиться тому, какой сильной она бывает, несмотря ни на что.

«Почему ты не смог полюбить эту женщину, Рейгар? — спросил принц сам себя, не спуская глаз со своей жены. — Почему ты не можешь быть доволен тем, что у тебя и без того есть?»

И он снова вспомнил юную Лианну, которая за одно мгновение перевернула его мир с ног на голову.

— Рейгар? — голос Элии был мягким и мелодичным.

Рейгар встрепенулся, словно бы очнулся ото сна. Элия ждала.

— Где Ливен? Я не видел его, когда пришёл.

— Он сказал, что-то ему нужно было сделать. Если я не ошибаюсь, сир Барристан просил его о чём-то, — Элия говорила очень тихо, чтобы не разбудить спящего сына, хотя сейчас он спал крепче, чем все в Красном Замке вместе взятые.