Огненное сердце

Семейное гнездышко Геловани располагается в красивой сталинке неподалеку от центра. Нам открывает маленькая худенькая женщина.

– Бабуль, это Амалия. Амалия – моя бабушка Нина Ашотовна.

– Очень приятно, – обнимает меня та. – Скорее за стол. Мы только вас и ждем.

Стол накрыт в достаточно просторной гостиной, уместившей в себя человек двадцать гостей. Среди которых я узнаю… своих, блин, родителей! Открыв рот, оборачиваюсь к Димке.

– Ну а как бы я не позвал тестя с тещей? – шепчет тот мне в ухо.

– Я тебя убью! – шиплю ядовитой змеей, с трудом нацепив милую улыбку. И следом обнимаю по очереди вскочивших со своих мест маму и папу.

– Как вы?

– Поначалу было очень неловко, но нас так принимают, что это чувство очень быстро развеялось.

– Извините, мы немного опоздали, – смущенно улыбается моим родителям Дима. – Думал, успеем вас встретить.

– Да нет, это мы приехали раньше. Все хорошо, сынок. Кстати, Стас, а где наш подарок? – вспоминает вдруг мама.

– Подарки потом! Давайте уж кто-нибудь скажет тост, – улыбается с другого конца стола…

– Мой двоюродный дядя по материнской линии, – подсказывает Димка. Отодвинув для меня стул, подхватывает бокал. Естественно, дальше следует длинный и поэтичный тост. За ним еще один, и еще, и еще…

– Если мы продолжим с той же скоростью, до клуба я не доеду, – замечаю немного пьяненько. Димка смеется. И хитро сощурившись, подливает мне компот вместо вина. За столом звенит смех, шелестят разговоры. Смотрю, и, может, потому что я выпила, а может, по какой-то другой причине, кажется, что это все не со мной. Вон как наши родители спелись. Даже Димкина мама чуть-чуть оттаяла. Обсуждает с моей то заготовки, то искусство. А еще, смешно, они поочередно нас с Димкой друг другу нахваливают. И все хорошо, пока внутри меня не рождается мысль, что с родней Гатоева таких посиделок нельзя было даже представить. Так какого же черта я на что-то надеялась, а?!

– Думаю, уже пора сваливать, – замечает Димка ближе к девяти. Я как раз только-только проводила своих родителей, выйдя в коридор вместе с Ладо.

– А другие гости не обидятся?

– Что ты. Они вслед за нами начнут расходиться.

– Тогда поехали. Но я ненадолго. Устала очень.

Димкины друзья – разношерстная пестрая толпа. С большей частью он дружит с раннего детства, что тоже много о нем говорит. Димкины приятели не спрашивают, кем мы приходимся друг другу, и вообще ведут себя предельно корректно. Мне в их компании легко и весело. Несмотря даже на то, что в местах, подобных этому, я в последний раз была… Да даже и вспомнить трудно. Это же какая-то молодежная тусовка, а я тот еще динозавр. Но что удивительно, возрастная пропасть между нами совершенно не ощущается. Мне комфортно. Пусть здешняя движуха бьет сразу по всем органам чувств. Мне очень громко, пульсирующе-ярко и пьяно. Веселье набирает обороты. Димка пританцовывает в неоновом свете и манит рукой меня на танцпол. А я качаю головой из стороны в сторону, мол, нет, не хочу, и просто тупо им любуюсь… Ноги у него длинные, мышцы проработанные, бедра, которыми он ритмично покачивает в такт музыке, узкие, задница – чистый грех. Отличный донор – зудит на подкорке. Лучший из всех возможных. Залипаю, совершенно им очарованная. Алкоголь искажает реальность, и я не сразу могу припомнить, почему же так отчаянно этому сопротивляюсь.

Сидельник… Да. Он его сын.

Гатоев. Тот просто не оставляет меня в покое. Регулярно напоминая о себе, не в силах смириться с тем, что я не собираюсь под него прогибаться.

– Пойдем, что ты сидишь?!

– Я не умею танцевать! – перекрикиваю музыку.

– Глупости. Что тут уметь? Просто закрой глаза и отдайся музыке.

Так и делаю. Пьяной себя отпустить легко… В ритм с битом, в такт сердцу. Танцую. Чувствую себя молодой и легкой. Будто ничего на меня не давит. И никто… Музыка останавливается в какой-то момент. Я улыбаясь, открываю глаза. И понимаю, что все это время Димка, не отрываясь, на меня пялился.

– Что?

– Я тебя люблю.

Вот так легко, блин. Просто посреди танцпола. Улыбка медленно стирается. Она сейчас неуместна. Но что ей противопоставить – тоже сложный вопрос. Поэтому просто смотрю на него, и смотрю, а свет пульсирует.

– Мы пьяные.

– И что?

– В таком состоянии нельзя… Хм… ну ты понимаешь.

– Значит, в другой раз, – улыбается. – У нас полным-полно времени.

Я не знаю, так ли это. Я даже не уверена, что протрезвев, не пожалею о том, что ляпнула. Но сейчас мне это кажется необходимым…

– Знаешь, я уже, наверное, поеду.

– Я тебя провожу. Сейчас только предупрежу своих.

Глава 22

– Я поднимусь с тобой!

За время дороги нас с Димкой еще немного развозит.

– Ни за что, – глупо хихикаю я, а он, наоборот, серьезнеет:

– Почему?

– Тебе домой надо, – выпаливаю первый пришедший на ум довод.

– А вот и нет. Все дело в тебе.

– Во мне?

– Ты боишься не устоять, если я провожу тебя до двери, – без тени сомнения заявляет этот наглец.

– Ну, все. Ты меня раскусил. Теперь точно можно прощаться, – чмокаю его в подбородок и вываливаюсь из тачки: – Пока!

Таксист, видимо, опасаясь, как бы наше прощание не затянулось, срывается с места, а я стою, покачиваясь на высоких каблуках, и как дура улыбаюсь вслед удаляющимся огням фар. Осенний ветер лижет ноги, проникая под тонкий капрон. Пальцы в туфлях стынут. Еще недавно казалось, что в душу уже не вместится больше горя и разочарования, емкости переполнены, а сейчас облетевшей кленовой листвой на языке горчит предвкушение. Ступая по ковру из опавших листьев, бреду к калитке. В просвете между домов ветер усиливается, рвет одежду, волосы, сдирает кожу с лица. Забегаю в парадную, хихикаю. К лифту бегу, перепрыгивая с одной плитки на другую. Тот, как назло, едет чуть ли не с последнего этажа. Наконец, захожу. Жму на кнопку, разворачиваюсь к двери и… застываю статуей. Потому что Гатоев заходит за мною следом, перекрывая все пути к отступлению. Вздрагиваю, когда дверь закрывается, и кабина плавно устремляется вверх. Мы одни, будто погребенные в этой коробке. Накрывает внезапным приступом клаустрофобии. Сделав глубокий вдох, набираюсь сил, чтобы посмотреть на него прямо. Пусть по лицу Мусы ничего понять невозможно, пусть… Не хочу выглядеть в его глазах жертвой.

Сердце срывается в бешеный темп. И словно не было ничего хорошего. Меня как в болото затягивает в осознание своей принадлежности этому мужику. Не то чтобы это было моим решением… Просто кажется, мне от него не убежать.

– Ты ко мне? – да-да, дурацкий вопрос, но нам надо с чего-то начать. Эта тишина совершенно невыносима, да и лифт приехал. А Гатоев стоит. И ни туда, ни сюда.

– Нажралась… Только посмотри на себя.

Эмоции все же проступают на его смуглом лице желваками.

– А ты что, подрабатываешь в полиции нравов?

Бояться надоело. Я делаю шаг вперед и, оттеснив его чуть вбок, просачиваюсь в коридор.

– Тише будь. Я тебя не отпускал.

– А я тебя отпустила. Так почему ты опять здесь?

Касаюсь лбом дверного полотна. Вдох-выдох. Опять дежавю. Не хочу опускаться до скандала, но его отголоски клокочут в горле. И кажется, я в момент трезвею. Пьяную расслабленность в голове вытесняют позорные мысли: он скучал, он не забыл. И от этого становится так сладко, что хочется, провернув замок, впустить его в свой дом. Как однажды впустила в сердце, так что теперь и поганой метлой его оттуда не выметешь.

Муса наклоняется. Ведет носом вдоль моей скулы. Время растягивается. Я как никогда ощущаю его бесконечность…

– Воняешь, как бордельная девка.

– Еще один довод в копилку твоей невесты. Вопрос – какого черта, почему ты не с ней?

Слова едва успевают стихнуть, как он разворачивает меня волчком. Смуглые пальцы больно впиваются в запястье. Как хорошо, что Димка все же за мной не вышел! Наверняка бы они сцепились. А так…

– Мне больно, – цежу я.

– Мне тоже! – орет Гатоев. И осекается вдруг, потрясенный, словно он сам не ожидал от себя такой вспышки. Зарывшись пятерней в волосы, с силой дергает. – Мне тоже. – Твердые пальцы касаются моего лица. Обводят черты так нежно, как, может быть, никогда до этого. А вот во взгляде нежности нет. Он огнем горит. Не знаю, сколько в этом любви, но больной пугающей ревности – через край. – Ты с кем была, девочка?