Огонь в его крови

Ну что ж. Настало время, чтобы завести друга.

Я задумываюсь о том, как мне выполнить эту задачу. Не хочу всполошить его, это уж точно. И еще больше не хочу, чтобы он подумал, что я проявляю особый интерес. Одним глазком я осматриваю его обнаженное тело, так, на всякий случай, если мне померещилось. Возможно, у него стояк от того, что нервничает. Хотя нет, его эрекция нисколечко не опустилась. Массивная, тяжелая головка его члена порыта капельками предсемени.

Стояк у него, конечно же, не нервное.

Он издает низкое гортанное грохотанье, дикое и звереподобное. От неожиданности я встречаюсь с ним взглядом и тут же понимаю, что он поймал меня за разглядыванием его хозяйства. И ему это нравится. Выражение его глаз становится хищным, к тому же они снова переключили цвет, изменившись на черное, и это меня беспокоит. А еще больше меня беспокоит то, что он начинает медленно подкрадываться ко мне.

«Думай быстрее, Клаудия, или окажешься, лежа на спине, под этим мужчиной-драконом».

У меня аж мозг взрывается от лихорадочно метающихся мыслей, и я быстро хлопаю себя по грудной клетке.

— Я — Клаудия.

Он останавливается. Хвала небесам. Он хмурит брови, пока пытается разобраться в моих словах. Он встает на ноги, растягиваясь и широко расправив плечи. Он делает шаг ко мне и жестом указывает на свои губы, будто хочет, чтобы я опять заговорила.

Отлично, общение более важно, чем секс. Это работает. Я еще раз хлопаю себя по груди и медленно произношу.

— Клауууу-диии-яяяя.

Его пристальный взгляд сосредоточен на моих губах, когда он это повторяет. Или пытается повторить.

— Клаууууу-даа.

— Клау-диииии-я.

Его губы сжимаются в гримасу.

— Клау-да.

Достаточно похоже. Я улыбаюсь и киваю головой, указывая на себя.

— Клаудия.

Тогда я показываю на него.

Однако он не очень-то хочет говорить о себе. Его черный взгляд перемещается по моим обнаженным частям тела, и у него в горле снова начинается низкое гортанное грохотанье.

— Клау-да, — говорит он, чуть ли не мурлыча. Кроме того, могу поклясться, что, когда он произносил мое имя, у него дернулся член.

Уппппс.

Я снова улыбаюсь ему сияющей улыбкой.

— Клаудия.

Затем указываю на него еще раз и еще раз, и потом еще и еще раз, надеясь, что до него наконец-то дойдет.

Глаза дракона-мужчины вновь переключаются обратно к глубокому золотому цвету, и от этого я испускаю вздох облегчения. Думаю, это значит, что он счастлив. Он кладет большую, когтистую ладонь на свою грудь и хлопает по ней.

— Кэйл, — этот слог, очень похожий на «Кайл», вылетает из его рта быстро и твердо. Я повторяю его вслед за ним.

В ответ на это все его лицо излучает удовольствие, и могу поклясться, что этот мужчина буквально мурлычет. Он подкрадывается чуть поближе.

— Клау-да Кэйл, — говорит он низким, глубоким грудным голосом и еще разок пододвигается поближе ко мне.

Я поспешно отступаю назад и вздрагиваю, когда наталкиваюсь на стену. Попалась, как мышь в мышеловке. Проклятие. Он приближается ко мне все ближе, и я закрываю глаза, надеясь, что он собирается просто как-то по-драконовски дружелюбно меня обнять.

Я чувствую, как тепло его обнаженного тела надвигается на мое собственное. Он — этот дракон — обжигающе горячий. Это не удивительно, если учесть, что он изрыгает огонь, тем не менее, ощущать это на себе, просто поражает.

— Клау-да, — бормочет он этим своим низким, грохочущим голосом, а потом наклоняется ко мне и обнюхивает мои волосы, чуть не тыкаясь в меня носом.

Я остаюсь совершенно неподвижной, не будучи уверенной в том, как себя вести.

Он проводит когтями сквозь мои спутанные волосы, и, когда я открываю глаза, то вижу у него на лице восторженное выражение. Глаза у него золотые, поэтому я успокаиваюсь. Его прикосновение достаточно нежное, а глаза спокойные. Наверное, он не осознает, что пугает меня до чертиков. Что люди не лезут вот так в личное пространство друг друга. Он — дракон. Наверное, у них все иначе.

Находясь настолько близко к нему, он кажется как-то более человечным. Похоже, он примерно моего возраста, а на лице у него отсутствуют, какие бы то ни было шрамы. Его пряный запах очень даже приятный, а внешний вид его тела, нависшего надо мной, выглядит вполне человеческим. Его золотистая кожа не покрыта чешуей, только пестреет пятнышками, похожими на чешуйки. Это гораздо интереснее, чем просто удивительно красиво, и меня так и тянет его потрогать, чтобы почувствовать на ощупь, что это такое, однако я более чем уверена, что он воспримет это как приглашение на большее.

Кэйл тянет горсть моих волос к себе под нос и делает резкий вдох, при этом его ноздри раздуваются.

— Клау-да, — рычит он и трется лицом о мою шею.

По мне, так… звучит так, будто все только что зашло слишком далеко. А когда он поднимает голову, я вижу, что его глаза снова стали черными.

— Ты меня пугаешь, — шепчу я.

Когда я говорю, его внимание возвращается обратно к моим губам. В восторге он проводит когтями по ним. Меня охватывает облегчение от того, что его прикосновение настолько ласковое. Пожалуй, мне стоит сказать еще что-нибудь.

— Страшно, — говорю я, не совсем понимая, как ему об этом сообщить. Я прихожу к решению продемонстрировать, что дрожу от страха и сжимаюсь, сознательно преувеличивая движения. Я съеживаюсь, как собачонка, после чего указываю на него. — Кэйл cтрашный.

И я еще разок начинаю дрожать — для полной картины. Не так это уж сложно, учитывая, что в то время, как он потирает моими волосами свою щеку, у него черные глаза.

Но как только я еще раз указываю на него, на его лице начинает отображаться понимание. Он, моргая, смотрит на меня, и черный цвет быстро растворяется из его глаз, возвращаясь обратно в золотой.

— Клау-да… нет?

О, слава Богу. Он все понял.

— Нет, — соглашаюсь я и кладу руку ему на грудь, чтобы оттолкнуть его.

— Нет? — резко выпаливает он.

Страх скапливается у меня прямо в животе, но я должна заставить его понять.

— Нет, — голос у меня немного писклявый. — Страшно.

— Клау-да нет, — повторяет Кэйл, и его ровный голос переполнен гневом. Он шарахается от меня настолько резко, что мне приходится подавить испуганный визг. Он ураганом уноситься прочь и, вовсю свирепствуя, мчится через все помещение и вдруг останавливается, стоя ко мне спиной. Пока я смотрю, он сжимает свои когтистые ладони в кулаки. Его широкие плечи вздымаются, словно он пытается сдержать себя. В его горле снова зарождается тихое рычание, и он откидывает голову назад, разразившись чистейшим яростным ревом, настолько громким, что от тряски из оконных рам сыплются осколки стекла.