Огненная лилия

— Попробовать не будет лишним, — логично заметил он, настраиваясь на будущую беседу.

— Только не обидь их, — посоветовала Линетт. — Не забудь, они Христовы невесты.

Хантер изогнул брови дугой в немом вопросе.

— Это ведь не значит, что они бесчувственны, не так ли?

— Ты так считаешь? — покачала головой Линетт.

— Еще бы! Никогда не помешает затронуть чисто женскую струнку и немного польстить. Не имеет значения, кто перед тобой. Девица, дама в годах или монахиня. Это подсказывает мой жизненный опыт, — Хантер произнес свою короткую речь с легкой иронией.

Линетт округлила глаза.

— Честное слово. Кажется, ты с годами стал намного испорченнее.

— Вообще-то я довольно тихий. Я флиртовал только, чтобы убедиться, что ты ревнуешь.

— Я не ревновала.

— Тогда или сейчас?

В его зеленых глазах появилась насмешка.

— Ни тогда, ни сейчас! — гневно вспыхнула Линетт, не зная, что еще можно возразить.

Иногда Хантер становился абсолютно невыносимым.

Послышался стук каблуков по каменным ступенькам, и через секунду показалась высокая, полноватая женщина, одетая в черное монашеское платье. Она остановилась перед ними, терпеливо сложив руки на животе.

— Я сестра Матильда, — произнесла она скрипучим голосом. — Чем могу вам помочь? — продолжала она, оставаясь на том же месте.

— Мы хотим отыскать ребенка, которого принесли сюда девять лет назад, — начал Хантер.

— Извините. Не понимаю. Вы хотите усыновить или удочерить ребенка? Какого-то определенного ребенка? — продолжала выяснять монахиня.

— Нет, это моя дочь, наша дочь, — решительно вмешалась в разговор Линетт. — Нам очень важно найти именно нашу девочку.

Монахиня нахмурилась, окинув взглядом дорогую на вид одежду Линетт и как бы оценивая.

— Так вы говорите, что отдали ее нам девять лет назад? Как ее звали?

— Я… я не уверена, — голос Линетт задрожал. — Не я приносила ее сюда. Приносил совершенно другой человек. Полагаю, это могла быть миссис Барбур, Луиза Барбур. Девочку хотели назвать Джулией.

Монахиня странно посмотрела, но не стала возражать и выдержала небольшую молчаливую паузу.

— Что ж, пройдемте в мой кабинет, и я посмотрю в документах, — только и добавила она, рукой приглашая следовать за ней.

Хантер и Линетт пошли следом за сестрой Матильдой. Они вошли в просторную и почти пустую комнату, стены которой были абсолютно голы, и только в одной из стен встроен небольшой камин.

Сестра Матильда указала своим посетителям на два деревянных, с прямыми спинками стула, стоящих перед столом, а сама пошла к деревянным шкафам в углу помещения.

— Говорите девять лет назад? — спросила она, медленно просматривая шкафчики и изучая написанные на табличках цифры. Губы ее что-то высчитывали. — Это будет 1862-ой год?

— Да.

— Не помните, какое время года?

— Конечно! — Линетт почти возмущенно посмотрела на монахиню. — Моя дочь родилась восемнадцатого февраля. Я… Я думаю, женщина принесла сюда малютку вскоре после рождения.

Сестра Матильда выдвинула один из ящиков и начала рыться в нем. Минуты ожидания были очень тягостны для Линетт. Наконец Матильда достала какой-то листок бумаги и внимательно прочитала его.

— Да, вот. Одну новорожденную девочку оставили у нас девятнадцатого февраля. У нее не было имени, и мы назвали ее Джейн Элис Ренар.

Сердце Линетт, казалось, остановилось, а грудь болезненно заныла.

— Да, — голос ее перешел на шепот. — Да, должно быть, она.

— У младенца были черные волосы и голубые глаза. Но никаких особых примет, родинок, родимых пятен не имелось.

Линетт слушала, как женщина зачитывает сведения о ее дочери, стараясь не пропустить ни одного слова.

— Пожалуйста, что с ней? Где она?

— Я сейчас это и ищу.

Монахиня подошла к другому шкафчику и начала перекладывать бумаги там. Видимо, найдя то, что нужно, она принялась читать про себя, потом на минуту застыла.

— О!

Линетт сковал ужас.

— Что? В чем дело? — забеспокоилась Линетт. Она была едва жива. Волнение сковало ее.

— Дело вот в чем. Здесь нет карточки девочки. Ее забрали из приюта.

На этот раз она подошла к большому шкафу и, открыв дверцу, что-то там принялась искать. Монахиня поочередно выдвигала маленькие ящички и просматривала их содержимое. Наконец она отыскала нужную карточку, прочитав ее, кивнула.

— Да. Семейная пара удочерила ее, когда девочке было всего несколько месяцев от роду.

Сердце Линетт пронзила острая боль. Все-таки, направляясь в приют, в глубине души она надеялась, что дочь ждет ее здесь. Она бессознательно схватила за руку Хантера, и он крепко сжал ее.

— Кто ее забрал? — спросил Хантер. — Где она сейчас?

Сестра Матильда спрятала карточку обратно в ящик.

— Извините. — Она задвинула ящик и закрыла дверцу шкафа. — Нам нельзя давать такую информацию. Все держится в строгой тайне.

— Но… — начала было Линетт, — но это мой ребенок! Мне нужно знать! — Она вскочила со стула.

— Извините, — повторила монахиня, сохраняя каменное выражение лица. — У нас такие правила, я ничего больше не могу сделать. Так будет лучше.

— Лучше! Кому?

— Ребенку. Да и всем, кого это касается. Иногда мать отдает в приют своего ребенка, а потом ее начинает терзать чувство вины, и она возвращается, чтобы забрать его. Но едва ли это будет справедливо по отношению к супружеской паре, удочерившей девочку. Мы не имеем права забрать ее у них.

— Справедливо!? — воскликнул Хантер, вскочив на ноги и подходя к женщине. Лицо его было мрачным и угрожающим, и монахиня непроизвольно попятилась.

— Хотел бы я знать, насколько справедливо украсть у матери ребенка? Насколько справедливо сказать ей, что он умер? Она ни разу не видела ее, не держала на руках… Это по-вашему, справедливость?

— Хантер! — крикнула Линетт. Когда она услышала, как Хантер защищает ее, на душе стало теплее. Но она не должна позволить Хантеру запугать или разгневать монахиню, в руках которой находятся ключи от шкафа, а им необходимо любыми путями получить нужные сведения.

— Ведь это не вина сестры Матильды, что у меня украли ребенка. И… Я уверена, что есть правила, которых она обязана придерживаться.