Охота к перемене мест

А после отхожих мест их пошлют грузчиками на мясокомбинат. Туда ходят охотнее, там ихнего брата подкармливают колбасой «собачья радость». Ешь от пуза, сколько заглотаешь...

Чернега взял метлу и печально поглядел на грачей, которые тучей носились над безлюдной и пыльной базарной площадью.

— Эх ты, горемыка, — сказала Варежка с сочувствием. — У тебя и метла не снаряжена как следует. А еще изобретатель! — Она насадила пучок розог поглубже на заостренную палку и торжественно вручила ее Чернеге: — Держи свой инструмент!

10

Свернули широкоформатный экран, который висел на сцене во Дворце культуры «Спутник». Теперь сеансы шли в кинотеатре «Космос», под него приспособили слегка облагороженный, престарелый барак. А «Спутник» поступил в распоряжение Уральского драматического театра.

К «Спутнику» перед началом спектакля съезжались десятки служебных автобусов, пикапов, легковых машин и грузовых фургонов с табличкой «Люди» над шоферской кабиной.

Еще никогда в Приангарске не гастролировала столь солидная актерская труппа с таким богатым репертуаром. Успех превзошел ожидания местных устроителей и самих гастролеров. На спектакли, о которых прошел добрый слух, а также на все премьеры народ валил валом.

На успехе гастролей сказалось и то обстоятельство, что в Приангарске до сих пор не светятся голубые экраны.

Все упиралось в ретрансляционную башню. Сперва подвели ошибки в проекте, его состряпали где-то за тридевять земель. Не предусмотрели соседства телебашни с горным кряжем, пролегавшим между Братском и Приангарском; будто все эти сопки колдовским образом возвысились после того, как проект был составлен.

Потом начал тянуть со сроками Востсибстальмонтаж, он со скрипом выполнял годовой план по горнообогатительной фабрике. А пока мы не обогатим руду, нам не до кинопутешествий на острова Фиджи, нас оставляют равнодушными «А ну-ка, девушки» и некогда следить за приключениями Вячеслава Штирлица...

В пятницу впервые давали «Дворянское гнездо», зрительный зал переполнен до отказа.

Декорация изображала пруд, на заднем плане — помещичий дом с колоннами.

Маркаров усмехнулся — фронтон дома удивительно напоминает парадный подъезд «Спутника». Сходилось даже число колонн — шесть штук.

В уединении, на берегу старого заросшего пруда, сидели Лаврецкий и Лиза с удочками, до которых им, впрочем, было мало дела — шло любовное объяснение.

Маркаров отправился в театр с опаской — как бы не хлебнуть провинциального бытовизма. Лаврецкий и в самом деле играл в тяжеловесной академической манере, под стать тяжеловесным декорациям.

А Лиза понравилась — без наигрыша, в словах и жестах искренность, доверие к зрителям: ее поймут и в том случае, если не станет напоказ заламывать руки.

И вот в самый, можно сказать, патетический момент, когда дело дошло до объятий, в задних рядах партера кто-то дурашливым голосом произнес:

— Клюет!!!

Несколько зрителей прыснули, кто-то громко зашикал, кто-то сдавленно прохрипел «безобразие». Многие резко обернулись назад, послышался разноголосый скрип кресел.

Лицо и шея Лизы залились краской. Голос слегка задрожал, но поскольку все произошло в момент ее чувствительного монолога, дрожь могла быть воспринята как актерский прием.

Лаврецкий не захотел скрыть, что слышал скандальный возглас, и с негодованием посмотрел в зал, отвернувшись от Лизы.

Голос из зала показался знакомым. Погодаев, сидевший рядом с Маркаровым, прошептал на ухо:

— Наш Садырин.

По-видимому, автор инсценировки и режиссер не учли густой прослойки рыболовов в зале, не учли живого интереса зрителей к самому процессу рыбалки, как раз в эти дни начался клев, и хариуса связками несли с Ангары.

Когда акт кончился, зрители хлопали щедро и долго. В этой овации звучали коллективное извинение зала, солидарность с обиженными артистами.

Занавес давали несколько раз.

Лаврецкий кланялся манерно, полный высокомерия.

А молодая актриса выходила на вызовы с обаятельной скромностью. Да, она довольна шумным успехом, ей приятно, что сделала приятное людям. То ли она разучила роль такой скромницы? Поддельная искусственная непосредственность?

Пасечник, прогуливаясь в антракте по фойе под руку с Ириной, вспомнил:

— Много, много лет назад я видел спектакль «Дворянское гнездо» в Каменогорске. Чьи-то гастроли. И во время свидания у пруда, едва Лаврецкий закинул удочку, раздался тот же рыболовный выкрик.

Садырина обступили монтажники. Он моргал, запускал пальцы в шевелюру и божился, что не хотел никого обидеть.

— Зачем же глумиться над артистами? — Маркаров даже побледнел от злости. — Ты просто еще не дорос до театра. Уже тихо, все сидят на местах, ты один продолжаешь хлопать. Все с интересом смотрят на сцену — демонстративно, громко зеваешь. Вспомни эстрадный концерт.

Фокусник пригласил на сцену понятых, и конечно же первым поперся Садырин. Когда сеанс черной магии закончился и одураченная публика захлопала, Садырин, перед тем как сесть на место, погрозил фокуснику во всеуслышание: «В следующий раз выведу тебя на чистую воду».

— Лишь бы оказаться в центре всеобщего внимания! Получаешь удовольствие, когда скандалишь.

— Убей меня гром, я сказал шепотом. Само с губ сорвалось... Надо будет после представления извиниться перед этими дворянами.

— Тебе лучше этого не делать. А то придется идти извиняться за твои извинения.

— Я вижу, тебе не терпится. Пойди извинись за меня...

Утром Маркаров проснулся с мыслью — где достать цветы?

На рынке их не купишь. В Приангарске еще никому не пришло в голову торговать цветами.

Он без особого труда выпросил цветы у хозяюшки, которая возилась в палисаднике неказистого домика в поселке Самострой. Чем-то быстро ее рассмешил, и она сорвала несколько ирисов. А основу букета составили крупные нежно-фиолетовые ромашки, какие не растут ни в Закавказье, ни на лугах европейской России.

Маркаров сел в автобус № 1а и поехал в центр.

Пятиэтажную гостиницу «Тайга» заселили актеры и обслуживающий персонал театра. Второй гостиницы в Приангарске нет, и туго пришлось всем другим командированным, не знакомым с музой Мельпоменой.

Холодным долговечным блеском на барьере у администратора отсвечивала черная стеклянная табличка с золотыми буквами: «Свободных мест нет».

Приезжие шатались по вестибюлю, кляня про себя театр, натыкаясь на чемоданы, пузатые портфели и не находя себе места; диваны, кресла и стулья заняты еще со вчерашнего вечера.

Маркаров узнал, в каком номере живет Кононова, и уже собирался подняться, но увидел ее, спускающуюся по лестнице.

Если было бы позволено сказать так про женщину, она гнедой масти. Светло-каштановые волнистые волосы, едва касающиеся плеч, коричневые глаза. На ней узкие серые брюки с мужским поясом, голубая водолазка под синей джинсовой курткой и кеды.