Огонь войны и пламя любви

— Неужто она так переживает за обертлугов? — сомневаясь спросил Ранарт.

— Переживает, — уверила его Рохана, — это очень добрая девушка.

— Да неужели! — с каким-то возмущением крикнул князь. — Прям душка она, верно?

— Послушай, Ранарт, если ты намерен отвлекать меня от работы, то я тебе это не позволю. Иди-ка ты в свой княжеский терем и отдыхай после трудов ратных.

— Не забывайся, Рохана! — глаза обертлуга гневного вспыхнули.

— Вот опять началось, — чуть слышно проворчала старушка.

Ранарт, разозлённый поведением женщины и раздосадованный отсутствием пленницы, быстрыми шагами направился к выходу. Он яростно дёрнул ручку двери, и та стремительно распахнулась. На пороге князь успел заметить падающую Милену, которая, не ожидая, что дверь так резко откроется, потеряла равновесие. Обертлуг тут же подхватил её, предотвратив падение. Девушка ошарашенно смотрела на него заплаканными глазами. Ранарт вгляделся в её лицо и только сейчас увидел, что оно весьма милое и добродушное. Не похоже на лицо злодейки. Князь взглянул в большие зелёные глаза и какое-то время пристально смотрел в них, словно силясь прочесть мысли, рождающиеся в этой светлокудрой голове. Выражение его лица, как показалось Милене, даже немного смягчилось. Он расцепил свои крепкие объятия и протиснулся между девушкой и дверным косяком.

— Ранарт! — окликнула его старушка, подавив смешок. — Куда же ты? Как же твоё ранение?

Ранарт с бешенством посмотрел на неё, скрипнул зубами и поспешил прочь.

— Князь ранен? — испуганно пролепетала Милена.

— Ранен, ранен, — усмехнулась Рохана, — только сам об этом ещё не знает.

— А вы знаете? — осмелилась спросить девушка.

Старушка лукаво посмотрела на неё и ответила:

— Старость моя многое знает и многое может разглядеть.

— И что опасная рана у него? — непонимающе моргала глазами девушка.

— Как знать… — пожала плечами Рохана, — это как события дальше будут разворачиваться. Впрочем, хватит болтать. Нам необходимо подкрепиться. Шоколад, помнишь? Давай быстрее, пока не пришёл ещё кто-нибудь.

Ранарт, взволнованный и злой, прошёл в свой княжеский терем и поднялся в зал. Там он уселся на резной деревянный трон и задумчиво уставился в окно. В таком виде застал его Грахт. Рыжий обертлуг тихо подошёл к другу, чувствуя его беспокойство. Некоторое время они молчали. Потом Грахт спросил:

— Как мать? Много ли раненых?

— Откуда ты знаешь, что я был в Покоях? — нахмурился Ранарт.

— Я видел, ты бежал оттуда, как ошпаренный, — отозвался Грахт. — Моя старуха, должно быть, болтает лишнего.

— Да уж…

— А как пленница? — добродушно поинтересовался рыжий обертлуг.

— Что вы все только и твердите про неё! — вдруг закричал Ранарт.

— Да никто про неё не твердит! — возразил Грахт. — Я вообще первый раз про Милену спросил с тех пор, как посланцы Варкана пытались её убить…

— Как же! — хмыкнул Ранарт. — Вы все только и думаете о ней.

— Кто все-то? — удивился его друг. — Все думают о войне, а не о Милене. Разве ты сам о ней постоянно размышляешь, вот тебе и кажется, будто остальным тоже не о чем больше думать.

— Не говори чушь! — взревел князь. — С чего это мне о ней думать?

— Да что ты орёшь? — в свою очередь разозлился Грахт. — Иди отдохни. Только вернулись ведь. После боёв тебе расслабиться нужно.

— Я сам разберусь, что мне нужно! — огрызнулся Ранарт. — Учить меня вздумали! Оставьте меня в покое!

Грахт, чувствуя в душе прилив злости и не желая ссориться с другом, вышел из зала и поспешил в Покои для раненых.

— Пусть мать подберёт тебе настойку успокоительную, — проворчал он.

Ранарт заметался из угла в угол, снедаемый непонятными ему чувствами. Он то злобно раздувал ноздри, то нервно смеялся. Пытаясь унять волнение, бушевавшее в груди, князь принялся чистить оружие, но мысли его всё равно неизменно возвращались к пленнице.

Тем временем Грахт, раздосадованный ссорой, поспешил к матери. Милена и Рохана только попили чай и убрали шоколад в потайное место. Дверь распахнулась, и на пороге замер рыжий обертлуг. Он принюхался, и глаза его лихорадочно заблестели. Однако он и виду не подал, что что-то привлекло его внимание. Вместо этого Грахт подошёл к матери и возмущённо проворчал:

— Представляешь, Ранарт совсем вспыльчивый стал. И нервный какой-то. Я только заикнулся про Милену, а он… — тут обертлуг осёкся, заметив девушку, вышедшую из подсобного помещения.

Милена замерла в страхе от услышанных слов.

— Ну и что наш князь говорит про Милену? — воззрилась на сына старушка.

— Да ничего такого, — избегая взгляда пленницы ответил Грахт.

— Наверное решает, когда меня лучше казнить, — едва не плача пролепетала Милена.

— Не говори глупости! — прервала её Рохана. — Князь тебя не тронет, уж будь уверена.

Но Милена лишь сокрушённо покачала головой. Грахт пристально посмотрел сперва на мать, потом на девушку. Видно было, что мучает его какой-то вопрос, но он так и не решился его задать. Милена же, накинув полушубок из звериных шкур, вышла на улицу. Грахт последовал за ней, оставив мать в недоумении.

Девушка брела, загребая сапожками белые хлопья. Она с грустью гадала, сколько же ей дней отмерила судьба в плену? И насколько ужасна будет расправа над ней гордого вулквонского правителя. Внезапно Милена остановилась, заслышав торопливые шаги за спиной. Она обернулась и увидела Грахта. Он сразу остановился, не желая её пугать. Вид у него был какой-то взволнованный. Он облизнулся, чем немало напугал девушку. Заметив её реакцию, обертлуг поспешил её успокоить:

— Милена, не бойся меня, пожалуйста… лишь выслушай. У меня к тебе дело есть…понимаешь…я хотел только спросить…

— Что ты хотел спросить? — с замиранием сердца прошептала Милена.

— Хотел у тебя узнать…не скажешь ли ты… может быть…

— Да говори уже, — потеряла терпение пленница, которая уже не так боялась обертлуга, видя его смущение.

— Не могла бы ты ответить на очень важный вопрос… — Грахт продолжал мямлить, не решаясь спросить что-либо напрямую.

Милена скрестила руки на груди и взирала на него с нетерпением.

— Ладно, — решился наконец Грахт, — так и быть, спрошу прямо: есть ли в Палатах для раненых шоколад?

— Что? — удивлённо захлопала глазами Милена.

— Шо-ко-лад, — прошептал обертлуг, — бесполезно отрицать его существование в закромах у моей матери, я учуял его, когда вошёл.

У Грахта в этот момент был такой идиотский вид, что Милена рассмеялась впервые за долгое время. Грахт и в самом деле выглядел, как ребёнок, выпрашивающий сладости. Это совершенно не сочеталось с его могучей фигурой и мужественным лицом. Девушку это развеселило ещё больше.