Ограбить Императора

– Но ведь чекисты как-то борются с преступниками и налетчиками, – возразила Августа. – Мне все время вспоминается семнадцатый год, когда и на улицу нельзя было выйти. Одна пальба! А сейчас хоть какой-то порядок восстановился.

К Евгению возвращался утраченный аппетит, отрезав очередной кусок мяса, он быстро его сжевал и заговорил:

– Матушка, а вы думаете о том, зачем они ловят этих бандитов? Чтобы не делиться! Конкурентов своих отлавливают. Потому что чекистам от каждой экспроприации, как они изволят выражаться, поступает двадцать процентов. В действительности, я думаю, что и больше… Какой же ненормальный будет потом пересчитывать все то, что у него изъяли, а потом еще и возражать им? Ведь за такое они и к стенке могут поставить! А еще полагается от изъятого пять процентов осведомителю, что навел их на богатого клиента. Так что бьются они за каждый рублик! Просто одни бандиты, прикрываясь законом, обезвреживают других бандитов. Но нам, собственно, от этого не легче.

– Мы не можем работать в сложившихся обстоятельствах, нам нужны какие-то гарантии безопасности и защиты.

– Папа, ты все-таки еще думаешь вернуться к работе?

– Видно, я неисправимый оптимист. Попробуем еще раз… Если от налетчиков мы все-таки сумеем отбиться, то как в таком случае отбиться от новой власти? Кто у них там в ЧК главный?

– Дзержинский. Заместитель – Петерс.

– А кто в петроградской ЧК?

– А петроградскую ЧК возглавляет Урицкий…

– Что ж, завтра же пойду к этому самому Урицкому. Знаешь что, Августа, у тебя просто великолепные пироги!

Петроградская ВЧК размещалась на углу улицы Гороховой и Адмиралтейского проспекта, уходящего прямым лучом от здания Адмиралтейства. В прежние времена пересечение было шумным, оживленным. По тротуару без конца сновали толпы прохожих, одетых в нарядные одежды, по дороге разъезжали редкие автомобили, слышался рассерженный звук клаксонов, громыхали экипажи, покрикивали извозчики. Но за прошедший год переулок как-то сразу посерел, а стук каблуков по брусчатке наполнился каким-то зловещим звучанием.

Проехав Адмиралтейский проспект, машина вывернула на Гороховую.

– Останови здесь, – сказал Карл Фаберже водителю.

Машина остановилась недалеко от входа. Водитель, опасливо поглядывая на упакованных в тугие кожаные куртки людей, выходящих из здания, невесело спросил:

– Может, вас проводить, Карл Густавович, а то ведь…

– Никаких «а то ведь» не будет, – нахмурился Карл Густавович, – я политикой не занимаюсь. Мое ремесло – красота! Жди меня здесь.

Он распахнул дверцу и вышел из машины. Затем, горделиво распрямив спину, уверенно зашагал в сторону распахнутой двери, слегка опираясь на тонкую упругую трость.

– Вы к кому? – спросил красноармеец, стоявший у входа.

– Я к Урицому, – сказал Фаберже, стойко выдержав любопытный взгляд.

– Тогда вам по коридору и наверх, – немного потеснившись, пропустил старика часовой.

Поблагодарив его легким кивком, Карл Густавович прошел в здание.

– Мне бы к начальнику ЧК, не подскажете, как к нему пройти? – остановил он молодого человека лет двадцати пяти в затертом матросском черном бушлате. Через плечо на двух узких ремнях висела деревянная полированная кобура, из которой выглядывала темно-коричневая ручка маузера.

Моряк озорно посмотрел на Фаберже и весело спросил:

– Уж не сдаваться ли ты, батя, пришел? Грешки не дают спать по ночам? Так тебя здесь быстро подлечат.

– Я по личному вопросу, – не разделил Фаберже веселости морячка.

– Понятно, – хмыкнул тот. – А сюда по другим вопросам и не приходят… своими ногами. Иначе бы привели, ха-ха! Небось за своего сынка-офицерика пришел заступаться?

– Дыбенко! – строго крикнул матросу человек в шинели, стоявший у входа. – Собирай народ! На английское посольство напали не то бандиты, не то какие-то анархисты!

– Третья дверь направо! – бросил матросик и побежал к выходу, придерживая ладонью болтавшуюся кобуру.

– Черт знает что! – недовольно буркнул Карл Фаберже и зашагал дальше по коридору, постукивая металлическим концом трости.

На указанной двери табличка отсутствовала, место, где полагалось ей находиться, было густо закрашено темно-коричневой краской. Карлу Густавовичу доводилось бывать ранее в этом здании. Прежде на Гороховой, 2, размещался кабинет Федора Федоровича Трепова, занимавшего должность санкт-петербургского градоначальника, с которым он был лично знаком. Федор Федорович был человеком закрытым, умел держать людей на расстоянии, что при его работе неудивительно. Вокруг его персоны всегда циркулировала масса слухов. Сразу после назначения его градоначальником на него при весьма загадочных обстоятельствах неожиданно свалилось огромное состояние. Не без причин стали поговаривать о том, что он являлся незаконнорожденным сыном германского императора Вильгельма I, с которым его матушка состояла некогда в романтических отношениях. Во всяком случае, сходство между ними было просто поразительное!

В этом же здании в градоначальника стреляла Вера Засулич.

Немного позже в его кабинете размещался подполковник Георгий Судейкин, убитый каким-то заговорщиком на конспиративной квартире. Теперь этот кабинет занимал председатель петроградской ЧК Урицкий. Выявлялась весьма скверная закономерность: как бы чего дурного ни произошло и с этим представителем власти…

Карл Густавович потянул на себя дверь и оказался в небольшой приемной.

– Мне к Урицкому, – обратился он к секретарю в застиранной гимнастерке.

– А кто вы, собственно, будете? – с интересом спросил тот, разглядывая представительного посетителя.

– Купец первой гильдии Карл Густавович Фаберже.

– Тот самый? – удивленно спросил юноша.

– Тот самый, – сдержанно ответил Фаберже.

– Сейчас поинтересуюсь.

Энергично поднявшись, секретарь вошел в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Отсутствовал он недолго, вышел через минуту и произнес:

– Проходите, товарищ Урицкий ждет вас.

– Прекрасно!

Постучавшись в дверь, глухо отозвавшуюся, Карл Густавович вошел в кабинет:

– Разрешите? – спросил он у хозяина кабинета, сидевшего за большим столом, покрытым зеленым сукном. На вид тому было лет сорок пять, на крупном носу, слегка загибавшемуся книзу, держались очки в золоченой оправе. Лоб высокий, выпуклый, с неглубокой длинной морщиной. Волосы густые, черные, волнистые, зачесанные назад. Одет он был с подчеркнутой аристократичностью: на узеньких плечах сюртук английского покроя из тонкой шерсти, под воротником белой рубашки темно-синий галстук, повязанный крупным узлом. Он не производил впечатления человека волевого или жестковатого, во всяком случае, на первый взгляд трудно было поверить, что фамилия этого человека нередко стояла под расстрельными списками.

Едва Карл Фаберже переступил порог, как его встретили внимательные большие глаза интеллигентного человека, какие могут быть только у воспитателя гимназии.

– Вы ко мне? – спросил хозяин кабинета.

Всей своей внешностью, манерами, легкой, слегка смущенной улыбкой, он никак не укладывался в понятие «чекист», о которых столько разного и далеко не самого приятного говорили в последние месяцы. Его можно было бы представить управляющим банка, адвокатом, на худой конец приказчиком крупного ювелирного магазина, но уж никак не председателем петроградской ЧК.