Огненный рубин апостола Петра

А как дошло до меня, что он сделать-то хочет, так откуда силы взялись. Затрепыхалась я, думаю – пускай уж лучше убьет, за руку его укусила, он на меня матом, да другой рукой такую оплеуху дал – три дня потом в ухе звенело.

Я тогда последние силы собрала, расцарапала его, так он схватил за шею и душить начал. Ну, думаю, это и к лучшему. Лучше умереть, по крайней мере все кончится.

И уже сознание начала терять, а потом вдруг чувствую – руки его ослабли, и повалился он мешком на пол. А над ним Витька, брат, стоит и топором размахивает, вроде как дрова рубит. И звуки такие – хрясь! Хрясь!

– Кошмар какой… – пробормотала Агния.

– Точно, но я тогда ничего не соображала, повалилась рядом, только от топора подальше отползла. А после уже Витька устал, топор бросил и как посмотрел на то, что от Вертухаева осталось, – так и плюхнулся на колени, ноги его не держали.

Я, говорит, его зарубил насмерть, теперь, говорит, мне за него на зону идти. Кончилась жизнь…

Тут я очухалась малость, в себя пришла – ну уж нет, кричу, не бывать этому! И так он нам всю жизнь испортил, так теперь еще и сидеть за него? Не будет этого!

А Витька не слышит, только качается из стороны в сторону и воет. Я тогда ведро воды из сеней принесла и на него вылила.

Очнулся он, смотрит осмысленно. А у меня уже план в голове созрел. От нашего дома если по тропиночке, то до того обрыва песчаного недалеко. Собрали мы вещи кое-какие, кольцо мамино, я свой крестик отдала, деньги Витька припрятал, да какие там деньги? Решили сказать, что Вертухаев сбежал из дому.

Хорошо, матери не было, она бы соврать не смогла, а так мы ей не сказали. Витька, как сомнамбула, все делал по моей команде. Полночи мы возились, он, кабан, тяжелый был… Закопали его в песок, засыпали иголками хвойными, я еще тропинку его же табаком присыпала, чтобы собаки не учуяли. Затем я пол замыла, потому как кровища и мозги его по всей кухне разлетелись.

– Что ты такое говоришь… – поежилась Агния.

– Ты слушай, слушай… На следующее утро хватились Вертухаева на работе, прибежал от бригадира Сенька Рябой, опять ваш, кричит, продрых по пьяни? Бригадир велел сей же час его растолкать, а если на работу не выйдет, то уволит он его к чертовой матери!

А нету, говорю, вечером завалился пьяный спать, а утром рано мы проснулись – нет его. И вещей его тоже нету. – Аська отхлебнула остывшего чаю, и Агния сунула ей в рот леденец, что остался у нее от тех, что раздавали в самолете.

Больше в доме не было ничего сладкого, даже сахарный песок кончился.

– Там милиционер был знакомый, дядя Паша Калошин, – продолжала Аська глухим голосом, – он все расспрашивал, а потом и говорит – ну ладно, детки, ушел ваш отчим из дома, да и черт с ним, живите мирно, мать берегите.

Все он понял, все на пол чистый смотрел, уж я так его отскоблила, давно такой не был. Ну, пожалел он нас, не стал Витьку расспрашивать, он бы сразу раскололся. А так вроде все забыли быстро про этот случай. Вертухаев такая сволочь был, что и вспоминать-то его всем противно было. Потом Витьку в армию забрали, через полгода нам письмо пришло – так и так, погиб, выполняя задание.

Мать как услышала – так и упала без чувств. После все болела – что-то у нее с головой было, врачи говорили – опухоль от того сотрясения мозга образовалась, а может, из-за чего другого. В общем, умерла она, я как раз школу кончила и в Петербург уехала. А следующей весной – соседка пишет – нашли Вертухаева. Ну, дело быстро закрыли, никому неохота возиться было. Дядя Паша Калошин тогда еще работал.

Пятнадцать лет прошло – и вот кому-то понадобилось все это ворошить. Не поленились они к дяде Паше съездить и его разговорить. Он-то думал, что все это быльем поросло, не верю, что навредить мне хотел. Хотя небось на пенсии-то пить начал, а по пьяному делу человек что хочешь наболтает…

– И что, – заговорила Агния, отодвигая от себя листки, – зачем ты мне все это показала? Чтобы я тебя пожалела? Допустим, я тебе очень сочувствую. Ты считаешь, что твое тяжелое детство дает тебе право другим гадости делать?

– Да ты…

– Да я, по твоим словам, – богатенькая девочка, дедом балованная, жила на всем готовом, горя не знала, так что я тебе по этому поводу что-то должна?

– Да ты что? – возмутилась Аська. – Я из этого всего сама вырвалась, забыла все, что было, понимаешь? Напрочь из головы выбросила! Не было у меня детства! А тут вдруг… знаешь, как я испугалась, что все возвращается…

– Знаю, – вздохнула Агния, – знаю, потому что сама этот день в ужасе провела. И не такая уж у меня жизнь прекрасная, чтобы завидовать. Был один родной человек – дед, так и тот… умер…

– Его убили…

– Что? – Агния вскочила и затрясла Аську за плечи. – Что ты знаешь про смерть моего деда?

У нее в голове снова прозвучали последние слова убийцы: «Хочешь знать, кто его убил? Спроси свою подругу…»

– Ничего… Ничего не знаю, – Аська испуганно вырывалась, – видит бог, ничего не знаю, слышала только разные разговоры… Да отпусти ты меня!

– Ладно, поздно уже, – Агния без сил опустилась на стул, – иди уж…

– Если какие-нибудь новости будут, я тебе сообщу. Агния, я до этой заразы все равно доберусь, она мне за все ответит!

Агния так устала, что даже не повернула головы, когда Аська захлопнула дверь.

– Вон в том доме она живет, – проговорил желтоглазый посланник Филина, – припаркуйся где-нибудь поближе. Чтобы был виден подъезд.

– Да тут ни одного свободного места нет, – заныл толстый Серега, который сидел за рулем, – сам погляди, Цыган!..

– Кончай ныть! – рявкнул на него Цыган. – Ты что – вообще ничего сам не умеешь делать? Вон, погляди, рядом с серым «мерсом» есть свободное место!

– Да мы туда не впишемся… – привычно проныл толстяк, подъезжая к парковке.

– Ты, с твоим пузом, может, и не впишешься, – Цыган взглянул на него исподлобья, – а машина встанет как миленькая!

Машина действительно вписалась на свободное место.

– Ну вот, а ты боялся! – хмыкнул Цыган и откинулся на спинку сиденья. – Теперь смотри в оба! Увидишь ее – разбуди меня! – И он закрыл свои желтые тигриные глаза.

– Разбуди меня… – передразнил напарника толстяк. – Я и за рулем, я и следить должен… а я, может, тоже устал!

Он покосился на Цыгана, тяжело вздохнул и уставился на подъезд, в котором, как им удалось сегодня узнать, жила Агния Иволгина, та самая шустрая девица, которая сбежала из «Дворянской усадьбы».

К этой Агнии у Сереги был свой личный счет, потому что именно он охранял ее, именно его она сумела обдурить, пользуясь его добротой, и именно ему за это здорово досталось от старших товарищей, в том числе от Цыгана. Филин сам его не бил, только посмотрел таким взглядом, что в животе у Сереги нехорошо забурчало.