Огненная кровь

– Хорошо, – пообещала Милада дрогнувшим голосом.

Хачик кивнул ей на дверь, ведущую в соседнее помещение.

– Милада, дарагая, сходи туда, там чайнык. Налэй нам чаю, давай пасидым, пагаварым. Я пока тут приберу.

Милада кивнула и направилась вглубь комнаты, прикрыв за собой дверь. Ей было жутко интересно, удастся ли вывести Хачика на откровенный разговор о его деятельности. Она начала строить в уме план беседы, попутно осматриваясь. Помещение такого же размера, как и первое, обстановка была небогатая. Два дивана, тумбочка с маленьким телевизором, стол и старый, притащенный откуда-то сервант. На столе были остатки обеда, стоял электрический чайник, несколько чашек. Все говорило о том, что тут обитали смотрители кладбища.

Из другой комнаты вдруг раздались голоса.

Милада обернулась к приоткрытой двери. У стола, за которым сидел Хачик, спиной к ней стояли двое мужчин в черных водолазках и армейских брюках.

– Я вас слушаю, – обратился к ним армянин.

– Мы бы хотели заказать памятник.

– Уважаемые, мастера сейчас нэт. Он прыедит буквално через пол…

– Это неважно, – мягко прервал его один из посетителей. – Он поймет, для кого нужен памятник, колдун!

Оба синхронно выхватили пистолеты, Милада дернулась было к двери в нелепой попытке помешать убийству.

Она не успела.

Вздрогнула, когда раздались два выстрела, почти слившиеся в один, отступила назад, в сторону, сердце бешено заколотилось. Милада в панике огляделась, кинулась было к окну, но ее остановил голос Хачика.

– Милада!

Девушка остановилась. Так он жив! Она распахнула дверь комнаты.

Армянин стоял, глядя на скорчившиеся у стола тела, держа в опущенной руке пистолет.

– Ты никому нэ скажеш о том, что видэла! – полуутвердительно обратился он к Миладе.

Она медленно кивнула. Вид трупов, осознавание того, что на ее глазах произошло убийство, вызвал у нее шок.

– Ты знаэш, кто это?

Милада покачала головой.

Хачик положил пистолет на стол, обошел его и, присев на корточки, задрал одному из убитых рукав водолазки. На мускулистом предплечье Милада отчетливо увидела выжженное клеймо: меч и православный крест, скрещенные под прямым углом.

– Это люди Анклава. Оны пришлы убит мэня.

Анклав…

– За то, что вы занимаетесь колдовством?

Он долго смотрел ей в глаза.

– Я памагаю людям.

– А они?

– А оны – нэт. Оны убивают всэх, кто имеет атнашение к искусству, да.

– Так вы с ними не в первый раз сталкиваетесь? – удивилась Милада.

– Да. – Армянин опустился в кресло. Милада все еще стояла в дверном проеме, не в силах подойти к убитым. – Но пока толко с прымытивными киллэрами. Дла них дастатошна пистолэта. – Он хмыкнул. – Салаги. Если бы они нэ стали праизносыт свои пафосные рэчи, они убили бы мэня через двэрь.

– Ой! – спохватилась Милада. – А ваши рабочие же все слышали! А с ними как?

До нее дошло, что рабочие должны были услышать выстрелы и как минимум поинтересоваться причиной. Хотя, они люди простые. Наверное, уже разбежались без оглядки, кому охота впутываться в неприятности…

– Они маи ученыки, – отмахнулся Хачик.

– И что вы теперь будете делать с трупами? – дрогнувшим голосом спросила Милада. Ей вдруг вспомнился фильм «Брат», где заваленных на кладбище киллеров случайный свидетель помогал оттаскивать в склеп. Она боялась, что Хачик предложит ей сделать то же самое.

– Это нэ твоя забота, дэвочка. Ехай дамой. Забуд что видэла. Или, еслы хочеш, я памагу забыть. Это просто.

– Нет, – покачала головой Милада. – Не нужно.

– И вот еще что… – Он помолчал. – Если оны нашлы мэня здэс, то тваей наставницэ нужно быть осторожнээ. Так и пэредай.

Она подхватила лежавший тут же, на полу, рюкзак. Вздрогнула, увидев, как к нему лениво ползлет струйка темно-вишневой крови, торопливо попрощалась с Хачиком и вышла на свет.

Оседлав велосипед, она поехала домой в полной прострации, радуясь только, что не видела лиц убитых. Ей было страшно. В очередной раз она пожалела, что впуталась во все это, и пришла мысль бросить все к чертовой матери. Но теперь она боялась и за Рябинушку, и за Оксанку.

Приехав домой, она прошла в кухню, где ведунья и Оксанка пили чай, бросила перед Рябинушкой сверток. Потом подошла к серванту и деревянными движениями сняла сверху бутылку с мутноватым самогоном, которую ведунья хранила «как дань деревенским традициям». Под двумя удивленными взглядами молча налила себе полный граненый стакан и медленно выпила, почти не чувствуя вкуса. Налила второй и села на лавку у печи, распугав расположившихся на ней кошек. Глядя в пол, выпила второй стакан и рассказала им все.

Все это время Оксанка смотрела на нее, разинув рот, а Рябинушка – слегка прищурив глаза. Когда Милада закончила, Оксанка ужаснулась, а ведунья только покивала головой, поблагодарила за предупреждение.

После второго стакана Миладу моментально развезло. Она добрела до кровати и уснула.

Рябинушка отправила Оксанку на огород, а сама заперлась в комнате.

Ближе к полуночи над домом и лугом на мгновение вспыхнула и погасла золотая полусфера.

Милада копала. Копала истово, пытаясь отвлечься от вчерашних страшных событий. Ей было не по себе, что-то сдвинулось в сознании. Она больше не злилась. Неотвратимость наказания, которое она была обязана понести, несмотря ни на что, сейчас неожиданно навеяла совсем другие мысли. Милада теперь сокрушалась оттого, что ослушалась, вспомнив, что сама пообещала Рябинушке полное повиновение, как условие учебы. Размеренно закидывая лопатой землю вверх, Милада размышляла о причинах своей вспыльчивости. Ведь она не была такой раньше. Оксанка была ее лучшей подругой, но далеко не единственной. Со многими людьми ее связывала дружба или привязанность, причем она была абсолютно уверена, что привязанность и дружба были искренними. Что же заставляло ее вот так упираться и периодически злиться на весь мир? Ведь она пыталась сдерживаться. Но все чаще и чаще что-то словно всплывало из глубины ее существа. У Милады был единственный ответ.

Огневица. Это все из-за этой ее сущности. Она была уверена, что вторая природа постепенно берет свое, меняет ее характер.

Милада снова задумалась над равновесием. Она пыталась отыскать в себе что-то, что могло бы составить противовес агрессии, возникшей с того момента, как она вступила на колдовской котел. Может, со временем… Милада почувствовала, что на нее нашло странное умиротворение. Достаточно было признать свою вину перед самой собой?

Ногам стало холодно. Она опустила глаза и увидела, что ее босые ноги по щиколотку погрузились в воду, выступившую из мокрого песка. Помедлив на секунду, она отпустила лопату. Нагнулась, зачерпнула воды вперемежку с песком. Задумчиво посмотрела в ладонь, на которой вдруг потемнела кожа.

Милада замерла.

Потом медленно подняла правую руку, чтобы увидеть огненные всполохи, пробегающие под кожей. Шумно выдохнула, когда между пальцами вдруг вспыхнуло маленькое пламя. Раньше такого не случалось.

Девушка, как зачарованная, смотрела на огонь.

Она чувствовала лишь щекотку, никакой боли. Повернула ладонь перед глазами. Язычки пламени плясали, возникая словно бы ниоткуда. Миладе пришло в голову, что этот огонь, порождаемый ею, не принадлежит этому миру. Повинуясь внезапному порыву, словно что-то управляло ее руками, она медленно накрыла ладонью, охваченной огнем, ту, в которой были вода и песок.