Офицеры и джентльмены

— Вероятно, не менее двенадцати миль. Надо разыскать командующего войсками гарнизона и доложить ему.

— Доложить о чем? — спросил Гай. — А вы не думаете, что нам лучше было бы узнать, что происходит в действительности.

— А как мы можем сделать это?

— Я могу пойти и выяснить.

— Хорошо. А ты вчера съел весь свой паек? Я съел весь.

— Я тоже. К тому же меня страшно мучает жажда.

— Может быть, в той деревне, которую мы прошли, найдется кое-что поесть: яйца или еще что-нибудь. Кажется, я слышал, как пропел петух. Почему бы тебе не взять с собой нескольких солдат и не отправить их обратно с тем, что удастся найти?

— Я предпочел бы пойти один.

Фидо не осмелился приказать Гаю взять с собой реквизиционную команду.

Гай оставил Фидо с одним писарем, тремя связистами и отделением разведки. Ни о какой реальной возможности ортодоксального тактического использования таких сил не могло быть и речи, поэтому солдаты разбежались и улеглись спать. Фидо посмотрел вокруг. Недалеко от него ровная местность переходила в овраг, на дне которого виднелась лужа застоявшейся воды. Два или три солдата — не из его подчиненных — мыли в ней ноги. Фидо присоединился к ним, окунув ноги в охладившуюся за ночь стоячую воду.

— Я не стал бы пить это, — заметил он солдату, жадно глотавшему воду прямо из лужи неподалеку от него.

— Ничего не поделаешь, приятель. Выбросил свою фляжку вчера, когда она опустела. Много еще осталось?

— До Сфакии? Не более двенадцати миль, по-моему.

— Не так уж далеко.

— На пути туда придется преодолеть довольно большой подъем.

Солдат внимательно осмотрел свои ботинки.

— Думаю, выдержат, — сказал он. — Если выдержат они, то и я смогу.

Фидо дал ногам просохнуть. Он выбросил снятые носки и надел чистые, хранившиеся в ранце-рюкзаке. Затем осмотрел свои ботинки: с ними ничего плохого, кажется, не произошло, они продержатся еще несколько недель. Но продержится ли сам Фидо? У него кружилась голова, он ощущал вялость. Любое движение требовало больших усилий и напряжения воли. Он огляделся и увидел в нескольких шагах от себя проходящую под дорогой водопропускную трубу; через нее во время дождей бежал ручеек, остатком которого и была эта грязная лужа. Труба оказалась широкой, чистой, в данный момент сукой и страшно соблазнительной. С ботинками в руках Фидо побрел в чистых носках к ее концу. Заглянув в трубу, в дальнем конце ее он увидел заключенную в круглую рамку очаровательную картину далекой серовато-зелено-коричневой долины; между ним и этой картиной были мрак и пустота. Фидо залез в трубу. Он добрался до середины, и яркие ландшафты в обоих концах трубы сделались примерно одинакового размера. Фидо снял с себя снаряжение и положил его рядом. Кривизна дренажной трубы оказалась удивительно удобной для его ноющей от усталости спины; уподобившись загнанной лисе или, скорее, маршалу авиации, забравшемуся под бильярдный стол, он свернулся комочком и впал в полную апатию.

Ничто не беспокоило его. Немцы в тот день были заняты высадкой подкреплений и поиском спасательных судов. Здесь же, в трубе, не было ни бомб, ни пулеметных очередей. Остатки оперативной группы Хука скатывались вниз на равнину по дороге, проходившей над его головой, но Фидо ничего этого не слышал. В его жалкое убежище не проникал ни малейший звук, и в этом безмолвии его терзали две насущные потребности — в пище и в приказах. Он должен иметь то и другое или погибнуть.

День тянулся нестерпимо медленно. Ближе к вечеру Фидо охватило невыносимое беспокойство; надеясь ослабить чувство голода, он закурил свою последнюю сигарету и, медленно и жадно затягиваясь, курил ее до тех пор, пока горящий окурок не стал жечь кончики пальцев. Наконец он решил сделать последнюю затяжку, но в этот момент табачный дым коснулся какого-то чувствительного нерва в диафрагме, и Фидо стал икать. В его стесненном положении спазмы были мучительными. Он попытался вытянуться во весь рост, но это не помогло, и в конце концов ему пришлось выползти на свежий воздух. Несмотря на возбуждение, он двигался медленно и сосредоточенно, как при замедленной съемке; наконец он вскарабкался вверх по откосу и уселся на дорожной насыпи. Мимо устало тащились возобновившие свой марш солдаты, одни — уткнувшись глазами под ноги, другие — вперив взгляд в горы.

Стоял тот вечерний час, когда молочный серп луны становится резко очерченным и ярким. Фидо ничего этого не замечал. Регулярно повторявшиеся приступы икоты застигали его врасплох и тут же забывались; между приступами икоты его сознание оставалось подавленным и опустошенным, взгляд — бессмысленным и затуманенным; в ушах непрерывно стоял слабый, но назойливый звон, будто стрекотали далекие кузнечики.

Наконец окружающий мир вторгся в его сознание. К нему приближалась автомашина. Она двигалась медленно и, когда Фидо встал на дороге, размахивая руками, остановилась. Это был небольшой, потрепанный спортивный автомобиль, который в свое время, несомненно, являлся гордостью какого-нибудь представителя критянской золотой молодежи. На заднем сиденье, поддерживаемый коленопреклоненным ординарцем, словно в пародии на сцену смерти в оперном театре, развалился запыленный и окровавленный офицер-новозеландец. Впереди сидел бригадир-новозеландец, а за рулем — молодой офицер, оба усталые и изможденные. Бригадир открыл глаза и пробормотал:

— Поезжай. Чего остановился?

— Мне надо добраться до штаба войск гарнизона острова, — сказал Фидо.

— Нет места. Мой начальник штаба очень плох. Я должен доставить его на перевязочный пункт.

— Я начальник штаба бригады. Оперативная группа Хука. Должен срочно доложить лично командующему войсками гарнизона.

Бригадир заморгал, скосил глаза на Фидо, собрался с мыслями.

— Группа Хука? — медленно переспросил он. — Группа Хука? Это вы выделяете арьергард?

— Да, сэр. Я уверен, командующий войсками гарнизона с нетерпением ждет моего доклада.

— Тогда другое дело, — проворчал бригадир. — Это, пожалуй, дает вам приоритет. Вылезай, Джайлз. Сожалею, но отсюда тебе придется идти пешком.

Изможденный молодой офицер ничего не сказал. Вид у него был ужасный. Он выбрался из машины, и бригадир занял его место за рулем. Прислонившись к нагревшейся за день каменной стене, молодой офицер грустно посмотрел вслед автомобилю, медленно удалявшемуся в сторону гор.

Некоторое время все молчали, исключая раненого, который бредил, бормоча что-то невнятное. Под влиянием усталости бригадир пришел в состояние, напоминавшее старческий маразм, в котором коматозные периоды чередовались с приступами острой раздражительности. В данный момент усилия, израсходованные на принятие решения, совершенно истощили его. В его мозгу продолжал функционировать лишь крохотный участок, и с его помощью он управлял рулем, тормозил, переключал скорости. Дорога была извилистой, темнота ночи сгущалась все больше и больше.

Фидо, чувствуя себя как в кровати, еще не совсем проснувшимся и не решившим вставать, вспоминал кошмарный переход предыдущей ночью, когда он измерял каждую бесконечно тянувшуюся милю волдырями на ногах, потом, голодом, жаждой и усталостью. Сейчас он преодолевал эти мили, не прилагая никаких усилий, обгоняя по пути оборванных солдат, прошедших мимо него, когда он сидел на дорожной насыпи. Ежеминутно к нему возвращалась икота.

Бригадир вдруг взорвался:

— Да заткнись же ты наконец!

— Сэр?

— Сам дьявол не справится с машиной, если не прекратятся эти идиотские звуки!

— Прошу прощения, сэр.

Другой начальник штаба продолжал твердить в бреду:

— Где донесения от частей? Почему нет донесений?

Бригадир снова умолк. Казалось, его сознание то прояснялось, то затемнялось, как проблесковый огонь маяка. По прошествии некоторого времени он неожиданно изрек:

— Ну и арьергард, нечего сказать! Нас захватили врасплох, мы даже штанов натянуть не успели. Даже не позавтракали еще, а эти мерзавцы тут как тут, накрыли нас из этих чертовых минометов. Вот Чарли и схлопотал себе осколок в бок. Где же был ваш треклятый арьергард? Что у вас там происходит?

Фидо очнулся от блаженной дремоты. Он выпалил первое, что пришло в голову:

— Неустойчивая обстановка! Обошли с флангов, просочились, — пролепетал он и икнул. — Действия патрулей… Поиски разведчиков… Прорыв превосходящими силами… Элемент внезапности… Координированный отход…

Бригадир не стал слушать.

— Э-э, — перебил он его, — короче говоря…

Две мили в царстве грез. Затем:

— А что именно вы собираетесь докладывать генералу?

— Оперсводку, — ответил Фидо односложно, — на каждый час. Распоряжения, — продолжал он, — получить распоряжения. Информацию. Намерения. Тактику! — неожиданно воскликнул он.

— Совершенно верно, — успокоился бригадир. — Совершенно верно.

Он низко склонился над рулем, вглядываясь в темноту. Теперь они преодолевали крутой подъем; дорога петляла по кромке крутого обрыва; повсюду, едва переставляя ноги, плелись группы мрачных солдат. Лишь благодаря какому-то странному стечению обстоятельств, благодаря необыкновенному везению бригадиру удавалось вести машину, не сшибая с ног спящих на ходу, усталых путников.

Фидо показалось, что все неприятности остались позади, но бригадир заговорил снова, и в его голосе зазвучала неприкрытая злоба.