Огонь войны (Повести)
Шрифт:
— Нельзя, потерпи до темноты.
Оставленный на троих однодневный запас хлеба и спиной тушенки они, не думая, что застрянут здесь, съели еще вчера. Днем, томимые жаждой, они не заметили голода, и только вечером, вдоволь напившись, почувствовали пустоту желудков.
— Правильно говорит русская пословица: «Век живи — век учись» — вздохнул Генджи. — Надо было оставить немного продуктов на всякий случай.
Хайдар глотнул слюну и, промолчав, ушел в другой конец траншеи.
Луна еще не взошла, но звезды горели ярко, освещал землю призрачным светом.
В
И вдруг среди этих звуков Генджи услышал новый звук — будто бы кто-то чавкал поблизости. Он вздрогнул» насторожился. Уж не волк ли? И тут его ноздри уловили запах копченой колбасы. Хайдар…
— Ты что же это? — подскочив к нему, крикнул Генджи срывающимся голосом. — Ты что — один тут? Припрятал и грызешь в одиночку, как волк…
Большая синяя муха села на горбатый нос Хайдара и замерла. Она не двигалась даже когда Хайдар во сне чмокал влажными губами. Может быть, сдохла?
Генджи вспомнил, что бабушка в детстве рассказывала ему о ядовитой крови злых людей. Он махнул рукой. Муха улетела.
Хайдар продолжал спать. Его мясистое, одутловатое лицо и во сне было недобрым. Две глубокие морщины на щеках придавали ему презрительное выражение, а густая черная щетина, отросшая за два дня, делала его мрачным. Но тело не соответствовало выражению лица — было рыхлым и даже на вид немощным.
Генджи вспомнил, что в медсанбате Хайдар старался делать только легкую работу. Он даже вызывался стирать белье, предпочитал это вовсе уж не мужское занятие рубке дров. И оружие он не любил.
«Баба», — презрительно подумал Генджи и отвел взгляд от спящего.
Потом в карауле был Хайдар, а Генджи уснул, подложив под голову вещмешок.
Боязливо оглядываясь, Генджи сжимал вспотевшими ладонями автомат.
Когда из лесу медленно вышел верблюд, он не поверил глазам. Верблюд — здесь?
Хайдар толкнул ногой спящего.
— Генджи! Эй, Генджи! Немцы! На верблюдах!
Генджи вскочил, стирая ладонью с лица остатки сна.
— Где? Чего паникуешь?
Но теперь уже и Хайдар увидел, что никакой это не верблюд, а обыкновенная лошадь. Бочка на бричке за спиной лошади делала её похожей на верблюда. А за бочкой наш солдат стоял во весь рост, потряхивая поводьями.
— Эй! — крикнул он, увидев вылезающего из окопа Генджи. — Где тут удобнее воды набрать?
Колонна автомашин и танков двигалась в густом тумане. Желтые дрожащие пятна света от фар расплывались; таяли в нескольких шагах.
Вдруг колонна встала. От машины к машине передали команду:
— Командиры взводов — к комбату!
Совещание было недолгим. Вернувшись, офицер приказал оставить при себе боевое снаряжение и построиться возле машины.
— Командиры отделений сажают своих людей на танки, — сказал он. — Пойдете десантом вперед. Надо выяснить, что там впереди. Выполняйте.
В тумане они пошли мимо машин к танкам, ожидающим в голове колонны. Сержанты покрикивали,
торопя солдат.Хайдар тяжело взобрался на задний танк, притих у башни.
— Куда? — крикнул ему сержант. — Наше отделение впереди.
Но Хайдар сделал вид, что не слышит, завозился, устраиваясь поудобнее на сырой броне.
Генджи задержался возле него, сказал зло:
— Не позорь себя и нас. Слышишь?
Рядом пробежал офицер, крикнул:
— По машинам! Живо! Трогаемся!
Взревели моторы. Расплывчатые огни уплывали назад, таяли на глазах.
Танки шли медленно, словно прощупывая дорогу.
Какие-то неясные силуэты выплывали из тумана и вновь исчезали.
Вдруг Генджи вздрогнул и щелкнул предохранителем, — это произошло мгновением раньше, чем услышал он глухой пушечный выстрел и сдвоенный стук болванки — об асфальт и броню.
И сразу же разнеслась команда, подхваченная несколькими голосами:
— Закрепиться у дороги!
Автоматчики спрыгнули и побежали к кювету.
Головной танк вспыхнул, и в тумане бушевавшее над ним пламя тоже было расплывчатым и неясным, как и все вокруг.
Остальные танки, отстреливаясь, стали медленно отходить.
Генджи слышал, как рядом, чуть позади него, тяжело дыша, роет землю Хайдар, и подумал с неприязнью: «Дорожит своей шкурой, гад. Не ленится большую лопату носить с собой».
Приглушенные туманом гремели выстрелы.
Генджи казалось, что заняли они невыгодную позицию, и стоит туману рассеяться, как взвод окажется перед немцами, словно на ладони, и будет расстрелян из пулеметов и автоматов. Это, видимо, помял и командир, поначалу приказавший отходить. Но стоило кому-нибудь подняться, как над головой начинали петь пули, — немцы были совсем рядом. Строчил пулемет. Тогда поступил новый приказ: закопаться в земли. Но спасет ли эта мера — никто не знал.
И тут, как на зло, задул ветерок, понес над дорогой, над полем, над прижатыми к земле солдатами клочья тумана, приближая развязку.
Был только один выход — заставить замолчать вражеский пулемет. Тогда можно было еще уйти.
Приготовив гранату, Генджи медленно, очень медленно пополз вперед. Когда, наконец, ясно стал виден пулеметный расчет, он размахнулся и кинул гранату. Она с треском разорвалась, и Генджи, вскочив, побежал назад. И тут он увидел в стороне ползущих людей в зеленых шинелях. Он упал, лихорадочно соображая. Неужели поте-ряд ориентировку и побежал не в ту сторону? Или это… Ну, конечно, немцы обходят, чтобы захватить врасплох. Скорее! Надо предупредить своих!
Он пополз, обдирая ладони, и все-таки опоздал: ячейки были пусты.
Сначала он обрадовался: успели-таки наши отойти! Но потом встревожился: как же теперь одному?
Надо было догонять своих. Он пополз, потом поднялся, готовый к стремительной перебежке, — и увидел знакомые кирзовые сапоги с толстыми металлическими набойками. Такие набойки были только у Хайдара. Ранен? Убит?
Сапоги задвигались, — видимо, Хайдар поджал ноги. И Генджи понял: живой. Он упал рядом, толкнул Хайдара, спросил срывающимся шепотом: