Огнем и Словом

Глава 10

Что сложнее, начать войну, или ее закончить? Выиграть сражение, или правильно распорядится победой? Казалось бы, весьма тривиальные вопросы. Ответ напрашивается сам собой, что важнее всего победа. Вот только, когда сталкиваешься с тем грузом, той работой, что нужно провернуть после успешного завершения сражения, все становится не таким однозначным.

Мы победили и теперь, уже считай, что и не существует такого квартала Константинополя, как Венецианский. Нет, две третьих зданий и сооружений вполном порядке, но населять, почти что четвертую часть Великого города, будут явно не венецианцы.

Константинополь вновь бурлил, веселясь и высказывая хвалу своему императору. Правду говорят, что от любви до ненависти лишь один шаг. Вчера императора не любили, ждали от него явно ошибочных действий, сегодня же мало было тех, кто проклинал василевса, пожалуй, только пару семей и осталось. Это те, чьи родственники все же погибли в плену. Но их стенания и плачь заглушались гулом счастливой толпы.

Константинополь перенаселенный город, в котором проживало больше шестисот тысяч людей. Для города из будущего — это так, вполне себе город-середнячок. Вот только зданий выше четвертого этажа тут было мало, а большинство населения ютилось в таких малых комнатушках, советская коммуналка показалась бы раем и вершиной комфорта. Да и размер города определялся его стенами, лишь немногие решались жить за пределами стен, абсолютно спокойных времен у Византии, пожалуй, что и не было. Так что в тесноте приходится жить, но за могучими стенами.

А теперь целый квартал, где проживало около шестидесяти тысяч европейцев, резко освобождался. Народ ждал справедливого распределения жилплощади. А справедливость это что? Правильно, это когда мне дадут, а соседа обделяют. Не существует справедливости абсолютной, есть только то, когда одним хорошо, а другим в это время не очень. Я знал, что в будущем могут появиться те, кто назовет себя коммунистами и станет строить справедливый мир. Но все ли у них получится? К сожалению, далеко не все.

А какая может быть справедливость по отношению к побежденным? Горе им! Точно, больше двадцати тысяч венецианцев были убиты в ходе операции. И это не только воины, к сожалению. Все же я имею понятие о гражданском населении, но тут моей воли оказалось недостаточно. Почуявших кровь, воинов-варягов, да и мои далеко не ушли от этого, сложно остановить, и я не предпринимал особых усилий. Невозможно бороться со стихией, иногда только можно ее возглавить!

Важно было действовать на контрасте: с одной стороны насилие и смерть, с другой, перспективы жизни, пусть и в далекой Руси. Мои люди старались быстро выяснять, где живет тот, или иной мастер и брали его под охрану. Выживали те, кто был ремесленником. Особенно я напирал на стекольщиков, оружейников и корабелов. Вот они, когда такие находились, сразу же грузились на наши корабли и уходили в море, с глаз долой. Поживут пока в таких условиях, да и сбежать, когда находишься в двух-трех верстах от берега, не выйдет.

И все-таки Мануил совершил моими руками, ну и лапищами Ивара, ошибку. Это стало понятным после того, как началась гонка за ремесленниками. Пожалуй, что до трети всего производства в Константинополе обеспечивали именно европейцы. И стекольное производство, тех же браслетов, бусин, все это венецианцы. Вот, наверное, откуда и пошли мурановские стеклоделы [остров Мурано — центр венецианского стекольного производства, где изготавливали и зеркала].

Я еще сложно себе представлял, как именно распорядится главным активом, который оказался нужен только мне, — людьми. Где селить, чем кормить. Никаких отдельных «кварталов» в своих землях я допускать не хотел. Нужно ассимилировать людей, делать их православными. Но добраться еще нужно до дома. В любом случае, ремесленники мне нужны — это, как я надеюсь, качественный рывок во многих производствах.

Хочу домой, но понимаю, что не меньше месяца я тут еще провожусь.

Добыча с Венецианского квартала была очень серьезной. Это совсем иной уровень трофеев. Тканей просто огромное количество. Мне хватит взятого, чтобы одеть в шелка половину, или даже больше, женщин, проживающих на моих землях. И не только шелк, были парча, шерстяные ткани. Много было и предметов: серебряная посуда, ремесленные принадлежности.

Две тысячи арбалетов досталось нам. Варяги не очень уважали это оружие, они забирали себе тисовые луки. Мечей нам досталось не много, но больше сотни. А еще кольчуги, пусть и мало их, шлемы, копья, иного вооружения, кони. Обувь — в этом мире это ценный товар, и вот его набрали много. Пусть это что-то вроде мокасинов, но и тапки из грубой шкуры — это ценное приобретение.

Золотишка и серебра получилось взять так же немало, хотя тут варяги отхватили львиную долю. Расчет добычи шел треть на Братство, и две трети на варягов, только по тем трофеям, что не нужны были Ивару и его людям, не было споров.

Сложная ситуация сложилась с людьми. Варяги так же хотели себе заиметь ремесленников. Они на рабских рынках у сельджуков ценились очень даже, в три, а то и в пять раз дороже даже самой красивой женщины. Но я настаивал, отдавая многих иных венецианцев на откуп варягам.

Все эти споры и дележка шла без хоть какого участия властей империи. Мануил довольный тем, как разрешилась ситуация, испросил только один корабль венецианцев и то, обещал за него выкуп. А корабль был нужен для того, чтобы скопировать. Венеция уже сейчас несколько вперед ушла в кораблестроении. Это громадина всего рода являлась десантным судном, способным перевозить до пятидесяти коней и еще вместе с ними много груза и людей.

Сам же Мануил вел переговоры с генуэзцами и пизанцами. Соврал я, все же, влез василевс в процесс дележки добычи — он запретил брать, будь какой, выкуп с генуэзцев и пизанцев, а потребовал предоставить им максимальную охрану.

Понятно было, что император, правильно расценив силы своей империи, хочет предложить похожие, что были у Венеции, условия для торговли, но чтобы флоты Генуи и Пизы защитили Византию от обязательных атак со стороны Венеции. Грамотно, но дальновиднее было бы все же строить свой флот и самим включаться в торговлю. Все условия для этого есть, кроме волевого решения и грамотного исполнения.

— Венчается раба Божья… — громоподобно вещал «Мудазвон».

Господи прости! Конечно же, Музалон, но не могу я удержаться, чтобы не назвать будущего патриарха именно так. Николай Музалон прибыл с Кипра уже относительно давно и смог расположить к себе императора, который был сильно недовольным патриархом Космой. Так что понятно, что тот, кто венчает Мануила и Евдокию, и займет в скором времени патриаршую кафедру.

Я пока еще не провел переговоров с будущим патриархом, но постепенно двигать идею о признании Русской Патриархии, намерен. Думаю, что при сильном Братстве, при поддержке великого князя Изяслава Мстиславовича, будет что именно Руси предложить в обмен на признании Русской Православной Церкви. Если станем такими сильными, что сможем помочь разбить сельджуков, так василевс лично в Киев приедет и Томас на патриаршество привезет с собой.

Евдокия была прекрасна. Какая-то аура чистоты, даже святости, прости Господи, от нее исходили. Платье не было белым, как того ждало мое подсознание, оно было нежно-голубым с окантовкой из белого жемчуга.Голову, с заплетенными в замысловатую прическу волосами, украшала золотая диадема.

И не я один умилялся красоте и изяществу императрицы, слова и возгласы восхищения звучали отовсюду. Империя получала поистине красивую и, я в этом уверен, умную и добродетельную императрицу. Мануилу в этой реальности сильно больше повезло, так как Евдокия лучше, чем Берта, которая и в годах была и не сказать, что оставила серьезный след в истории. Евдокия оставит, она еще может и переплюнуть Феодору… Не дай Бог, конечно, если превратится в такую, как и упомянутая «простигосподи», но это по моральным качествам, а по деловым, так Феодора была куда как мудрее и решительнее своего мужа, Юстиниана Великого.