Однажды вечером в Париже

Была ли там, в окне, Мелани, ее ли руку я увидел в то мгновение, когда она закрывала окно? Значит, она в Париже? И не пришла в «Синема парадиз», как мы договорились? Или я увидел руку другой женщины, незнакомой, и вообще перепутал – это чужое окно? Ну хорошо, но кто же тот мужчина, который пять минут назад уехал на такси?

В ветвях надо мной опять послышалось шебуршание – я вздрогнул. Что-то метнулось сверху – прямо передо мной приземлился громадный черный кот и уставился на меня зелеными глазищами.

В тот момент я, конечно, не догадывался, что все это неспроста, да и с какой стати пришло бы мне в голову, что явление во дворе громадного черного кота с горящими зелеными глазами могло навести меня на разгадку хотя бы одной тайны из многих.

Но тогда мне странным образом вспомнилась сцена из старого фильма Престона Стёрджеса: в кадре пробегает черная кошка, женщина спрашивает мужчину, правда ли, что это примета, а он отвечает: примета или нет – зависит от того, что с тобой потом произойдет.

Улица Бургонь словно вымерла, на улице Варенн я тоже не встретил ни души, когда в задумчивости, порядком приунывший, побрел домой. Не видно было даже никого из охранников, темные силуэты которых вечно маячат на фоне светло-песочных фасадов правительственных зданий. Газетные киоски, антикварные магазины, маленькие зеленные лавки, булочные, из дверей которых по утрам тянет таким заманчивым запахом свежего багета, кондитерские, где вас всегда ждут искусно приготовленные пирожные и пирожки и чуть желтоватые меренги, формой напоминающие мелкие кучевые облака, а когда надкусишь, рассыпающиеся во рту в тончайшую сладкую пудру; рестораны, кафе, дешевые забегаловки, где днем вам за смехотворную цену подадут coq au vin, цыпленка в вине, с листьями цикория и стакан красного вина… Все закрыто, все жалюзи опущены.

В этот час Париж был точно покинутая планета. И я был бесконечно одиноким ее обитателем.

15

^– Н-да… – Робер безмятежно принялся намазывать круассан маслом и повидлом. – Я ведь сразу тебе сказал, что ты допустил оплошность, не взяв у нее номер телефона. Вот теперь и расхлебывай. Раз уж ты спросил о моем мнении, изволь: дело твое плохо.

Спросил-то я по глупости. Да, я сам позвонил ему рано утром и предложил встретиться. Мне надо было с кем-нибудь поговорить. Нет, не с кем-нибудь – с хорошим другом. Но у настоящих хороших друзей есть плохое свойство – они не всегда говорят то, что тебе приятно слышать.

Мы уже с девяти утра сидели на улице Жакоб, на террасе маленького кафе, перед отелем «Дануб», и обсуждали случившееся.

Я подозвал официантку – высоченную, с неестественно вытянутой вперед шеей и большим тяжелым узлом темных волос на затылке – и заказал еще кофе с молоком, надеясь, что после второй чашки мысли мало-мальски придут в порядок.

Спал я плохо. Робер, конечно, молодчина: это утро он мог бы провести дома, благо у него не было лекций, но он согласился прийти в кафе и выслушал мой рассказ о событиях минувшей ночи, моих сомнениях и предположениях. Признаюсь, я вел себя как неблагодарный чурбан, но я же надеялся, что получу более ощутимую моральную поддержку. Я угрюмо посмотрел на друга, который с невозмутимо благодушной физиономией прихлебывал кофе и уплетал круассаны.

– Ну что ты несешь, Робер. Нам слишком мало известно, чтобы вот так сразу объявлять – дела плохи, дела хороши… – сказал я, стараясь рассеять собственные сомнения. – Ладно. То, что она не позвонила, на первый взгляд может показаться странным, но это же совсем не означает, что она… что…

Я замолчал. Вспомнился тот мужчина, которого я видел вчера ночью на улице Бургонь. А если он вышел из квартиры Мелани? Или он вышел из какой-нибудь другой квартиры? Из-за него Мелани не пришла на свидание со мной? Или он просто живет в том же доме? Неизвестность – от нее болезненно сжалось сердце.

Робер допил кофе и смахнул со стола крошки.

– Чего ради, Ален, ты осложняешь себе жизнь? Говорю тебе – забудь ты эту малышку. Уверяю тебя, история куда запутанней, чем ты думаешь. – Наклонившись вперед, он посмотрел на меня в упор своими светлыми, неподкупно правдивыми глазами. – Это же яснее ясного.

Я затряс головой:

– Робер, не может быть, чтобы я так обманулся! Ты не видел, какие у нее были глаза, когда мы прощались. Она хотела прийти, я уверен в этом абсолютно. Случилось что-то очень серьезное, это очевидно. Что-то такое, из-за чего она не может прийти и не может мне позвонить.

– Да-да, ты уже говорил. – Робер нетерпеливо поерзал на стуле. – Но вероятность того, что твоя милашка в тот самый день попала под грузовик или сверзилась с лестницы и сломала ногу, ничтожно мала. Погоди… – Он закатил глаза и якобы занялся вычислениями. – Один шанс из ста тысяч, – по-моему, такова вероятность. Разумеется, ты можешь обзвонить все больницы и полицейские участки Парижа, но лично я убежден: результат будет нулевой.

– Совсем не обязательно сразу думать о несчастном случае, – сказал я. – Может быть, тут что-то другое… Чего мы сейчас даже не предполагаем.

– Видишь ли, у меня как раз есть довольно-таки ясные предположения. Хочешь скажу, какие?

– Нет.

– Итак, – не моргнув глазом продолжал Робер, – оставим в стороне твое шестое чувство и прочие мечты да идеальные представления. Сосредоточимся на фактах. – Он поднял вверх палец. – Я, понимаешь ли, естественник и смотрю на вещи реально.

Великанша с увесистым шиньоном принесла мне кофе. Я стиснул чашку обеими руками. Меж тем Робера было уже не остановить. Излагал он превосходно – понятно, подумал я, почему студенты так любят его семинарские занятия. Он умел держать в напряжении. Поток слов затягивал подобно водовороту, логика обезоруживала.

– Ну-с, суммируем. Ты заводишь разговор с женщиной, которую уже довольно давно держал на прицеле. Она, очевидно, одинока, во всяком случае так она говорит. Разве она не рассказала тебе, что ей все время подворачивались неподходящие парни? О’кей. Вы с ней проводите бесподобный вечер. Прогулка, поцелуи, нежные взоры. Задействована вся палитра, я прав или нет?

Робер, со свойственной ему прямолинейностью, все представил грубо и схематично, но в принципе правильно. Я кивнул.

– Вы прощаетесь. И договариваетесь о встрече в следующую… – тут он выдержал драматическую паузу, – среду.

– Потому что она едет к тетке, – напомнил я.

– Правильно. Она едет к своей старой… тетке! – Он так это произнес, что слово «тетка» прозвучало чуть ли не издевательски. – Далее, вы целуетесь во дворе, время – за полночь, все донельзя банально. Но она не приглашает тебя подняться наверх, в свою квартиру. И не дает тебе номер своего телефона.

Я молчал.

– Она уезжает на неделю к тетке, и ей не приходит в голову дать тебе свой телефон? Притом что она только недавно в тебя влюбилась? Ты пойми, ведь в такой ситуации обычно-то бросаются к телефону каждую минуту. Она женщина, дорогой ты мой. А женщины обожают болтать по телефону. Теперь, друг мой, переходим к архиважному пункту. – Робер грозно воздел нож, наставив острие на меня. – Она вовсе не хочет, чтобы ей звонили. Может быть, это для нее слишком большой риск. Кто-нибудь прослушивает ее разговоры. Кто-нибудь контролирует ее мобильник…