Одним ангелом меньше

— Спрашивай!

Лариса смотрела ему прямо в глаза и улыбалась. Будто и не было этих лет.

— Ты никогда не жалела, что бросила меня?

Лицо Ларисы стало серьезным. Она плеснула на дно своей рюмки немного «Метаксы», взяла в ладонь, погрела, выпила.

— Ну почему же не жалела… Жалела. И не раз. В этом и есть весь ужас альтернативы: какой выбор ни сделаешь, все равно рано или поздно придет момент, когда покажется, что другой вариант был бы лучше.

Она встала, подошла к Борису, положила руки ему на плечи. И так жарко нахлынуло воспоминание, так захотелось сжать ее крепко-крепко, утащить и не выпускать никогда.

— Бобка, Бобка… Знаешь, наверно, я до сих пор тебя люблю. И все помню. Только тогда любила… без памяти. А сейчас — именно в памяти. В прошлом.

— Прости за банальный вопрос, ты счастлива?

— А разве может человек быть счастлив все время? Я не знаю, как у нас с тобой сложилось бы. С Вовкой мне хорошо, бывают моменты, когда я чувствую себя по-настоящему счастливой. А бывает — хоть вешайся. И с ним, и с детьми, и с мамашей. И с работой. Наверно, это нормально…

Борис испытывал странное чувство. Ему было грустно, но без горечи, без боли. И спокойно за первую свою любовь, первую свою женщину. Он и раньше знал, что, как бы ни сложилось, прошлого не вернешь. Но только сейчас понял, что этого ему и не хочется. Он снова потерял ее, на этот раз окончательно. И все равно она осталась рядом — светлым, нежным воспоминанием…

Лариса будто прочитала его мысли.

— Я иногда думаю, особенно если с Вовкой поругаюсь, как мы могли бы жить с тобой. И не могу представить.

Она засмеялась и поцеловала Бориса в щеку. Он слегка прижал ее к себе и прошептал на ухо:

— Не боишься, что свекровь войдет? Будем хором вопить: «Это не то, что вы подумали!»

— Не зайдет. Она тебя боится.

— Здорово! Но лучше бы меня твой сосед боялся. Между прочим, я к тебе пришел не как к Ларочке Калининой, а как к гражданке Пироговой. Так что давай лирику отложим и займемся делом.

Лариса взяла бутерброд и промычала с набитым ртом:

— Спрашивайте, товарищ участковый.

— Быстренько давай вспоминай. Шестнадцатое февраля, день рождения супруга, ты на кухне, как пчелка…

— Ну!

— Когда паразит домой вернулся?

— Утром.

— Как утром?

— Да так. Я шестнадцатого домой шла. С тремя сумками, между прочим! А он вышел из квартиры как раз. Это где-то около шести вечера было.

— И вернулся утром семнадцатого?

— Да. Мы с Вовкой немного проспали, вышли вместе в полдевятого и встретили его на углу Благодатной.

— Он в чем был? Как всегда?

— Да, черная куртка, черные джинсы.

— Лара, а он не мог вечером вернуться, а потом снова уйти? Или даже утром выйти, раньше вас?

— Ну ты же знаешь, когда у нас лифт останавливается, на третьем или четвертом этаже, слышно даже в ванной, при полном напоре воды. А уж на кухне и подавно. Плюс дверь, которой он не умеет не хлопать. До десяти мы сидели здесь, дверь в коридор не закрывали… Вот, слышишь? — На площадке громко щелкнуло, лязгнули дверцы лифта. — Это при закрытой двери в комнату. Короче, до трех ночи он точно не возвращался. Даже до полчетвертого. А проснулись мы в полвосьмого.

— Лара, это серьезно! Значит, ты уверена, что весь вечер его дома не было?

— Если, конечно, он не поднимался по лестнице пешком и на цыпочках, не открывал дверь тихо, как шпион, и не сидел в квартире, не дыша и не шевелясь.

— Допустим… Теперь девятого марта.

— А что у нас было девятого марта? — Лариса задумалась. — Восьмого мы были в гостях. Девятого «наша мамаша» с утра отправилась свой склад стеречь. Делать ей больше нечего! Будто денег не хватает. Мы еще хотели в кино пойти, да у Вовки зуб разболелся. А Малахова дома вечером, кажется, не было.

— Уверена?

— Где-то около десяти я Ункаску выводила. Обычно Вовка вечером ходит, но тут я его с зубом не пустила, чтоб совсем не застудил. Так вот, когда мы выходили, к Кириллу девчонка какая-то ломилась. Прямо обзвонилась вся. Я еще подумала, может, он прячется? Посмотрела на окна — темно. Спать я легла около одиннадцати, до этого времени он не возвращался. А что все-таки случилось?

Борис залпом допил остывший кофе и поднялся.

— Извини, Ларчик, не могу сказать. Под колпаком у Мюллера.

— Кто, ты? — удивилась Лариса.

— Да нет, пока только он. Ладно, спасибо за все, пора бежать. Ты мне правда помогла.

— В каком смысле? — Лариса попыталась принять серьезное выражение, но не смогла сдержать довольную улыбку.

— Во всех!

Борис попрощался с «нашей мамашей» и Ункасом и отправился домой. После разговора с Ларисой в голове царил разброд, но анализ он решил отложить на потом. Больше беспокоило другое: если вдруг Малахов действительно маньяк, не опасно ли это для нее.

Иван подошел к телефону сам.

— Ваня, привет, это Панченко… Надо работать Малахова. Девяносто девять из ста, что во время убийств его не было дома.

— Ну здоров, здоров! Сколько ж мы не виделись? — маленький румяный капитан, стриженный под ежик, стремительно бросился навстречу Ивану. — Какой-то ты лысый стал, чертяка! Стареешь! Зачем пожаловал?

— Да просто так, навестить, — улыбнулся Иван, пожимая руку своего старого знакомого Саши Понарина, с которым они вместе учились в школе милиции.

— Ой, не заливай! Ты — да просто так?! Сразу говори, что понадобилось, а потом уже будем пьянство разводить на рабочем месте.

— Да какое там пьянство, мне еще к шефу сегодня.

— Ну тогда кофейку.

Пока Саша ставил электрический самовар и доставал кофе, сахар и печенье, Иван рассказал ему о цели визита.

— Ой, боженьки! — Саша закатил глаза к потолку. — Меня за эту Киру трахали во все дырки самыми извращенными способами! Она доченька одного почтенного мафиозо, который лет пять назад таинственно испарился. Это у них, наверно, такая семейная традиция — пропадать без вести. Что-то сомневаюсь я, что это по вашей части. Хотя мы теперь всех ищем с установкой на труп, директива у нас такая. Но мне кажется, она просто прячется где-то. Ее, между прочим, братва ищет, чтобы папашкины долги получить. И на начальство мое давит кто-то крутой, чтобы мы пошустрее поворачивались.

Саша допил кофе, побренчал ключами и открыл встроенный в стену сейф. Покопавшись в груде папок, он извлек одну из них, сдул пыль и протянул Ивану.

— Дело было так. Ейный бойфренд вернулся с Кипра, где прозагорал месяц, и позвонил любимой на предмет встречи. Та перенесла рандеву на завтра, поскольку должна была ехать на дачу — показать ее, дачу то есть, покупателю. С того самого момента никто Сабаеву больше не видел. Друг ее через три дня пришел делать заявление. Дача оказалась открытой, все вещи на месте, две рюмки из-под коньяка. У друга стопроцентное алиби. Крови в доме нет, проверили.