Оглашению не подлежит

Теперь он шел к штабу.

Но если придерживаться последовательности событий, то именно в тот час, когда полковник Беленков, свершив свой суд, вышел на улицу, за двенадцать километров от Ростова на железной дороге около станции Аксай произошел такой случай. Поезд, шедший в направлении Новочеркасска, внезапно резко затормозил и остановился. По всем вагонам прошли люди, успокаивая пассажиров:

– Спокойно, граждане, просим оставаться на месте, временная неисправность, сейчас поедем.

А на площадке четвертого вагона в это время разговаривали два человека. Один из них молодой, с тяжелой колодкой маузера на боку, говорил пожилому, с висячими, подковой усами:

– Гражданин Новохатко, давайте, чтобы тихо! Пусть ваши люди по одному выходят из вагона. Сопротивляться бесполезно, поезд оцеплен, и в вагоне половина наших.

Новохатко стоял, прижавшись спиной к стене тамбура. Из дверей вагона на него хмуро смотрел второй чекист.

Стиснув зубы, Новохатко взвешивал ситуацию. Еще в Ростове, садясь в вагон, чтобы с пятью своими телохранителями доехать до станции Кривянской, где их должны были встретить люди из говорухинского отряда, он заметил, что почти весь вагон занимают мужчины.

“Что-то баб мало, – отметил он со своей обычной полицейской наблюдательностью. Но потом подумал: – Ну и пуглив я стал!” Действительно, ожидать засады в вагоне было трудно. Кто же мог знать точный день и час выезда? Только Ухтомский, который дал ему распоряжение.

– Ну, так как, гражданин Новохатко, – повторил молодей человек с маузером, – будем ссориться или же тихо?

– Черт с вами! – ответил Новохатко. – Доложите там, что без сопротивления.

– Значит, жить хочешь, дядя? – белозубо улыбнувшись, сказал второй чекист. – Ну, правильно! Давай скомандуй своим.

Через десять минут ростовский поезд уже снова мерно отсчитывал колесами стыки рельсов. А по направлению к городу пылил по проселку грузовичок, в кузове которого сидело человек двадцать. Столько же свободных мест оказалось теперь в четвертом вагоне.

А в это время полковник Беленков, чувствуя в руках неуемную нервную дрожь, подходил к штабу. В сенях дома его встретила круглая старушка, которая всегда состояла при Новохатко.

– Где Николай Маркович? – спросил у нее полковник.

– А где же ему быть? – ответила она. – Нам неизвестно.

Полковник с досадой плюнул. Из дверей показался усатый Семен.

– Константин Эрастович здесь? – спросил полковник.

– Внизу они, – Семен показал на подвал. – И господин Бахарев там.

Цепляясь ногами за ступеньки, Беленков спустился вниз. В темном полуподвале Ухтомский и Бахарев при свете лампы возились с какими-то бумагами и картами.

– Что случилось, полковник? – спросил Ухтомский, отрываясь от карты. – На вас лица нет. Кто-нибудь опять напал?

– Теперь не до шуток, ваше превосходительство, – ответил Беленков. – Вам необходимо немедленно уйти отсюда, скрыться!

– В чем дело, – в свою очередь, забеспокоился Бахарев, – почему именно сейчас?

– Потому, что я не знаю, по каким причинам чекисты до сих пор еще не схватили вас! Организация провалена, нас выдал Филатов!

– Ну, ну, спокойнее, – сказал корнет, – откуда это у вас такие сведения?

– Я получил записку от Милашевского!

Этого Борис никак не ожидал. Первым его порывом было схватиться за пистолет. Но в следующую секунду, уже овладев собой, он с улыбкой спросил:

– От покойного?

Ухтомский, больше удивленный, чем испуганный, снял пенсне, внимательно присматриваясь к полковнику.

– В том-то и дело, что он жив и сидит в тюрьме, сегодня солдат из тюремной охраны принес мне его записку.

– Может быть, фальсификация? – спросил Ухтомский.

– Исключено. Записка написана шифром, который известен только нам двоим. Я его сам изобрел. С Филатовым я рассчитался. Теперь я ухожу в отряд. Ваше превосходительство, во имя дела спасения нашей родины вам необходимо скрыться, уйти из Ростова. Иначе…

Анна Галкина медленно приходила в себя. В голове плыл какой-то колокольный звон. И вдруг она все вспомнила. Резко открыв глаза, она вскрикнула от боли в голове, но все же, держась рукой за стену, медленно поднялась и взглянула в сторону кровати. То, что она увидела там, снова подкосило ей ноги. С трудом открыв дверь в переднюю, Галкина добралась до умывальника. Выпив воды и не решаясь больше зайти в страшную комнату, она накинула прямо на халат пальто, укрыв голову платком, вышла на улицу. “Куда идти? – подумала она и тут же решила: – К корнету Бахареву”.

На улице никто и не обратил на нее внимания. Держась за стены домов, она добралась до квартиры, где жил Борис. Дверь ей открыла Вера.

– Боже мой, – сказала она, – кто это вас?

– Где Борис Александрович?

– Он ушел, – замялась Вера. – Я не знаю, да вы проходите. – Она подхватила падающую с ног Галкину и с трудом оттащила ее в гостиную на диван.

– Беленков, – сказала, тяжело дыша, Галкина, – он ворвался к нам в дом, убил Ивана… он спал… ударил меня… ушел потом. Он револьвером ударил, ручкой. Он не придет сюда, не придет? Вы дверь заперли? – Она попыталась встать и снова упала, потеряв сознание.

Вера положила ей на голову тряпку, смоченную водой. Постояла с минуту. “Обо всем этом немедленно должен узнать Федор Михайлович”, – подумала она.

Как ни старался Бахарев затянуть разговор с. Беленковым, через полчаса ему пришлось согласиться – надо уходить.

– Безопаснее всего – это отправиться пароходом по Дону, – сказал Бахарев. – У меня есть знакомые, они помогут устроиться на пароход.

Он исчез и действительно, появившись часа через полтора, сказал, что все в порядке. Ему удалось договориться с капитаном парохода “Коммунар”, идущего вверх по Дону.

– Поедем как боги, – сказал он, – нам дадут двухместную каюту.

Князь не возражал. После прихода Беленкова на него напало какое-то безразличие. Полковник же всеми силами старался скорее уйти. Он даже не стал провожать Ухтомского на пристань.

– Я изменю внешность, – сказал он, – и останусь в городе, но в ближайшее же время буду у полковника Назарова.

С трудом пробившись сквозь толпу на пристани, князь и корнет Бахарев вошли в двухместную каюту, которую специально для них открыл матрос.