Охота на русскую Золушку

Думала ли я в музее о Марко? Нет, я о нем не думала ни минуты. Я вообще ни о чем и ни о ком не думала. И не видела ничего вокруг. Бродила по залам, замирая то там, то тут. Пока, наконец, меня не выдернул из этого странного оцепенения мой новый знакомый. Хотя нет, пока еще не знакомый. Мы ведь даже не представились. Просто стояли рядом у древнего саркофага и улыбались ему. Натурально.

— Теперь это и вовсе странно. Как будто мы ведем себя неприлично на чужих похоронах.

И снова не понятно, шутит он или серьезен.

Я не удержалась, всхлипнула смешком. И тут же словила на себе недоуменный взгляд какого-то дядечки в клетчатой панаме и с тростью. Таких всегда полно в музеях. Я называют их независимыми экспертами.

— Вас ведь ничего не связывает с этим… усопшим? — он сдвинул брови, в его серых глазах плясали искры.

— Нет там никакого усопшего, — выдохнула я, уже не в силах сдержать улыбку, — Мумии в соседнем зале.

— Ничего себе! — не то изумился, не то восхитился блондин, — Уверен, тот парень, которого они выставляют, не подписывал разрешение на использование своего тела в научных целях. Можно выступить его адвокатом и срубить неплохой гонорар. Представляете какое будет громкое дело?!

— Так вы юрист? — догадалась я.

— Отчасти, — он пожал плечами, — Заканчиваю курс политтехнологий. Меня зовут Берти.

— Берти? Странное имя. Как Вустера?

Он кивнул и улыбнулся. Мило улыбнулся, по-доброму.

— Мария.

Я протянула руку, и он ее вежливо пожал.

— А вы здесь ждете кого-то?

Я удивилась. Он тут же слегка смутился, скулы его забавно покраснели. Политтехнолог? Нет, точно айтишник. Вопросы в лоб — это их конек. И застенчивый, как школьник.

Пока я раздумывала, почему он такой странный, он пустился в путанные объяснения, почему счел странной меня:

— Вы ходите из зала в зал, ни на что толком не обращаете внимания, и замираете совсем уж у странных экспонатов. Один чуднее другого, если честно. То каяк новозеландских аборигенов, то маска африканского племени, то вот это, старый гроб неизвестного египтянина.

— Вы давно за мной наблюдаете?

— Конечно. Вы самый интересный экспонат в этом музее. Я даже ставил на то, где вы остановитесь в следующий раз.

А ведь я пыталась совершить качественный переход. Преодолеть себя, взлететь над проблемой и все такое. Но закончилось все перфомансом.

— Угадали?

— Два раза, — не без гордости сообщил он, — Но саркофаг не считается. Он беспроигрышный вариант. Потому что стоит в центре. Обычные посетители у него непременно остановятся. А задумчивые, наткнутся.

— Ну да, — я улыбнулась, — Наткнутся. Но ведь вы

и сами из задумчивых, если уж на то пошло. Что вас привело в музей?

— Договорился встретиться с другом, но он меня кинул, — Берти пожал плечами и снова покраснел. Теперь-то чего?

— Вы всегда встречаетесь с друзьями в музеях? — я осторожно покосилась на него. Может он гей? Нет, ну а кому такое еще в голову придет? Насколько я знаю парней, даже искусствоведы с историками предпочитают делить дружбу и профессиональные интересы.

— Нет, кажется, я его разбудил. И он меня послал. Сказал, мол, иди в музей, раз нечего делать. А я подумал, неплохая идея. Сколько я тут не был? Пожалуй, что с младшей школы. Впрочем, здесь ничего не меняется…

— Иногда они выставляют современное искусство.

— Боже упаси! — он округлил глаза действительно в священном ужасе. Как будто я нечистого помянула перед праведником.

Забавный парень.

— И если уж мы обрекли себя на это сомнительное развлечение, можем поскучать вместе…

Я подняла на него глаза. Знала, что увижу. Ну, да, стоит красный, вспотел даже. Наверное, предложение стоило ему огромных усилий. Пальцы слегка подрагивают. Для айтишника такое настоящий подвиг. Пусть другим это и покажется смешным. Но я ведь и сама, как говорит моя мама, ботан. И отлично знаю свою породу. Парни такого склада сидят с утра до вечера в своем мире, пялясь на экран монитора, где только строчки непонятных простым смертным символов. Краш у них на какого-нибудь персонажа аниме или Марвел. Ее фигурка, купленная за безумные деньги в магазине для гиков, стоит тут же, на столе. В окружении грязных кофейных чашек и коробок из-под пиццы. Во времена моих любимых старых мастеров такие неряхи создавали великие произведения на холстах. А современные гении пишут программы и двигают мир вперед. Этот парень, Берти, он из моего мира. Рядом с ним я чувствую себя спокойно, как с Лехой или как с Винтиком и Шпунтиком.

Я задумалась. Ведь я собиралась ходить по огромному зданию музея, страдать, переживать катарсис, очищаться от скверны и все такое. Но что-то расхотелось.

— Есть предпочтения? — я улыбнулась ему так, чтобы он понял, я не опасна. Я могу быть другом. Обычным бесполым случайным другом, который мне самой сейчас очень нужен. Мне нужен попутчик в поезде, персонаж, с которым можно поговорить в трудную минуту. С которым можно отвлечься от переживаний. А потом расстаться навсегда. Возможно, и он искал кого-то такого же. Или просто потерялся в незнакомом мире вдали от своего монитора.

— Единственный зал, где мне было бы интересно на последнем этаже. Хочу посмотреть работы Марии Сибиллы Мериан.

Я бы не удивилась, если бы он просто хлопнул пару раз глазами. Но он вдруг уточнил:

— Художница, которая придумала водостойкие краски?

В результате глазами хлопнула я. Сглотнула. Усмехнулась, чувствуя неловкость. Этот тип меня провел? Он не айтишник? Он искусствовед? Хотя какая разница. Он может быть даже политтехнологом. Но, по сути, айтишник. Это видно за километр.

Работ госпожи Мериан в зале нашлось всего две. Небольшие и не самые интересные. Мы поболтались немного по другим залам. Потом решили покинуть заведение ради, как Берти это назвал, чашечки кофе. Но, как выяснилось, мы оба так проголодались, что надолго засели в ближайшей от музея кафешке. Берти оказался все-таки не айтишником, а тем, кем представился — без пяти минут политологом. Я не удержалась, рассказала ему о своем проекте. Ну, потому что это единственное, о чем я могла сейчас говорить без сбоя сердечного ритма и кома в горле. А казалось бы! Еще месяц назад я жила только своей научной идеей. Как же быстро все изменилось.

Берти выслушал меня очень внимательно. Потом погрузился в долгие размышления. И я уже решила, что ему совершенно нечего мне сказать. Такое ни раз бывало даже с очень умными людьми. Они просто разводили руками, заявляя, что-то типа, ну, воля ваша.

И тут долговязый блондин с серыми как сухой асфальт глазами вдруг изрек:

— Кажется, что вы бросаете вызов науке, Мария. Но на самом деле, вы бросаете вызов обществу. И не только его верхушке. Вовсе нет. Ваше изобретение изменит к худшему жизнь простых людей.