Огарок

В самом выходе не было ничего противозаконного. Вот он - лифт, хочешь - поднимайся, гуляй, да хоть дом строй и живи.

Не хочет никто.

Но Яков повел ее не к обычному лифту, а к техническому - полутемными коридорами, узкими и сырыми, где даже Луизе приходилось сутулиться, чтобы не биться макушкой о потолок. Проводник нес обычную свою чушь, упорно называя ее Лизой, предупреждал, мол, осторожно, скользко, смеялся своим шуткам. Тесный технический лифт дребезжал и трясся, они сели прямо на пол, и Яков достал из рюкзака термос:

– Хлебни-ка чаю. Не бойся, просто чай.

Чай был горячий и очень сладкий. Щекотное предчувствие нового пузырилось в крови, Луиза едва сдерживалась, чтобы не начать болтать или хихикать, и совсем не страшно оказалось ползти в толще камня на поверхность с незнакомым человеком.

– Тебя как угораздило-то? Ну, с лицом?

– Пожар, - она чуть помедлила, думая, как объяснить, но Яков все понял, кивнул сочувственно и накрыл ее руку своей ладонью.

– Я один раз видел. Страшное дело. У нас-то внизу гореть нечему, сплошной камень, а у вас на этажах... ты с какого, кстати?

– Сто двенадцатый.

– Ого! Высоко забралась, Лизок.

– Мы на сотом жили с родителями. Потом... Потом, когда выпустилась из интерната, город помог - выделил квартиру на сто четвертом. А эту уже по работе дали.

– Нужная у тебя работа. Если не к типам вроде меня ходить, а по-нормальному, к тем, кому требуется помощь. Ты же помогать, небось, любишь? Старикам, деткам и одиноким мамам? Нужное дело. Это я - общественно бесполезный, потому на нулевом и сижу и всю жизнь просижу... Да и пофиг. У нас же свобода. Куда хочешь - туда и иди. Хочешь - по верхним галереям погуляй, хочешь - по поверхности, а потом - пожалуйте обратно-с, домой-с, в свою нору. Так, Лизок, почти приехали, провожу инструктаж: гуглы затемни, прям максимально, потом подкрутишь, под ноги смотри, ничего живое не трогай, хочешь потрогать - спроси меня, на солнце не пялься, дальше, чем на метр, от меня не отходи, слушайся беспрекословно. Поняла? Ну и хорошо. Я в тебе и не сомневался.

Лифт начал торможение. У Луизы вспотели ладони.

***

Вокруг все шевелилось. Луиза непроизвольно вцепилась в руку Якова. Размахивали сверкающими ветвями деревья, подрагивали пальцы травы, обтекал, толкал в бок, воздух, и в нем носились мелкие жужжащие твари - насекомые, наверное, птицы, вроде, больше. Пахло резко, даже сквозь гуглы солнце било в глаза, у Луизы текло из носа, свербело в горле. Она едва стояла на ногах - качало, шатало, где верх, где низ - не понять даже.

– На вот, спрей забрызгай!

Она не понимала, чего хочет проводник. В прошлые выходы на поверхность все было по-другому. Шлюз, транспорт, "воздушные ванны" на рассвете и закате по часу в день, и зелень в санатории была прирученная и...

– Вот несчастье же! Спрей, говорю, в нос забрызгай, а то от шока загнешься! Ну!

Окрик подействовал, Луиза бестолково покрутила флакончик в руках. И куда его? И как? Мимо с жутким воем пронеслось, вспарывая воздух, что-то черное, чуть не с кулак размером. Она вскрикнула.

– Спокойно. Это жук. Маску сними и забрызгайся. Ну-ка, дай я лучше сам.

От стыда Луиза зажмурилась. Сейчас Яков бросит ее здесь, убежит вниз, в безопасную темноту, и будет прав. Чужие пальцы прикоснулись к ее лицу. Стыдно, стыдно, фу такой быть!

От двух "пшиков" лекарства в голове у нее прояснилось, паника отступила.

– Быстрее всего, - пояснил Яков, возвращая маску на место.
– Гемато-энцефалический барьер только так и возьмешь. Ну что, легче? А, Лизок? Пойдем погуляем, пани инспекторка? Да не трясись ты.

Луиза нашла в себе силы открыть глаза. Мир по-прежнему хаотически шевелился, но уже не так пугал.

– Возьми меня за руку, - приказал проводник.
– Ничего, привыкнешь. Ну чего ты на меня гуглы пучишь? Ты мне словами скажи, тут сеть не ловит.

– Извините, - прошептала Луиза, активировав голос.

– Да херня. Все по первому разу норовят в обморок упасть. Ты еще ничего держишься, мелкая, а смелая. Да, Лизок? Выше нос!

Нос. То, что осталось от носа. Он же видел ее лицо, прикасался. Конечно, теперь он не думает, что глаза у нее красивые. И жалеет, что позвал сюда, на прогулку. Акция жалости.

– Ты из-за лица?

Она отпрянула.

– Я, дорогая инспекторка Луиза Рустамовна Штерн, прожил тридцать восемь лет на нулевом. Я хожу в заброшку, я был в Штреках Смерти - и это их официальное название, что б ты понимала. Я с пятнадцати на поверхности, где вы, мажоры с этажей, впадаете в панику. Ты думаешь, меня испугает обгоревшая мордашка? Нет, не думаешь? Вот и славно. Проехали и больше к этой теме не возвращаемся.

– Извините...

– Давай на "ты". Здесь-то ты мне не социальный работник, а я тебе - не подопечный. Ну, все, пошагали, день прекрасный, лес чудесный, птички поют. Вперед.

Преодолев робость, Луиза взяла проводника за руку.

Будто два разных человека. Три разных человека. Пьяный хам, напугавший и вызвавший гадливость. Раскаявшийся и очень серьезный мужчина, сказавший про красивые глаза. И самоуверенный, резкий проводник. Три человека, три маски - а есть ли среди них настоящее лицо?

Обычно люди меняют маски, не задумываясь. И кожу показывают только перед самыми дорогими. Или перед инспектором СУ, которая пришла специально чтобы помочь. Луиза гордилась своим пониманием человеческой натуры, Клара Игнатьевна не раз ставила ее в пример. Только с Яковом чутье пасовало.

Он рассказывал про поверхность. Про смешанный лес, птичьи трели, цветение, объяснял, что дорожка, по которой они идут, называется тропинка, что данный участок леса специально облагорожен для туристов, но чуть дальше начинается настоящая дикая чаща, куда они и направляются. Рассказ звучал бодрой скороговоркой, наверняка повторенной сотни раз перед людьми с этажей, и речитатив успокаивал, подчинял ритму, Луиза даже начала озираться без особого страха, повторяя про себя: береза, дуб, ольха. А вон на том дереве листья почему-то белые. Цветы, поправляет Яков, это яблоня в цвету. Не она гудит - вьются пчелы, опыляют. Давай подойдем. Что, прям по траве? Траве не больно, по ней все ходят. Вперед, Лизок.

Фарфоровой тонкости лепестки, розоватое в середине, пахнет духами - нет, это цветы так пахнут, понюхай. Осторожно, не трогай это насекомое, это пчела, может ужалить. Просто не трогай - и все. Встань туда, я тебя на память сфоткаю, повесишь в и-грам, все обзавидуются. Как - нет и-грама? Ну ты даешь, пани инспекторка.

Нет, солнце не садится. Это облако. Уменьши затемнение гуглов на тридцать процентов. Теперь видишь? Нет, бури не будет, даже дождя не будет - ветер не пахнет дождем. Ветер - движение воздуха...