Охота на рэкетиров

«Остается надеяться, что оба дебила все же где-то неподалеку…»

Вожделенный дипломат Виктора Ивановича Ледового нашелся поразительно легко. Обнаружился в кабинете второго этажа. Все складывалось настолько просто, что Мила даже слегка удивилась.

Она вернулась в ванную, бесшумная, как тень. Натянула платье на голое тело, не решившись в темноте разыскивать на полу трусики и лифчик. Еще шампуни с дезодорантами посыплются…

Из спальни доносилось тихое сопение, издаваемое Боником во сне.

«И снилась ему Мальта…» — подумала Мила, скользнув в плащ. Подобрала туфли, и прижимая к животу драгоценности, босиком заскользила к двери. Но едва женская ладошка легонько коснулась ручки замка, как гораздо более тяжелая мужская пятерня вынырнула из мрака и вцепилась в плечо Милы Клариковой. Мила закричала.

— Что, сука?! — зарычал на ухо голос, в котором Мила к ужасу опознала отвратительные лающие интонации Лени Витрякова, — что, давалка, не ожидала?! Сюрприз!!

Винтарь встряхнул ее как куклу. Милу охватил подавляющий, безраздельный паралич.

«Я пропала», — задохнулась она.

Витряков оттолкнул ее от себя, одновременно залепив оглушительную пощечину. Мила полетела в сторону, врезалась головой в вешалку и тяжело упала на пол.

Огнемет шагнул к ней и безжалостно ударил в спину. Корчась на паркете в море захлестнувшей поясницу боли, Мила Кларчук услышала, как Витряков громко пролаял сверху:

— Говорил я тебе, Вацик?! У этой членососки одно говно на уме! Не зря я остался! Чуяла моя срака. Ну теперь она приехала. Слышишь, сука?! Конец тебе!

Милу снова ударили и вокруг сомкнулась темнота.

* * *

К половине седьмого утра вновь заморосил паскудный, чисто осенний дождь.

— Ох и жрать охота, — пожаловался Любчик, заворочавшись бочкообразным торсом по переднему сидению «пятерки». Сиденье заскрипело всеми своими металлическими внутренностями.

— Сидушку не сломай, бегемот, — враждебно пробурчал Вардюк. Он был ниже слоноподобного напарника на полторы головы и вдвое уже в плечах. Зато против пары крохотных звездочек Любчика, к тому же скупо разделенных по одной на каждый погон, имел, по совокупности, аж шесть. Вардюк тоже был голоден и зол. За ночь, проведенную в машине, у него сначала онемели ноги, а к утру мерзкое покалывание перебралось выше и полностью омертвило задницу. Чувство было таким, будто круг кровообращения замкнулся в районе поясницы, а ниже простерлись абсолютно аморфные, чужеродные образования. То ли собственные ягодицы, то ли мешок с цементом, так сразу и не разберешь.

Накануне вечером они с Любчиком опустились вслед за «Ягуаром» Бонифацкого на набережную Ялты.

— Слышь, Вардюк? Он еще и блядь какую-то закадрил, — ляпнул Любчик, притормозав метров за тридцать до стоянки перед рестораном.

— Какую еще блядь?

— Да вон, гляди. Прямо на ступеньках разговаривают.

Вардюк, присмотревшись, опознал по описанию Милу Кларикову.

— Дурила! Это же наша клиентка.

— Откуда она тут взялась? — поразился Любчик.

— Я ж ей сам сказал, чтоб на набережную выдвигалась. Ты чем слушал?

— А?..

— А ничего лярва… — оценил через минуту внешность Милы Сергеевны Любчик. — Вот, блинклинтон. Жалко что встречать ее не поехал. — Любчик мечтательно вздохнул. — Разложил бы прямо на капоте…

— Губу закатай! — осадил напарника Вардюк. — Нужен ты ей, как зайцу стоп-сигнал.

— Нужен, — убежденно возразил Любчик. — Курочка столичная. Да они там все, только бабки покажи, сразу это, ноги раздвигают.

— До фига бабок у тебя? — заинтересовался Вардюк. — Спасибо, что сказал. Подпольный миллионер Корейко? Я не знал…

— Корейко не Корейко, а кое-какая копейка имеется…

— Теперь буду в курсе, у кого долгонуть, если что…

Вместо ответа Любчик осклабился.

— Ух, телка сладкая, — никак не успокаивался он.

— Ладно, умолкни.

Тем временем Мила под руку с Боником скрылись в ресторане.

— Будем ждать, — распорядился Вардюк.

Пока Вардюк нес вахту в кабине, слушая музыку и поглядывая на проплывавших мимо женщин, Любчик прошвырнулся по набережной в поисках еды. Вернулся с пакетом, в котором оказались копченая курица и десяток маринованных баклажанов, фаршированных мелко натертой морковью по-китайски, с большим количеством специй.

— Уф, — Вардюк откусил и у него сперло дыхание, — за «колой» сгоняй, а?

Любчик, чертыхнувшись, отправился за питьем. Им пришлось томиться почти до половины первого ночи, когда в дверях ресторана, наконец-то, возникли Мила и Вацлав Бонифацкий. Оба выглядели изрядно захмелевшими. Мужчина держал правую руку на крутом бедре женщины.

— Вот паскуда, — возмутился Любчик, провожая глазами такси, на котором укатила парочка. — На ходу бабу лапает. До дому дотерпеть невмоготу.

— Подбери слюни и давай за ними! — рявкнул Вардюк. Любчик завел двигатель «пятерки».

— Слышь?.. А «Ягуар» он чего, тут бросил?.. Во дает?! Прямо на набережной кинул тачку за сорок кусков, и адью?…

— Хочешь угнать?

— Я — нет. Без меня желающих пруд пруди.

— Да, — вынужден был согласиться Вардюк, — самоуверенная сволочь. Ничего не скажешь… Ладно, поехали за такси.

Такси доставило Милу и Боника к уже знакомому милиционерам особняку. Бонифацкий расплатился с шофером и увел женщину вовнутрь.

— Почему я не стал бандитом? — спросил у приборного щитка Любчик. Вардюк хмуро покосился на партнера:

— Протяни до конца квартала, там развернешься, и вставай на тротуаре.

Любчик выполнил приказ, и оба приготовились ждать. Возможно, и до утра.

— Сношаются, аж стены качаются, — огласил воображаемые события внутри особняка Любчик.

— Сними с крыши маячок, погаси подфарники и прихлопни пасть! — вконец обозлился Вардюк.

Около двух часов ночи к особняку Бонифацкого подкатил его собственный золотистый «Ягуар». Хвост в хвост «Ягуару» ехал джип, опознанный Вардюком, как «Ниссан-террано». Из «Ягуара» выбрался крепкого вида молодчик, отпер ворота и загнал машину во двор. Джип тем временем оставался на проезжей части.

— Давай документы проверим, — не выдержал Любчик.

— Сиди…

Молодчик вышел со двора, приблизился к приоткрытой дверце джипа и минут пять о чем-то совещался с водителем. Затем джип развернулся и, дав газу, скрылся за углом.

— Вот скотина, через двойную осевую…

— Да умолкни!..

Оставшийся в одиночестве крепкий молодчик закурил, поглядел направо — налево, запер ворота и вернулся во двор через калитку.

— Он что, в дом пошел? — спросил у напарника Любчик.