Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Двадцать первый! Двадцать первый! Я Тридцать девятый. У меня стрелок убит...

– Гляди, справа мессер!
– крикнул Юрий.

Костя резко повернул голову. Пальцы сами нащупали гашетку. Летчик слегка развернул машину вправо, и, когда фашист полоснул пушечной очередью, ответным огнем встретил его Сорокин. Но противник ушел невредимым.

Как слабую птицу в стае, вражеские летчики, набившие глаз и руку в воздушных боях, сразу выделили штурмовик под номером "39". Он сбивался с курса, то отходил влево или вправо, то приближался к ведущему. Нетрудно было выявить новичка.

Воробьев удвоил внимание. Он заметил все с той же правой стороны двух истребителей со свастикой

на хвостах, их уже встречали пулеметными очередями сзади идущие самолеты.

Внизу, не разбирая дороги, мчались танки. Со скляровского, а вслед за ним и с других "Ильюшиных" хвостатыми кометами полетели реактивные снаряды. Внизу бушевало пламя, от горевших машин растекался удушливый смрад.

Большое село, возле которого находилось скопище техники и живой силы, носило название Паровое. Село стояло на большом тракте, в нем происходило переформирование боевых соединений. Еще на собрании командир полка говорил: "Надо устроить "парилку" возле населенного пункта Паровое". И вот сейчас они поддавали жару. "Парили" фашистов бомбами и эрэсами, одновременно отражая налеты вражеских истребителей.

И еще было одно очень важное дело. Партизаны на подробной карте, начерченной от руки, указали местонахождение упрятанного под землей бензохранилища. С картой был ознакомлен каждый летчик, вылетевший на штурмовку. Все знали тот квадрат на краю села. Рядом река с крутым правым берегом, мост и неподалеку упрятанные цистерны. Партизаны не раз пытались взорвать бензохранилище, но охрана была продумана хитро и основательно. Невозможно было подступиться к берегу ни от реки, ни с трех других сторон. Оставалась уязвимой только пятая сторона: небо. Отсюда теперь надвигались звенья штурмовиков.

Точно на земляную макушку, под которой покоились цистерны, легли зажигательные бомбы. Суглинок, пропитанный соляркой, бензином, маслами, горел хорошо. Получился ориентир, куда теперь можно было прицельно метать бомбы и реактивные снаряды. Недавно у хранилища заправлялись танки и машины, там остались шланги. Их не успели отсоединить. Горели подтеки горючего, удавами скручивались в пламени оставленные шланги. Появились пожарные машины. В одну пожарную машину угодила бомба.

У Воробьева взмокла от напряжения спина. Все, начатое минут пятнадцать назад, казалось ему сновидением. Он увидел, что полотнище огня на бензохранилище все более увеличивалось. Багровое, огромное, оно билось на невидимых растяжках, словно пытаясь оторваться от земной тверди и улететь. И только сейчас Воробьев понял: бензохранилище взорвано.

Опорожненные от тяжелого груза "Ильюшины" смыкали строй. Летчики оглядывались по сторонам, с болью в сердце недосчитываясь двоих товарищей: не было штурмовика во втором звене, он взорвался от прямого попадания в бензобак...

Был дан приказ ложиться на обратный курс. Сержант Воробьев воспринял команду с радостью. Конечно, и на обратном пути длиною в сто двадцать километров еще будут встречи с "мессерами" и вражескими зенитками. Но это все теперь не так важно. Самое главное сделано: нанесен урон вражескому аэродрому, уничтожен склад с горючим.

"Ничего, - успокаивал себя Воробьев, - это только первый бой. Говорят, всегда теряешься впервые. Пройдет..."

– Тридцать девятый, как настроение?
– услышал Костя спокойный голос Зыкова.

– Нормально... Немножко, конечно, того... Непривычно...

– Ну, ну, поздравляю! Видел, как ты эрэсы пускал в склад с горючим. Ничего, метко.

От уверенного голоса лейтенанта Зыкова, от его одобрительных слов Костя повеселел.

В летописи полка значились дерзкие налеты на аэродромы противника, взорванные мосты и понтонные переправы,

эшелоны с боеприпасами и продовольствием. Были уничтожены сотни танков, самолетов, бронемашин, немало живой силы. Во фронтовых газетах часто писали о гвардейцах-скляровцах. Сегодня и гвардии сержант Воробьев приобщился к высокой славе полка.

Далеко-далеко над лохмами свинцовых туч, как на фотобумаге, опущенной в проявитель, стали появляться темные пятна. Они мерцали вдали, то исчезая, то возникая вновь. Пока нельзя было определить - наши или вражеские самолеты прорисовываются на горизонте, было только видно, что их тьма. Воробьев пробовал сосчитать их, но сбивался.

Сержант в любую секунду ждал общей команды с флагманского штурмовика. Пока не поздно, можно опуститься и пройти незаметно под покровом туч. Будь он командиром полка, он дал бы такую команду, потому что принимать бой сейчас он считал абсурдом и нелепостью - пулеметы и пушки на три четверти разряжены, до линии фронта километров пятьдесят. Вовремя сойти с дороги - не трусость: обходной маневр предусмотрен тактикой...

И тут же, едва он подумал, поступил приказ снизиться до трехсот метров, нырнуть под тучи, стараясь четко придерживаться определенной скорости и курса. Приступив к снижению, некоторое время шли в сером сумраке. Но вот сквозь голубоватую мглистость стала прорисовываться земля, сонные поля, перелески, вензели дорог.

Или вражеские истребители успели заметить маневр, или их навели по рации с земли: когда Воробьев стал приглядываться к нижним рядам туч, то заметил, как оттуда, будто из грязных рваных рукавов, высыпались самолеты-перехватчики. Рискованно было делать сейчас набор высоты. В сплошной пелене можно в любую минуту столкнуться с истребителями врага -неизвестно, сколько их еще выпадет из серо-черных туч.

– Приготовиться к бою!
– услышал Воробьев в наушниках шлемофона спокойный и в то же время властный голос Склярова.

Было приказано держать прежний курс, заманивать врага на свою территорию. Вызвав по рации подкрепление, командир полка продолжал вести флагманский штурмовик вперед.

Взяв нужное упреждение, Зыков полоснул по свастике проносившемуся слева "мессеру", дольше обычного задерживая пальцы на гашетке. Потеряв управление, истребитель стал валиться вправо, с каждой секундой уменьшая высоту... от машины отделился черный комок, через несколько секунд показался белый кружок парашютного купола.

– Поздравляю, Юра!
– не выдержал Воробьев, провожая взглядом обреченный самолет.

Внезапно с треском и грохотом раскололось над головой бронестекло. Воробьева обдало холодным воздухом. Кабина наполнилась пронзительным свистом... Потом откуда-то донесся мерный, праздничный звон, словно ударили враз на нескольких колокольнях одновременно. Сержанта осыпало осколками стекла.

Когда через силу разлепил глаза, с трудом удерживая будто наполненную ртутью голову, Воробьев увидел приборную доску в крупных каплях красной росы... Откуда это?.. Что это?.. В коротких проблесках сознания он сам себе казался языком одного из звонких колоколов, невесть как попавшего в пилотскую кабину... Его кто-то раскачивает и раскачивает, бьет головой о что-то твердое: бум-бум...

Шлемофон настойчиво вопрошает и вопрошает... Кто? Зачем?.. А, это сынишка Юрка просит покачать на ноге... Сейчас. Я сейчас, Юрик, дай освободить онемевшую ногу... Ну вот, так лучше. Где же ты?..

Сержанта вывело из шокового состояния родившееся в подсознании чувство: вот-вот произойдет страшное, непоправимое. Стремительно неслась навстречу земля. К ней стремглав несся штурмовик. Воробьев, ни на секунду не выпускающий ручку управления, стал подбирать ее на себя. Машина сразу же подчинилась воле летчика.

Поделиться с друзьями: