Офелия

– Мистер Палмер, вы – потомок благородного рода. И вы обязаны уметь говорить публично. Боритесь со своими страхами.

Питер честно боролся. Учил уроки до поздней ночи, рассказывал домашнее задание матери. Но в школе у доски всякий раз цепенел от страха и, сдерживая слёзы, мужественно принимал насмешки одноклассников.

И сегодня, когда прозвучало ненавистное «к доске», мальчик вдруг понял, что утром не повторил то, что весь вечер заучивал наизусть. Он встал, понурился, секунду постоял, привыкая к противной ватной слабости в коленках, и побрёл к доске. Промокашка с его рисунком легко спланировала на пол, и Питер поднял её. Класс за его спиной шушукался, девчонки тихонько хихикали, предвкушая веселье. Питер остановился у доски, взглянул на стиснутую в пальцах промокашку. В начале урока он карандашом нарисовал в уголке девочку-цветок, похожую на ту, что видел утром. И сейчас ему вдруг сделалось так спокойно, словно он не один стоял перед классом, а кто-то незримый держал его за руку.

Питер улыбнулся рисунку, вдохнул глубоко, и начал:

– Тебя порочат без твоей вины

И от наветов никуда не скрыться,

Ведь вороны поклепа рождены,

Чтоб в ясном небе красоты кружиться.

К бутонам нежным страсть червей сильна,

Соблазн тем больше, чем прекрасней чудо:

Ты без изъянов, как сама Весна —

Наветчиков любимейшее блюдо…[1]

Слова лились сами. Одноклассники, что так надеялись услышать привычное «Э-э-э-э…» как сигнал к началу всеобщей истерики, удивлённо пожимали плечами, шептались между собой. Только учитель слушал Питера внимательно-внимательно, иногда кивая и тая в глазах улыбку.

– Замечательное исполнение, мистер Палмер, - сказал он, когда мальчишка закончил декламировать. – Я почти поверил в то, что вы прочувствовали всё, о чём рассказывали. Садитесь на место. Заслуженный высший балл. Даже несмотря на то, что я задавал выучить не сонет, а монолог Гамлета.

— Это который про «быть или не быть»? – смущённо пролепетал Питер, и класс всё-таки расхохотался.

После уроков за Питером увязались девчонки. Неразлучные подружки Гвенда и Нэнси следовали за ним, покачивая налаченными завитками на макушках, и канючили, не переставая:

– Влюбился, влюбился, наш толстяк влюбился!

«Все девчонки – дуры», - сидя на скамейке в школьном саду, твердил про себя Питер. Это помогало сохранять спокойствие, но непрерывный девчоночий нудёж раздражал всё сильнее. Что сделал бы Ларри, если бы ему так досаждали? Отмочил бы что-нибудь остроумное и до соплей обидное – и девчонки бы тут же отстали. Но Питер не умел острить и подкалывать других так, как это делал брат. Потому приходилось терпеть. И есть яблоко, чтобы молчать.

– Палмер, подружку ждёшь?

Напротив Питера остановилась стайка одноклассников на велосипедах. «Опять Уимзи и свита», - вздохнул Питер и демонстративно отвернулся. Если не отвечать – быстрее отцепятся.

– Пит, а Пит, - нараспев протянул Дюк Уимзи – самый сильный и крутой парень в их классе. – А твоя подружка такая же жирная, как ты?

Пятеро мальчишек в велосипедном арьергарде прыснули со смеху. Питер откусил от яблока побольше, одной рукой прижал к себе сумку с учебниками. Чтобы не слушать одноклассников, он начал про себя считать до ста и думать о том, что до конца учебного года осталось всего две недели. И всё, можно будет не делать уроки, спать, сколько влезет и носиться по полям с друзьями. А если повезёт, можно уговорить Ларри свозить его и Йонаса к Белым скалам на побережье. И запустить там воздушного змея. Высоко-высоко…

На скамейку рядом шлёпнулся Кевин – тощий кудрявый очкарик из параллельного класса, у которого в жизни было две страсти: книги и пудинги. А ещё Кевин обожал читать про всякого рода опыты, в которых всё шло не так. Он коллекционировал вырезки из журналов про неудачные эксперименты. Только про убитых электричеством тесломанов у него была целая подборка.

– О, а вот и подружка! – радостно воскликнул Дюк.

Кевин молча вытянул из портфеля рогатку, забрал у Питера огрызок, вложил огрызок в оттянутую широкую резинку и тщательно прицелился в Уимзи.

– Ой, как смело! – захихикал верзила Дюк. – А рикошета по лбу не боишься?

Рот Питера непроизвольно растянулся в улыбке. Напряжение, не отпускающее его с конца уроков, исчезло. На другой стороне улицы напротив школьного двора остановился автомобиль отца – роскошный Силвер Клауд, предмет лютой зависти всего города.

– Что лыбишься, жирный? – не унимался Дюк. – Попадёшься мне завтра – в толчок башкой засуну!

– Не поднимешь.
– спокойно отозвался Питер. И добавил: - Я за мир. Пошли, Кевин.

Огрызок улетел в урну возле скамейки, рогатка переместилась в потрёпанную сумку. Друзья обошли компашку задир, которые быстро притихли, увидев роллс-ройс мистера Палмера, и направились через дорогу.

– Они тебя когда-нибудь отлупят, Пит! – оглядываясь на Дюка, проговорил Кевин. – Учись защищаться, что ли.

– Не отлупят. Отец Уимзи работает на заводе моего отца. И только поэтому Дюк ходит в нашу школу, - неторопливо произнёс Питер. – А он малый не глупый. Выпендривается перед своими, но пока никого пальцем не тронул.

Кевин почесал кудрявую макушку, пожал острыми плечами.

– Мне бы не хотелось стать первым, кого он приложит.

– Не приложит, - останавливаясь возле сияющего серебром авто пообещал Питер. – Залезай, я попрошу подвезти тебя до дома.

Мальчишка воссиял, как новая монетка, и быстро юркнул за приоткрытую водителем дверцу.

– Тревор, мистера Блюма надо срочно доставить домой, - важно распорядился Питер, усаживаясь рядом с приятелем. – Мы же поможем ему, верно?

Он повозился, устраиваясь на скрипучем кожаном сиденье, повертел головой. Машина мягко тронулась и покатилась по притенённой старыми раскидистыми клёнам улице.

– А папа где? – спросил мальчишка водителя.

– Мистер Палмер дома. Просил напомнить вам, что после уроков вас ожидает визит к дантисту.

– Уй, - скривился Питер. – А может, мы туда не поедем? Может, у нас машина сломалась, а, Тревор?

Водитель бросил на него насмешливый взгляд в зеркале заднего вида, покачал головой и ответил:

– Питер, вам ли не знать, что машины, спроектированные вашим отцом, не ломаются. Так что соберите мужество в кулак, и…

– Сперва завезём Кевина! – поспешно выпалил Питер.

Мальчишка покосился на него, сморщил нос.

– Только не говори, что боишься лечить зубы, - с вызовом произнёс Кевин.

– Не боюсь. Но это больно.

– Да ну! Абсолютно не больно. Если в нерв не попадут, когда будут сверлить.

Питер похолодел.

– А что – могут? – спросил он с потаённым ужасом.

– Да-а! Моему брату попали. Он орал страшно, пока не убрали сверло, - тараща глаза и делая пассы руками, рассказывал Кевин. – А потом орал, когда зуб драли клещами. Вот такенными!