Огненный рубин апостола Петра

Глаза привыкли к темноте. Осторожно ступая, Лиза вышла на крошечную полянку. В одном ее конце она нашла вывороченную с корнями сосну, рядом валялась куча брошенных кем-то веток. Лиза залезла в небольшую пещерку, образованную корнями сосны, подстелила под себя колючие ветки и укрылась ими, натянув поглубже капюшон куртки. Не самое приятное времяпрепровождение, но это не смертельно. Она справится, она сильная и выносливая. А теперь надо поспать, все равно делать нечего до рассвета. Она заснула, едва закрыв глаза, и увидела удивительный сон.

Рев бури затих так внезапно, что Арнульф сначала даже не поверил в это – он подумал, что просто оглох.

Но потом он почувствовал, что буря действительно прекратилась, железные пчелы перестали жалить его беззащитное тело, замолкли голоса адских демонов.

Арнульф попытался подняться – но тот непомерный груз, который обрушила на него буря, прижимал его к земле. Только теперь он понял, что завален неимоверным количеством песка, что буря воздвигла над ним огромное песчаное надгробье.

Германец не собирался сдаваться. Он немного выждал, чтобы собраться с силами, и начал разгребать песок – сначала перед лицом, потом перед грудью.

Он что было сил разгребал песок, понимая, что от этих усилий зависит его жизнь, и снова молился новому, таинственному богу, всемогущему богу христиан.

«Помоги мне выбраться из песчаного плена! – шептал он. – Не дай мне умереть, не узрев солнечного света! Помоги мне – и я стану твоим верным рабом!»

И вдруг он услышал какой-то странный звук. Какой-то негромкий ритмичный шорох, будто еще кто-то, кроме него, рыл песок. Рыл песок навстречу ему.

Этот звук придал Арнульфу новые силы. Он стал рыть землю вдвое быстрее, не обращая внимания на стертые до крови руки, на сорванные ногти. Вдобавок он прохрипел пересохшим ртом, надеясь, что кто-то его услышит:

– Я здесь! Я совсем близко! Кто бы ты ни был, помоги мне! Спаси мою живую душу!

И наконец его мольбы были услышаны: песчаная преграда пала, точнее, в ней появилось нечто вроде круглого окна, в которое проник солнечный свет, и Арнульф увидел человеческое лицо.

Свет солнца окружал это лицо, подобно сияющему нимбу, – и поэтому Арнульф не мог различить его черты. Но он был рад этому человеку, как не радовался еще никому в жизни. Арнульф не плакал с самого раннего детства – но в это мгновение помимо его воли счастливые слезы потекли из глаз.

Арнульф разгреб оставшийся песок, выполз наружу и огляделся по сторонам.

За то время, которое он провел в песчаном плену, пустыня неузнаваемо изменилась. Там, где возвышались песчаные холмы-барханы, теперь было ровное, как стол, пространство, там же, где была ровная поверхность – появились новые холмы.

От отряда германцев, который привел в эти безжизненные края Руст, не осталось ни одного человека, ни одного коня…

Тут Арнульф вспомнил про своего собственного коня, про своего верного друга, который не раз выносил его из кровавых сражений, который чудом уцелел в морской буре.

Конь был засыпан песком рядом с ним.

Арнульф бросился в ту песчаную яму, из которой только что выбрался с таким трудом, и принялся разгребать ее, не жалея рук.

Впрочем, он скоро откопал голову своего коня – и увидел его остекленевшие, засыпанные песком глаза.

Конь был мертв, песчаная буря убила его, по непонятной причине пощадив самого Арнульфа…

– Прощай, верный друг! – проговорил Арнульф, с трудом сдерживая скорбь, и снова засыпал коня песком, чтобы тот не стал жертвой стервятников или шакалов.

Затем он опять огляделся по сторонам.

Теперь, среди огромных барханов, он заметил несколько маленьких холмиков… возможно, под ними похоронены воины Руста? Возможно, кто-то из них еще жив? Ведь сам он выжил во время песчаной бури! Почему не могло повезти кому-то еще?

Ближний холмик был расположен там, где перед песчаной бурей устроил себе убежище кормчий Сумах. Арнульф подошел к этому холмику и принялся раскапывать его кинжалом, откидывая песок стертыми в кровь руками. Вскоре он увидел край серого плаща, точно такой плащ был у Сумаха. Арнульф стал копать еще быстрее, еще усерднее, надеясь спасти своего товарища, но, когда он откопал его, руки германца бессильно опустились.

Глаза кормчего были закрыты, рот, наоборот, полуоткрыт, и из него сыпался песок, как сыплется зерно из пропоротого мечом мешка с пшеницей. Сумах был давно уже мертв.

Арнульф подумал о превратностях судьбы: Сумах много раз бороздил опасное, бурное море, много раз мог утонуть в его беспощадной бездне, мог быть съеден рыбами – но выжил, выжил, чтобы быть погребенным другой стихией – стихией пустыни, столь же безжалостной и равнодушной, как море.

Он еще раз огляделся по сторонам. Тут и там виднелись песчаные холмики, но ни один из них не шевелился. Это были могилы, песчаные могилы Руста и его верных спутников.

Только теперь Арнульф вспомнил о том человеке, который помог ему вырваться из песчаного плена, и с благодарностью взглянул на своего спасителя.

Это был не германец из отряда Руста и не туземец-проводник, который вел вандалов через пустыню. Это был старик, облаченный в самые жалкие лохмотья, какие только приходилось видеть Арнульфу.

Седые волосы ниспадали на его плечи спутанными прядями, но глаза светились ясным умом.