Охота на Эльфа [= Скрытая угроза]
Шрифт:
Глава четвертая. По гамбургскому счету
Звонок Кедра застал меня в районе Кёпеник. Обожаю его тихие улочки с брусчаткой, путаницу трамвайных рельсов, старинную красную ратушу и маленькие магазинчики в допотопных домах с низкими крышами, очень люблю городской дворец Фридриха Первого — роскошное голландское барокко, семнадцатый век — и дивный маленький парк тут же, на острове, в устье реки Даме. Возможно, я проникаюсь такой нежностью к этой части Берлина, потому что по одной из версий не сохранившаяся крепость Кёпеник, которая древнее города в целом, была построена в девятом веке неким славянином Копником. А может быть, все гораздо проще: этот зеленый и очень спокойный район расположен неподалеку от нашего Айхвальде, а самое
— Дрыхнешь? — поинтересовался бесцеремонный Женька Жуков, словно мы общались с ним накануне вечером.
Меж тем мы разговаривали в последний раз несколько месяцев назад, если не полгода.
— С ума сошел? — откликнулся я. — В Берлине скоро обед. А ты откуда звонишь?
— Неважно, — ответил он солидно. — Для тебя две новости.
Сердце мое сразу оборвалось и упало куда-то в область тонкого кишечника. От нашего дипломированного психолога и патентованного циника я в жизни ничего хорошего не видел. Его внезапные появления и даже звонки означали всегда только одно: резкий поворот от спокойной жизни к неразрешимым проблемам и смертельно опасным приключениям. А я с годами как-то совсем поостыл к подобного рода аттракционам.
— Первое, — начал Кедр. — Сегодня приезжает в Берлин Дитмар Линдеманн. На международный форум по инвестиционным программам. По нашим данным, он пробудет в городе до среды. Постарайся встретиться с ним. Чем случайнее, тем лучше. Неприкрыто намеренный контакт исключается. Лучше отложить до следующего раза. Впрочем, все это тебе рассказывал Леня.
— Помню. Где они будут заседать?
— А черт ты их знает! Выясни сам, Ясень.
«Ах, какой ты приветливый и любезный, Женька! Ладно. Не привыкать».
— И второе, — сообщил он. — Зайди на почту. Там для тебя конверт. Мы обошлись без курьера, потому что ничего сверхсекретного нет. Но материалы важные. Изучи в ближайшие дни.
— Они связаны с Линдеманном? — решил уточнить я.
— Не знаю, — буркнул Кедр ещё любезнее прежнего. — У меня все, да и из зоны связи мы сейчас вы…
В трубке захрипело, я ещё раз глянул на озеро, уже разворачиваясь, чтобы идти назад к машине. По поверхности воды, радужно сияя, расплывалось большое бензиновое пятно, а на белых крыльях озерных птиц отчетливо чернели мазутные пятна.
На почте я был через десять минут, и знакомый молодой клерк быстро взвесил пухлый конверт, выписал квитанцию, а, вручая мне ценную бандероль под роспись, спросил с улыбкой:
— Вскрывать будем? Здесь почти восемьсот граммов тротилового эквивалента.
— Ошибаетесь, — сказал я. — В пересчете на тротил, здесь не меньше трех килограммов, ведь я использую самую современную взрывчатку.
Это были наши дежурные шутки. Почтовый служащий прекрасно знал, что мне присылают исключительно книги и рукописи.
Однако придя домой и бросив на ходу Белке: «К телефону меня не звать!», я словно маньяк какой-нибудь заперся в кабинете, прежде чем вскрыть конверт. Хотя Рюшик не имел обыкновения вваливаться в папин кабинет без спросу, да и не вернулся он ещё из лицея. А от Белки какие тут могли быть секреты? И тем не менее.
Самой первой, поверх всех документов, приколотая к чьему-то досье веселенькой салатовой скрепочкой лежала фотография открыточного формата — небесталанно выполненный портрет молодой женщины. Нет, она не была безупречно красивой, но шалые зеленые глаза с поволокой, нежный румянец щек, губы приоткрытые в полуулыбке, полоска жемчужных зубов и едва читаемый за ними игривый кончик языка, наконец, лихо спадавшая на лоб прядь рыжеватых волос — все это создавало эффект потрясающей, запредельной сексапильности, и ещё какой-то таинственной силы, будившей во мне ностальгию по прошлому, сладкие юношеские мечты и неуправляемый, радужно искрящийся вихрь ассоциаций.
Первая мысль: «Как хорошо, что меня не видит Белка!»
И
сразу следом: «Что за глупость?!»Но рука уже автоматически отцепляет фотографию и прячет во внутренний карман пиджака. Теперь я вижу весь документ: анкетные данные, характеристики, справки, в правом верхнем углу черно-белым квадратиком три на четыре тот же портрет, только официальный, грустный, холодно-паспортный. Она? Да, она. На всякий случай достаю художественную фотографию ещё раз, сравниваю. И ещё раз убеждаюсь: делал её мастер и наверняка ни одну пленку извел, чтобы из целой фотосессии выбрать этот безусловный шедевр. Затем я вдруг понимаю странную вещь: эта женщина похожа одновременно на Белку и на Вербу, а если до конца честно, она похожа ещё и на Светку — мою самую первую любовь. Последний штрих я выкидываю из головы как лишний и начинаю анализировать по деталям. Рыжие волосы, лихой разлет бровей и нимфоманская сумасшедшинка в глазах — это от Вербы, а вот узкое лицо, благородная заостренность черт, маленький, но чувственный рот — это все, безусловно, Белкино.
Наконец я пробегаю глазами первый лист досье и узнаю, с кем имею дело. Петрова Светлана Борисовна, 1962 года рождения, русская, коренная москвичка… И здесь же, раньше всех биографических сведений, словно у рецидивистки, указана кличка — Ланка Рыжикова. Я спотыкаюсь об эту странность и уже в следующую секунду вспоминаю, кто это. Для самоконтроля пролистываю остальные досье.
Ну, конечно, это подробные данные на всех обитателей так называемого Бульвара с большой буквы, где примерно два года назад небезызвестный Тимофей Редькин, вселившийся в бывшую квартиру Малина, прогуливал по вечерам свою собаку, где и состоялось его злосчастное знакомство с Юлей Соловьевой и с сослуживцем Грейва — Мурашенко, что в итоге и привело к необратимым и, в общем-то, трагическим последствиям. Я вспомнил «лирические отчеты» сотрудников ИКСа, в которых подробно излагалась вся эта история. Тогда я более чем внимательно изучил все нюансы случившегося. Малейшие фактические неувязки и самые дикие мистические совпадения могли сыграть важную роль в разгадке наших вселенских тайн, могли помочь подобраться к сакральному или физическому смыслу точки сингулярности. А к тому же мне упорно мерещилось, что у Редькина удивительно много общего лично со мной. Я даже Вербе об этом постеснялся рассказать, но сам продолжал настойчиво раскапывать все новые подробности из его жизни. Понятнее от этого, признаться, не становилось.
Вот и сейчас, просмотрев все фотографии, ни от жены его Марины, ни от скрутившей Тимофею мозги миловидной девчонки Юли в восторг я не пришел. Если Редькин все-таки мое «альтер эго», то бишь другое я, то следует признать, что оно очень другое. А вот от Ланки Рыжиковой я неожиданно вздрогнул, и её сверхнормативную фотографию (ни у кого больше подобных не было) так и оставил в пиджаке — от греха подальше. Полный бред.
В итоге я повесил парадный костюм в шкаф, переоделся по-домашнему в спортивную форму, и сел в кресло покурить. Потом вспомнил, что неделю не курю вообще, а ещё месяц назад взял за правило выходить из дома. Но было уже поздно. И еще: я же не позвонил по поводу форума инвесторов! Что если прямо сейчас надо ехать на встречу с Линдеманном и, значит, опять облачаться в костюм? Да нет, вряд ли. Для случайной встречи лучше подойдет вечерне-ночное время.
Сигарета меня несколько отрезвила, я накрутил номер Кедра. Связи по-прежнему не было. Тогда я позвонил Вербе. Эта трубку взяла сразу, мгновенно определив меня даже не по цифрам на дисплее, а наверно, по звуку. Кажется, все Причастные ещё год назад обзавелись такими примочками.
— Привет, милый! — проворковала Татьяна.
— Привет. Ты видела материалы, которые прислал мне Кедр?
— Нет, а что это?
— Пакет досье на обитателей Покровского бульвара в Москве. Неужели, это самое главное, чем сегодня следует заниматься?
— Ой, Мишка, вечно ты с какой-то ерундой пристаешь, — хихикнула она, а потом вдруг добавила серьезно. — А вообще, это может оказаться очень важным.
— Вот как? — удивился я.
— Ты все прочти внимательно, не сачкуй. Материал, скажу тебе, подготовлен блестяще. А тебе, между прочим, скоро в Москву возвращаться. Вот и репетируй.
— Что репетировать? — не понял я.
— Общение с этими людьми. В Москве оно станет для тебя неизбежным.
Я насторожился: либо Верба в очередной раз пудрила мне мозги обещанием возврата на родину, либо у них опять возникла необходимость внедрять меня куда-то. И тогда…