Офелия

Дюк Уимзи валялся носом вниз в луже посреди коридора рядом с опрокинутым жестяным ведром темнокожего уборщика Джоуи. Позади него стояла тоненькая белокурая старшеклассница в коротком жёлтом платье и с тёмно-вишнёвым бантом в начёсанных волосах. Девочка равнодушно посмотрела на Дюка, презрительно дёрнула подбородком.

– Беата, он тебе ногу не отдавил? – спросила у неё подоспевшая коротко стриженная темноволосая подружка в модных брюках-клёш.

– Пусть смотрит, куда несётся, - фыркнула спасительница Питера и добавила, когда Дюк оглянулся на неё: - Неудачник.

«Беата, - повторил про себя Питер, сбегая по ступенькам школьного крыльца – Её зовут Беата».

Он решил, что во что бы то ни стало надо отблагодарить прекрасную старшеклассницу. Узнать её адрес и совершить поступок мужской, взрослый и благородный: прислать букет цветов и много-много сладостей. Питер как раз размышлял над тем, сколько в конфетном соотношении будет это самое «много», когда его окликнула сестра:

– Эй, мистер Пирожок! В чём это у тебя волосы?

Агата с парой подружек встала со скамейки в тени сиреневых кустов, подошла к брату. Девушка по-взрослому поджала губы, окинула Питера строгим взглядом.

– Ну что ж ты за чудище! – вздохнула она. – Как будто не из школы, а из помойки вылез!

Она одёрнула на нём жилет, поправила воротник. Рубаху Питер сам запихал в брюки, сердито оттолкнув руку сестры.

– Не будь мамочкой, - буркнул он. – Я тебе не птенчик, хоть ты и курица.

– Нахал! – ахнула подружка Агаты с брекетами на крупных, как у лошади, зубах. – Какое воспитание в благородном семействе!

Питер хотел показать ей средний палец, но решил, что лошадей достойнее игнорировать. Он отвернулся и провёл руками по голове. Да, действительно: волосы были в какой-то гадости. И это явно не был бриолин. А вот на гуталин было очень похоже. И воняло мерзко.

– И что это? – спросила Агата тоном, предрекающим взбучку.

— Это опыты по химии, - бодро соврал Питер.

– Какая химия? У вас же её ещё нет!

Питер напустил на себя важный вид, скрестил на груди руки – как обычно делал отец, когда раздавал указания нанятым рабочим.

– Мне и Кеву Блюму, как лучшим ученикам средних классов, позволили посетить химическую лабораторию. И там немного бахнуло, - торжественно провозгласил он. – Не веришь – спроси у Кевина, он подтвердит.

То, что Кевин подтвердит любую чушь по его просьбе, Питер даже не сомневался. Ещё в начальной школе приятели заключили договор, по которому друг всегда помогал другу. Даже враньём, если оно было безобидным.

– Мама будет в восторге, - пронудела Агата и вернулась на скамейку к обсуждению модного журнала.

Питер уселся на низкую ограду из дикого камня и достал из сумки блокнот и карандаш. Вряд ли в присутствии сестры кому-то могло прийти в голову обижать младшего брата, потому мальчишка чувствовал себя в безопасности. В ожидании известного всему маленькому Дувру роскошного серебристого автомобиля семьи Палмеров, Питер любил порисовать. Получалось у него неплохо, иногда даже одноклассники просили изобразить героя любимых фильмов или мультиков. В хорошем настроении Питер рисовал им целые комиксы – когда смешные, когда страшные. Нарисованную вчера на промокашке девочку-цветок мальчишка спрятал в ящик стола в своей комнате. Он был уверен, что картинка помогла ему ответить у доски, и решил считать её своим талисманом. А сейчас, в ожидании отъезда домой, он быстренько набросал в блокноте длинноногого-длиннорукого Уимзи, похожего на паука-косеножку. И пририсовал ему нос картошкой. Полюбовался рисунком, усмехнулся и спрятал блокнот обратно в сумку.

Агата всю дорогу до дома нудела, что Питер смердит, как профессиональный чистильщик обуви. Когда брат ловко поддел её вопросом, видела ли она чистильщика обуви хоть раз вживую, а не в чёрно-белом кино, сестра надулась и бубнить стала потише.

«Стоит ли раздувать такую драму из-за того, что какие-то придурки испачкали меня гуталином? – размышлял Питер, глядя в окно на проплывающие мимо равнины с пасущимися стадами коров и овец. – Голову помыть – несколько минут, а Агата может гундеть часами. Неужели ей больше нечем заняться, не о чем поговорить? С подружками она вряд ли мою голову обсуждает. А со мной – одни нравоучения. Раньше она не была такой противной. Если так люди взрослеют, то ну и дрянь же это ваше взросление. Но Ларри-то не такой зануда. Хоть и адвокат. Может, зря говорят, что на адвокатов учатся только зануды?»

Шины серебристого «роллс-ройса» мягко зашелестели по грунтовой дороге: автомобиль свернул с трассы к усадьбе Палмеров. Исчезли бескрайние луга, скрытые за зелёными насаждениями и деревенскими домами, с гвалтом помчались за машиной грязные и покрытые колтунами местные собаки. Питер улёгся на заднем сиденье во весь рост и сквозь прикрытые веки расслабленно принялся наблюдать, как сменяют друг друга светлые и тёмные пятна на потолке авто. Когда светлые блики пропали совсем (солнце закрыла аллея из вековых дубов и клёнов), Питер медленно досчитал до двенадцати. И как раз на счёт «двенадцать» машину слегка качнуло: они прибыли домой.

Питер вышел из авто, помахал рукой Тревору и помчался к дому по дорожке, мощёной белым камнем. Надо было помыть голову, пока Агата не наябедничала маме.

– Здорово, Пит-Щас-Мимо-Пролетит! – окликнул его со стороны цветника звонкий голос.

Так рифмовать его имя мог только один человек в мире – самый близкий друг Питера, Йонас Гертнер. Конечно, Питер тут же остановился и замахал рукой:

– Привет! Ты чего там делаешь?

Из зарослей, образованных мамиными розами и клематисами, выбралась худощавая фигура в синем рабочем комбинезоне на голое тело и дурацкой красной бейсболке, венчающей нечёсаную копну светлых волос. Йонас прищурил зелёные, как у кошки, глаза, снял с правой руки перепачканную в земле перчатку и протянул ладонь Питеру:

– Держи привет, - слегка растягивая гласные, произнёс он. – Ночью в саду кой-чего попортило, шпалеры завалились. Вот, чиню.

– А меня гуталином намазали, - усмехнулся Питер. – Бегу отмываться, пока не разразилась буря посильнее ночной.

– Ах-ха, миссис Палмер могёт! – расхохотался Йонас. – Давай я воды из пруда черпану, и мы тебя в два счёта в ведре отмоем? Только сперва я прилажу эту хреновину на место.

Он подмигнул Питеру и снова нырнул в розовые заросли. Мальчишка в очередной раз удивился способности друга лазить в самые дебри колючих кустов и выбираться обратно без единой царапины. Как-то Йонас сказал ему, что он настолько страшный чувак, что шипы на стеблях в ужасе втягиваются при виде него. Питер почти поверил.

– Я переоденусь, и… - Питер запнулся: идея утащить воды из пруда и приурочить к этому рассказ про девчонку показалась ему отличной. – И это, вернусь. Ты меня тут дождись, не уходи.

– Ах-ха, - донеслось из колючих джунглей.

Через пять минут Питер в шортах до колен, старенькой серой рубахе и кедах с вытертыми до потери цвета носами уже помогал Йонасу прилаживать на место последнюю шпалеру.

– Пит, держи ровнее, - прикручивая раму толстой проволокой к столбу, распоряжался Йонас. – Потерпите, ребята. Сейчас мы тут доколдуем – и вам снова будет хорошо. Эй, Фламментанц, ветки вверх! Вилли, чего разлёгся? Сейчас я тебя подсажу, погоди минутку.

Манера тринадцатилетнего Йонаса разговаривать с цветами как с приятелями Питера уже давно не удивляла. Он как-то сразу привык к странностям юного беженца с материка. Йон появился на пороге дома Палмеров три года назад: худой, чумазый, в одежде с чужого плеча и тощим рюкзаком за плечами.

– Здравствуйте, - очень спокойно и вежливо проговорил он. – Меня зовут Йонас Гертнер, и я ищу работу. Умею ухаживать за растениями и плотничать. Я сирота, прибыл с той стороны пролива. Документы в порядке, я зарегистрировался. Вот…