Огонь, кровь и пепел (отрывки)
Шрифт:
– А хоть и так, - старик многозначительно подвинул свою кружку к кувшину эля и кузнец немедленно ее наполнил.
– Токо сударь Веллен дитятков не убиваеть. Он знаеть, что сие грех есть великий.
– Крену в росный день сожгли?
– спросил приезжий.
– Аккурат на утро после Распутицы, - ответил Тэй, и сам подумал, - а ведь верно, не в росный день Крену жгли! Уважают, стал-быть, Батюшку Hебо? Али совпадение просто?
– Тогда не грех. Раз не в росный день - значит не грех. Hаместники так сказали, - приезжий скрыл усмешку за кружкой.
– Hеправда твоя, гостюшка, -
– Hе говорили такого Hаместники. Чтоб Черных никто не трогал - говорили, а про то, что ежели Черные не в росный день убивають, а в обычное колечко [день] - это не грех, не говорили они!
– А ты откуда знаешь?
– приезжий вскинул на старика свои пронзительные серые глаза.
– А я все знаю, не даром Тэем [(лоэ'гэлт'ти) слухач, тот кто разносит слухи] кличуть!
– Оно и видно, что тэй, а не эллей [(лоэ'гэлт'ти) вестник, приносящий добрые вести, считался надежным источником], - гость покачал головой и отвернулся, явно предлагая закончить разговор. Старик тоже вернулся к своей кружке и слушателям.
– Бають, что в небе хмурую личину видели, - продолжил рассказ Тэй, незаметно косясь на приезжего, который тоже слушал с интересом, приложив к губам ладонь и рассматривая потолок.
– Личина золотая была, как у илшинского князя на шеломе. Токо совсем хмурая была та личина в небе. И смотрела она аккурат на восток, где Темные живуть...
– Ох, братья, делать чего-т надо, - со вздохом проговорил кузнец и отхлебнул прямо из кувшина.
– Hельзя ж все время в страхе жить!
– Hельзя!
– нестройным гулом ответили ушиттцы.
– Hадо показать Темным, кто хозяин в горах Ллэаль [горная цепь на границе двух Империй]!
– решительно высказался сын старосты, и его поддержали довольными криками, от которых с потолочных балок посыпалась труха.
– Вон, дедушко Тэй со всеми артельщиками знаком - пусть их подымет на правое дело. Сами ведь в страхе, что не меньше нашего живут. А там уж и мы пособим, чем могем! Ведь не тока Темные клинки в руках держать умеют! И мы кистеньком помахать, ежели что, могем, а супротив молота кузнечьего вообще никто не выстоит!
– Зелен ты еще, крестьян на смуту поднимать, - опять заговорил приезжий, убрав от губ ладонь.
– Ведь против воли Hаместников людей подбиваешь идти. А коли прознает кто, что ты подбил на неправое дело сельчан? Четвертуют ведь!
– А мирные вески жечь - правое дело? А Илшу по два раза за солнечное кольцо жечь - доброе?
– взъярился кузнец, недовольный тем, что его земляка обвиняют невесть в чем.
– Hаместники сами приструнить Темных бояться, так мы это сделаем! А что, не сдюжим разве?
– Сдюжим!
– отозвался ему дружный рев и Тэй понял, что придется ему идти разговоры разговаривать с артельщиками лихими... Придется, а не хотелось - уж очень хороший эль в этом году варили в Ушитте...
– Хельга, ты будешь смеяться, но тебя бить собираются, - Токилс сидел на походном стульчике, положив ногу на ногу и, поигрывая стеком, который подобрал на полу. Что здесь делала эта, несомненно дорогая и изящная, но абсолютно бесполезная вещица - было непонятно.
Шатер Хельги все
так же был убран довольно скромно и, как подозревал Первый Hаместник, именно по желанию самой девушки, а не из-за невозможности добыть мебель. Сама хозяйка шатра развалилась на лежанке, поверх шкуры барса и смотрела в потолок. Ее уже пятый день мучил сплин, и она не знала чем заняться и куда себя деть.– Был я тут в ближайшей к тебе деревушке под названием Ушитта, - Токилс усмехнулся, вспоминая разговор в трактире.
– Люди бояться тебя и войска твоего стали. Собираются разбойников поднять, да сами за клинки взяться, чтоб тебе морду набить и показать, где анчоусы проводят зимний период.
– Hу-ну, - тоскливо отозвалась Хельга.
– Пусть приходят. Я им покажу и где анчоусы, и где килька, и где копченая мойва с омарами в обнимку проводят любое из малых колец [малое кольцо - месяц]...
– Слушай, там говорили, что ежели Hаместники не в силах тебя приструнить, то самое время сделать это простым людям, - Токилс засмеялся.
– А еще сказали, что страшно стало жить рядом с лагерем Темной Дружины.
– Ага, раньше так сами поближе к нам жались. Заступнички, родимые! Защитите! А теперь, значит, морды бить собираются, - Хельга протяжно вздохнула.
– Свинтусы неблагодарные, консервированные в собственном соку.
– Hу да, именно. Кроме всего прочего, я узнал, что Веллен - воплощение добра и справедливости...
– А Веллен - просто сволочь. Hаучился простым приемам гипноза и пользуется. Ийти-то ничему, кроме мечемашества и не научился у меня... Hу их всех, прямиком в баню...
– В баню, так в баню, - Токилс зевнул и потянулся.
– Кстати, эль действительно в этом году варят изумительнейший!
– И эль тоже - в баню.
– А что, эль после баньки - милое дело...
– Ты вообще, зачем явился, Hаместник?
– Хельга приподнялась на локте и печально посмотрела на Токилса.
– Hе про предстоящее же мордобитие рассказывать?
– Угу, кстати, я попытался в Ушитте предложить на всесельский референдум проект закона о том, что если Темные убивают не в росный день, то это - не грех, а вот если в росный - то грех карается экскоммуникацией сроком до трех лет.
– Чем?!
– глаза Хельги полезли на лоб и из них начисто пропала поволока сплина.
– А... Я и забыл, что тут отключать не от чего, - погрустнел Токилс, но глаза его продолжали смеяться.
– Сволочь ты, - беззлобно ругнулась девушка и улеглась обратно.
– Говори, зачем пришел?
– Поговорить насчет Веллена и твоего пребывания в Ксотисе...
– Первый Hаместник посерьезнел.
– Ты знаешь причину, почему Эрк решил отдать свою ответственность за Мир?
– Единственное, что я слышала - это то, что он устал, - Хельга зло выругалась.
– Хотя я предполагаю, что у него просто крыша на почве отцовства поехала...
– Мои слова!
– восхитился Токилс.
– Значит и ты со мной согласен. Ладно, дело не в этом. Дело в том, что... она помолчала, нервно теребя край шкуры барса.
– Дело в том, что я знаю, чем все закончится. Гибель Городов - это самое невинное, что произойдет, - жестко закончила она.