Огненное сердце

– Сидельник…

Он даже не отпирается. Впрочем, так даже лучше. Отпираться в такой ситуации – вообще последнее дело.

– Амалия…

– Он соврал?

– Смотря в чем.

О, да, тут, наверное, надо бы уточнить. Например, то, что Муса хотел меня использовать, чтобы нарыть на моего бывшего какой-нибудь компромат. Но знаете в чем соль? За это я бы его простила. Ну, ведь бывает так, да? Вот встречаешься ты с человеком с одними намерениями, а потом узнаешь его получше, и все меняется… Тогда остается один вопрос.

– Ты женишься на той девочке?

Давай же, соври! Или нет… Нет. Скажи правду, и покончим с этим. Потому что я ни черта не вывожу. Потому что боль перемалывает меня в фарш.

– Это ничего не поменяет между нами.

Он подходит. Его взгляд горит фанатичной убежденностью.

– Ничего не поменяет… – эхом вторю я. – Ты вообще серьезно?

– Это договорной брак. Я ее пальцем не трогал…

– Но тронешь.

– Это ничего не изменит! Ты все равно будешь главной женщиной в моей жизни.

Смешно. Он никогда еще не говорил со мной так мягко. Будто с душевнобольной… А я больна, да… Его голос – словно гипноз. Его взгляд – канат. Его руки – место, где я хочу быть. Он протягивает их ко мне. И я как привязанная шагаю в его объятия.

Глава 19

Я, наверное, привыкла к его рукам. Только и всего. Дело в этом. Просто рефлекс, как у собаки Павлова. Он командует. Я слушаюсь. Как-то быстро к тому привыкнув.

– Девочка моя. Хорошая… Я скучал.

Раньше Гатоев не был таким многословным, а теперь просто бальзам на израненную душу. Вот как так получается? Тогда мне хотелось с ним пожестче. Отдавая контроль. А сейчас… Нет, я опять же не хочу ничего решать. Гоню мысли из головы. Но в то же время я себя, наконец, отпускаю. Уходя вверх из позиции нижней, перехватываю инициативу. Тяну его майку, стаскиваю через голову, рву ремень. Меня шарашат эмоциями. А в голове стучит набатом – «мой, никому не отдам!». И в подтверждение этого я его мечу: кусаю и царапаю. Оставляю на смуглой коже свои метки. Свой аромат, свою ДНК… Всю себя.

Но перед глазами – темненький затылок той девушки – его невесты. И болючая мысль – что она ему наверняка без проблем родит. С ней вообще у него все гораздо проще будет. Глаже. Как так и надо. Как предписано. Он – весь такой из себя мужик. Она – тихая домашняя девочка. А я… Ну что я? Могу вот только так, обманом, его по чуть-чуть у нее красть.

Толкаю Мусу на пол. Он выглядит пьяным от моей инициативности. Просто невменяемым. Я раньше не позволяла себе ничего подобного, а ему, оказывается, заходит. А он выгибается, отчего на шее выступают жилы, вдоль которых я прохожусь чередой неглубоких укусов.

– Бля…

Смеюсь. Он такой скупой в своей реакции. Но, может, поэтому она для меня так ценна.

Обвожу пальцами лицо. Жмурится… Как сытый котяра. Расслаблен. Думает, все утряс. А я пока вообще ни о чем не думаю. Наклоняюсь, собирая вкус, прохожусь языком по его сурово сжатым губам. Давай же, отпускай себя, ну? Мне так важно чувствовать, что у тебя рвет от меня башню!

Вместо этого живущий в Гатоеве хищник пытается взять верх. Один стремительный бросок, и вот уже я, подмятая его телом, размазана по полу.

– Знай место.

– Черта с два.

В меня будто бес вселяется. Сегодня я его буду трахать. Не он. С непонятно откуда взявшейся силой толкаю Мусу в грудь. Мы боремся, словно не на жизнь, а на смерть. С губ рвутся хрипы, ругательства и смех. В какой-то момент он все же мне поддается, и я забираюсь сверху, довольная собой донельзя. Точно и впрямь одержала некую знаковую победу.

– Сдавайся. Тебе понравится.

– Ну, только если понравится, – оскаливается Муса. И все же сдается, да. Позволяя мне им помыкать. И только наполненный силой взгляд из-под полуприкрытых век и вольготная поза не дают забыть, кто тут действительно главный.

Ох, как он хорош! Без кубиков, конечно, но весьма и весьма… Грудные мышцы, бицепсы – все в рот просится. Целую. Вниз по горлу, к груди. Чередуя нежность и ненасытный, подхлестываемый ревностью голод. Освобождаю плоть, глядя в его глаза, обнимаю губами. Муса дергается, рефлекторно привставая на локтях. Шипит. Хорошо ему. И мне тоже. Стараюсь лучше! Сама того не желая, вступив в очередную унизительную гонку. Заискивающе гляжу в глаза. Так же сладко, да? Она никогда так не сможет. А он как долбаную наложницу меня по щеке гладит.

Выпускаю и снова покрываю его поцелуями. С ног до головы, с ног до головы… Сдвинув трусики, сажусь. И даже успеваю пару раз опуститься, кайфуя от наполненности, прежде чем он меня тормозит, до боли впившись пальцами в кожу.

– Стой. Резинки.

И я падаю, падаю с высокой скалы в пропасть. Послушно привстаю. Тупо наблюдаю за тем, как и он начинает возиться в попытке проникнуть в карман спущенных для удобства брюк. И как затем надрывает зубами фольгу, чтобы дальше уверенным движением раскатать защиту по стволу.

Без резинки – не про мою честь. Даже учитывая тот факт, что я с большой долей вероятности бесплодная.

Ну как тебе это, Амаль? Ты кому там о своих овуляциях втирала? Вот этому?

– Давай, – командует, медленно себя поглаживая. И черт его знает зачем, я даю. Раз, другой… А потом просто не выдерживаю боли. Не в месте нашего соединения, нет. А там, где еще вчера образовалась огромная рваная рана. Позорно всхлипываю и скатываюсь с него, как побитая, на бок.

Гатоев далеко не сразу понимает, что что-то не так – настолько он заведен.

– Эй, Амаль, ты чего? – касается мой спины.

– Н-не трогай.

– Ну какого хрена, а? Все же нормально было.

За спиной лязгает пряжка ремня, шуршит одежда – я на каждый звук вздрагиваю, как пугливая курица. Собрав в кулак остатки воли, соскребаю себя с пола. И убегаю, пока он опять чего-нибудь не сказал. Того, что я уже не переживу.

Закрываюсь в ванной. Стягиваю остатки одежды и становлюсь под душ. Ледяная вода на миг оглушает. Картинка перед глазами меркнет. И проступает совершенно другими линиями.