Одного раза недостаточно
Шрифт:
Он пожал им обоим руки и исчез в толпе. Майк поднял сумку.
– Это все?
– Да! Я надела свой лучший костюм... он тебе нравится?
Она отступила на шаг назад и повернулась на триста шестьдесят градусов.
– Я купила его в Цюрихе. Услышала, что тут все носят брючные костюмы. Он обошелся мне в триста долларов.
– Он превосходен. Но...
Майк посмотрел на небольшую сумку, которую держал в руке.
– Других нарядов нет? Она засмеялась.
– О, там полно одежды. Три пары джинсов, пара блузок, свитера, кроссовки... потрясающая ночная рубашка, которую я приобрела в Цюрихе.
– Завтра мы займемся твоим гардеробом.
Она взяла Майка под руку, и они направились к выходу.
– В самолете я увидела на женщинах юбки различной длины. Майк, что теперь носят?
– Майк?
Он удивленно посмотрел на дочь.
– А почему не "папа"?
– О, ты слишком великолепен, чтобы называть тебя папой. Тебе известно, что ты - красавец. Мне нравятся твои баки... с проседью.
– Они уже белые, а я - солидный стареющий джентльмен.
– До этого еще далеко. Смотри, на той девушке индейский наряд. Она участвует в каком-то шоу? Лента на голове, косички...
– Знаешь, сейчас все сошли с ума, - сказал он.
– Откуда я могла об этом узнать? Все мои подруги ходили в халатах.
Он внезапно остановился и посмотрел на дочь.
– Господи, верно. У вас же не было ТВ?
– Нет.
Он подвел ее к машине.
– Сегодня все одеваются, точно они идут на маскарад. Ну, я имею в виду молодежь.
Но Дженюари не слушала его. Она уставилась на автомобиль. Тихо свистнула.
– Вот это да!
– Ты уже ездила на лимузинах.
– Я провела в них всю жизнь. Но это не просто лимузин - это нечто.
Она восторженно улыбнулась.
– Серебристый "роллс-ройс" - только в таком автомобиле и подобает ездить девушке, - сказал Майк. Дженюари села в машину и кивнула.
– Красота... форма водителя под цвет салона... телефон... бар... все для удобства пассажира, если он - Майк Уэйн.
Она обняла отца.
– Папочка... я так за тебя рада.
Девушка откинулась на спинку сиденья, - автомобиль устремился вперед. Она вздохнула.
– Как здорово вернуться домой. Если бы ты только знал, как часто я мечтала об этом моменте. Даже когда он казался мне несбыточным. Хотела снова оказаться в твоих объятиях, вернуться к тебе в Нью-Йорк. Мои мечты осуществились. Тут все по-прежнему.
– Ты ошибаешься. Многое изменилось. Особенно - Нью-Йорк.
Она указала на поток машин. Автомобиль выехал на скоростную полосу.
– Это не изменилось. Я люблю нью-йоркское движение, шум, толпу, даже смог. Здесь так здорово после стерильного швейцарского снега. Я не могу дождаться того момента, когда мы пойдем в театр. Хочу погулять по переулку Шуберта... увидеть грузовики, выезжающие из Таймс-билдинг... хочу набрать грязного городского воздуха в мои чистые легкие.
– Это сделать ты успеешь. Нам предстоит многое наверстать.
Она прильнула к нему.
– Конечно. Я хочу посидеть за нашим столом в "Сарди"... мне не терпится увидеть "Волосы"... пройтись по Пятой авеню... посмотреть новые наряды. Но сегодня я хочу остаться дома и исполнить наш ритуал с шампанским и икрой. Я знаю, сегодня - не день рождения. Но, согласись, повод для торжества немалый. А больше всего
не свете я хочу услышать о твоей потрясающей картине.– О моей потрясающей картине? Откуда у тебя такая информация?
– Ниоткуда. Но я тебя знаю. Когда я получила прошлым летом из Испании твои открытки с таинственными намеками на большой новый замысел... я поняла, что речь идет о фильме и что ты боишься сглазить проект рассказом о нем. Но сейчас... когда я увидела все это.
Она махнула рукой.
– Расскажи мне о нем.
Он посмотрел на дочь. На сей раз без улыбки.
– Лучше ты расскажи мне что-нибудь. Надеюсь, ты осталась самой стойкой и жизнерадостной девушкой на свете. Тебе предстоит увидеть, что здесь многое изменилось, и...
– Мы вместе, - сказала она.
– Все прочее не имеет значения. Скажи мне это фильм или спектакль? Я смогу работать с тобой? Я согласна играть роль без слов, печатать, выполнять мелкие поручения...
– Дженюари, тебе не приходило в голову, что в жизни есть вещи поважнее театра и общения с отцом?
– Назови.
– Ну, ты можешь встретить приличного молодого человека... выйти замуж... сделать меня счастливым дедушкой...
Она рассмеялась.
– Это произойдет нескоро. Слушай, возле тебя сидит девушка, которая целых три года заново училась ходить и говорить.
Она подняла руку и нежно коснулась его лица.
– О, Майк...
Дженюари счастливо вздохнула.
– Я хочу вместе с тобой заниматься тем, о чем мы всегда мечтали.
– Иногда наши мечты меняются. Или мы меняем их.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Тебе известно, что я был в Испании, - медленно произнес он.
– Но моя поездка не связана с кино.
– Телесериал, - сказала она.
– Я угадала? Он посмотрел в окно, взвешивая слова.
– Я совершил несколько правильных шагов в моей жизни. Мой последний поступок - самый верный из всех. У меня есть для тебя сюрприз. Сегодня вечером ты...
Она перебила отца.
– О, Майк, пожалуйста, обойдемся сегодня без сюрпризов. Мы двое и шампанское. Если бы ты знал, сколько месяцев я мечтала оказаться в нашем "люксе" в "Плазе" с видом на парк, где находится моя горка желаний...
– Тебя устроит "Пьер"?
– Что случилось с "Плазой"?
– Мэр Линдси отдал ее бездомным. Она улыбнулась, но он заметил разочарование в глазах Дженюари.
– Вид почти тот же, - быстро добавил Майк.
– Но боюсь, тебе придется забыть о горке желаний. Ее захватили пьяницы и наркоманы. Вместе с собаками, устроившими там туалет. Теперь у всех тут большие псы. Их держат для безопасности.
Он почувствовал, что разболтался. Умолкнув, посмотрел на темнеющий горизонт, на городской пейзаж, затянутый смогом и привлекательный своей хаотичностью. В маленьких прямоугольных окнах появлялся свет... нью-йоркский вечер.
Вскоре линия горизонта скрылась. На Шестидесятой улице Майк обратился к водителю:
– Остановитесь у табачного магазина напротив "Блумингдейл".
"Роллс-ройс" затормозил; прежде чем шофер успел выйти из машины, Майк уже выскочил на улицу.
– У меня кончились сигареты, - пояснил он и повернулся к водителю.
– Здесь нельзя стоять во втором ряду. Прокатите мисс Уэйн вокруг квартала. Я к тому времени выйду.