Огонь и сера

– В блокноте было что-то еще?

– Нет, он чистый.

– Спасибо. – Д'Агоста сложил телефон и пересказал слова Хейворд.

Глаза Пендергаста возбужденно сверкнули.

– Вот та самая ниточка, которую мы искали, – сказал фэбээровец. – Гроув, Катфорт, Баллард. Зачем всем троим понадобился Бекманн? Возможно, его следует разыскать нам, чтобы он сам все рассказал?

– Друг мой, – отозвался граф, – осуществить этот план вам будет крайне сложно.

– Почему же? – взглянул на него Пендергаст.

– Частный детектив поведал мне еще кое-что: он не смог найти на Ренье Бекманна абсолютно никаких данных. Ни настоящего, ни прошлого места жительства, ни истории работы, ни информации о семье. Ничего. Впрочем, предоставляю это вам. – Граф экспрессивно повел руками. – Теперь, когда дела позади, давайте приступать к трапезе. – Обернувшись к Констанс, он поклонился: – Позвольте предложить вам место по правую руку от меня? Чувствую, нам есть о чем поговорить.

Глава 29

Гарриман еще не вошел в кабинет фон Менка, но уже знал, чего ожидать. Он надеялся, что одни только персидские ковры, звездные карты, таблицы, старинные пентаграммы и статуэтки индуистских божков из трубчатых костей человека дадут материал для «вкусной» статейки. Однако дверь открылась, и надежды развеялись. Он увидел лишь небольшой камин, удобные кожаные кресла да литографии с египетскими развалинами. Только две вещи не позволяли скромному, почти спартанскому кабинету слиться с собратьями из среднего класса: книжный шкаф во всю стену, где за стеклом на полках теснились тома, рукописи и документы. А еще премия «Эмми» «За лучший документальный фильм» в рамочке на столе рядом с телефоном и старомодной картотекой.

В надежде, что чутье все же не подвело, Гарриман сел в предложенное кресло. Истории о дьявольских убийствах нужно придать форму, наделить голосом; здесь-то и в состоянии помочь фон Менк. Обычный ученый не оставит от теории камня на камне, а чокнутому сатанисту просто-напросто не поверят. Идеальным вариантом, той самой золотой серединой станет Фридрих фон Менк. Солидные достижения – доктор философии Гейдельберга, доктор медицины Гарварда, доктор теологии Кентербери – не мешали ему заниматься мистицизмом, паранормальными и необъяснимыми явлениями. Когда фон Менк выступил на радио по теме кругов на пшеничных полях, передачу встретили на ура. А после фильма об изгнании дьявола в испанской Картахене, за который он и получил «Эмми», даже Гарриман будто загипнотизированный остался сидеть перед ящиком, размышляя, может ли хоть кто-нибудь чувствовать себя в безопасности.

Фон Менк не просто выскажет мнение, он обеспечит пусковую установку и двигатель, а затем запустит историю на орбиту. Если не получится у него, то дело не выгорит вообще.

Усаживаясь напротив, доктор учтиво поздоровался. Гарриману ученый понравился сразу. Удивительно было вот так встретиться с неотразимой, почти магнетической личностью, которую до этого видел лишь на экране. Гарримана во многом расположили низкий, сладкозвучный голос, спокойное, аскетичное выражение лица и точеный подбородок. Но одной детали все-таки не хватало. По телевизору с лица фон Менка редко сходила эдакая легкомысленная улыбочка остроумного человека с большим чувством юмора. Фон Менк, казалось, сам себя не воспринимал всерьез, и все работы его – довольно глубокие – читались очень легко. Сейчас же Гарриман видел перед собой до крайности вежливого и неулыбчивого фон Менка.

После краткого обмена любезностями доктор перешел прямо к делу:

– В сообщении вы передали, что хотите поговорить о недавних убийствах.

– Верно. – Гарриман полез в карман за цифровым диктофоном.

– О тех, которые ваша газета преподносит как дьявольские.

– Верно. – Не промелькнуло ли в голосе доктора пренебрежительное недоверие? – Доктор фон Менк, я хотел бы узнать, может, у вас наметилась какая-то точка зрения?

Откинувшись на спинку кресла, фон Менк сложил пальцы домиком и посмотрел на Гарримана. Когда же он заговорил вновь, голос его звучал медленно и размеренно, будто доктор заранее приготовил ответ:

– Да. Так получилось, что точка зрения у меня наметилась.

Гарриман поместил диктофон на подлокотник.

– Не возражаете? – спросил он.

Фон Менк легонько махнул рукой в знак согласия.

– Я как раз подумывал, не стоит ли обнародовать мысли, – сказал ученый. – Взвешивал «за» и «против».

«О нет! – Гарримана прошиб озноб. – Он застолбил тему. Снимет документалку, и мои планы – в тартарары».

– В конце концов, – вздохнул фон Менк, – я решил: люди имеют право знать. В этом плане ваш звонок стал неожиданностью.

Озноб сменился облегчением, и Гарриман включил диктофон.

– Пожалуйста, выскажите свои соображения, сэр. Почему именно эти два человека, почему именно так и почему именно в это время?

– Здесь важен не столько выбор жертв и даже не способ убийства. Важен здесь выбор времени.

– Поясните.

Поднявшись, фон Менк подошел к шкафу, достал с полки некий предмет и, вернувшись, положил его на стол перед Гарриманом. Это оказалась раковина наутилуса в разрезе: камеры по мере роста моллюска расходились от центра гармоничной спиралью.

– Мистер Гарриман, вы знаете, что общего между этой раковиной, зданием Парфенона, лепестками цветка и картинами Леонардо да Винчи?

Гарриман отрицательно покачал головой.

– Они воплощают в себе совершенную природную пропорцию – золотое сечение.

– Кажется, я не совсем понимаю.

– Если провести золотое сечение, то соотношение короткого и длинного отрезков будет равняться соотношению длинного отрезка и всей линии.

Гарриман поспешил записать, надеясь, что разберется потом.

– Больший отрезок в 1,618054 раза длиннее малого. Малый отрезок составляет 0,618054 процента от длины большего. Кроме того, эти два числа в точности обратно пропорциональны друг другу, отличаясь лишь первой цифрой – это единственные числа, которые демонстрируют такое свойство.

– Да, конечно, – согласился Гарриман.

– У этих чисел есть и другие замечательные свойства. Предполагается, что прямоугольник, стороны которого соотносятся подобным образом, имеет самую приятную форму и называется «золотой прямоугольник». В этих пропорциях выдержан Парфенон, на них же основаны кафедральные соборы и картины. «Золотые прямоугольники» также имеют замечательные свойства: если из одной стороны «золотого прямоугольника» вырезать квадрат, вы получите меньший «золотой прямоугольник», обладающий всеми свойствами изначального прямоугольника. Вырезать квадраты и получать меньшие «золотые прямоугольники» можно до бесконечности.

– Понятно.

– Затем, если соединить центры этого бесконечного числа малых «золотых прямоугольников», получится совершенная логарифмическая спираль. Именно ее вы видите в раковине наутилуса, в рядах семечек подсолнуха, в музыкальной гармонии и, в конце концов, во всей природе – ведь золотое сечение лежит в основе мира.

– О да...

– Никто не знает почему, но золотое сечение – это базовая структура Вселенной.

Доктор аккуратно вернул раковину на место и закрыл дверцу шкафа. Гарриман ожидал от фон Менка чего угодно, только не этого. Похоже, статье конец. Сколько времени потрачено зря! Сейчас надо только дождаться возможности и уйти.