Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

В новом законе, принятом вместо Акта о престолонаследии 1534 года, Генрих сформулировал официальную точку зрения в отношении Болейнов, которая будет господствовать до конца его правления. Беря Анну в жены, Генрих полагал, что его брак «будет чистым, искренним, совершенным и счастливым», пока «Бог, от которого ничего не утаишь, в своей бесконечной доброте не вывел на свет… явное и открытое знание некоторых справедливых, истинных и законных препятствий». Анна оказалась вероломной женщиной и представляла угрозу не только для чести короля, но и для его жизни, что могло привести «к полному краху, прерыванию преемственности и разорению этого королевства»⁶.

Пересмотренный закон лишал Елизавету титула принцессы и объявлял ее незаконнорожденной, при этом права на трон переходили наследникам Генриха от Джейн Сеймур. В случае их отсутствия Генрих должен был сам объявить наследника, указав его в завещании. Вполне вероятно, что король подумывал о восстановлении в правах Марии, о чем он в свое время даже намекнул Карлу. Однако пересмотренный Акт о престолонаследии впервые открыто объявлял незаконнорожденной и ее. Лишь в 1544 году, когда Генрих наконец снова вернулся во Францию в качестве союзника Карла против Франциска, он восстановил обеих дочерей в правах на престол, при этом не признав ни одну из них законнорожденной⁷. Он скорее готов был остановить выбор на Фицрое и даже переселил его в уже отстроенный Сент-Джеймсский дворец, который Анна в свое время облюбовала для себя и своего будущего сына и наследника короля⁸. Если у него и были соображения по этому поводу, им не суждено было реализоваться. Идея сделать наследником Фицроя быстро утратила свою актуальность в связи с тем, что в начале июля, предположительно восьмого числа, юноша заболел и слег с бронхиальной пневмонией, а через две недели умер⁹.

Джейн, чей девиз был «подчиняться и служить», оказалась идеальной женой и королевой¹⁰. Она не спорила со своим супругом – лишь раз она попробовала возразить по поводу его решения о роспуске малых монастырей, однако тотчас же отступила после того, как Генрих напомнил ей об участи Анны. «Помни,– предостерег он ее угрожающе,– что прежняя королева умерла потому, что слишком часто вмешивалась не в свое дело»¹¹. Возможно, Джейн была ограниченной и посредственной, однако у нее был свой стиль – она намеренно, чтобы подчеркнуть свое отличие от Анны, одевалась во все английское. Никаких французских нарядов и головных уборов – все это было не для Джейн, которая предпочитала носить старомодный английский гейбл как символ своей верности и благонадежности¹².

12 октября 1537 года, спустя шестнадцать месяцев со дня свадьбы, во дворце Хэмптон-корт Джейн родила здорового мальчика. Неосложненная беременность закончилась тяжелыми родами, которые продолжались два дня и три ночи. Генрих назвал сына Эдуардом в честь короля Эдуарда III, своего предка по линии Бофортов. Через двенадцать дней Джейн, так и не оправившуюся от родов, соборовали. Она умерла от послеродового кровотечения в довольно молодом возрасте – ей было всего двадцать восемь лет. Убитый горем Генрих писал Франциску: «Божественному провидению, чья воля священна, было угодно, чтобы к моей радости примешивалось горькое чувство утраты от потери женщины, которая принесла мне этот подарок судьбы». Только в Лондоне по приказу Генриха было отслужено 1200 месс. Джейн была похоронена со всеми почестями в часовне Святого Георгия в Виндзоре, в усыпальнице, которая впоследствии по выбору Генриха станет их общей¹³.

С принятием нового Акта о престолонаследии история была переписана, а приговоры, вынесенные судом Анне и Джорджу, были закреплены законодательно. Почему столько умных и образованных людей легко поверили обвинениям, выдвинутым против Анны и остальных участников дела? Очевидно, немалую роль сыграли политические мотивы, однако были и другие причины. Что касается Анны, то, кажется, она так до конца и не поняла, насколько куртуазные «забавы», принятые при ее дворе, были повинны в возникновении скандала на сексуальной почве. Галантные игры и флирт в духе свободных нравов французского двора будут под запретом в Англии даже во времена правления Карла I, когда он женится на французской принцессе Генриетте Марии. Смягчение нравов на Британских островах впоследствии произойдет лишь однажды – при дворе королевы Шотландии Марии Стюарт – и станет причиной падения еще одной королевы¹⁴.

Для Генриха не было ничего важнее чести, репутации и осознания того, что он управляет ситуацией. К устранению Анны его подтолкнули сначала доносы, игнорировать которые он счел небезопасным, а затем расследование, в результате которого внезапно обнаружились настолько веские доказательства, что дальнейший ход событий приобрел трагический поворот. Благодаря неустанным стараниям Кромвеля страсти накалились настолько, что любое предположение о невиновности Анны становилось свидетельством виновности говорящего. Все это время Генриху казалось, что он поступает справедливо, ответственно и разумно. Бытует мнение, что предполагаемая связь Норриса и Анны могла напомнить ему о романе между сэром Ланселотом и леди Гвиневрой в «Смерти Артура», при этом Генриху в этом случае, видимо, отводилась роль обманутого мужа, короля Артура. Все это не более чем догадки. Однако в его решении предать Анну суду за вероломное прелюбодеяние просматривается концептуальная основа, почерпнутая им из произведений Мэлори¹⁵.

Вопрос, почему смерть Анны была так принципиально необходима Генриху, остается открытым. Почему он не отменил ее казнь в последний момент? Ведь он поступал так иногда, что давало Анне надежду. Если он собирался жениться на Джейн, то важнее всего в этой ситуации было аннулировать брак с Анной. Если принять во внимание ее готовность уйти в монастырь, она вряд ли доставила бы ему какие-либо проблемы в будущем, в отличие от Джорджа. Беспощадность короля отчасти объясняется скандальным поводом для ее ареста: как только обвинение в предательском прелюбодеянии было озвучено, он почувствовал необходимость довести дело до конца, то есть до казни. Кроме того, разговоры и пересуды о том, что он не в состоянии обеспечить порядок в своей семье и в своем доме, приводили его в ярость, ведь в них был намек на то, что он – слабый правитель.

Однако главной причиной было то, что он искренне верил в виновность Анны. Он так остро переживал предательство, что легко вошел в роль жертвы и, жалея себя, охотно поверил в зловещий замысел Анны, которая якобы намеревалась его убить, а после его смерти выйти замуж за одного из своих любовников, вероятнее всего за Норриса. Переполнявшее его чувство слезливой жалости к самому себе свидетельствовало о том, что единственное, о чем он мог думать в тот момент,– это о своем счастливом спасении и спасении своих детей от якобы грозившей им опасности. Вечером после ареста Анны, когда Фицрой зашел к отцу пожелать ему спокойной ночи, король, с глазами полными слез, сказал ему, что он и его сестра – имелась в виду Мария, но никак не Елизавета – «должны благодарить Бога за то, что им удалось спастись от рук женщины, замыслившей умертвить их ядом»¹⁶.

Впрочем, Генрих недолго колебался. Когда вопрос был закрыт, в нем больше не оставалось сомнений или чувства вины по поводу казни Анны. Это подтверждается тем, как жестко он отреагировал в июне 1537 года на сообщение сэра Фрэнсиса Брайана о том, что Ланселот де Карль опубликовал поэму «История английской королевы Анны Буллан» и она появилась во Франции в открытой продаже. Разгневанный Генрих приказал Стивену Гардинеру добиться аудиенции Франциска и потребовать, чтобы все экземпляры были уничтожены. Удивительно, но Франциск выполнил требование: напечатанный текст исчез с прилавков страны и появился вновь лишь в 1545 году, когда поэма была переиздана в Лионе¹⁷.

Не все в парламенте – да и не только в нем – были готовы верить историям о распутстве Анны. Сестра Карла, Мария Венгерская, в письме к брату, которое она написала через десять дней после суда над Анной и Джорджем, поделилась с ним своим мнением по поводу новостей, полученных из Англии: поскольку признался только Смитон, создавалось впечатление, что Генрих затеял «это разбирательство» (фр. ce stil) с единственной целью – избавиться от Анны¹⁸. В Лондоне, и в особенности среди евангелистски настроенных членов торговой компании купцов-авантюристов, зрело недовольство. Сэр Джон Аллен, лорд-мэр Лондона, присутствовавший на процессах над Анной и ее мнимыми сообщниками и ставший свидетелем их казни, человек, хорошо известный Генриху и Кромвелю и регулярно принимавший участие в заседаниях Тайного совета, всегда сомневался в виновности Анны. Джордж Константин утверждал, что «многие недовольно ворчали по поводу казни королевы Анны». Шапюи, которого трудно назвать другом Анны, но которому не откажешь в честности, лучше других уловил царившие в обществе настроения: «…хотя все радуются казни блудницы, есть те, кто ропщет по поводу процесса над ней и другими, а про короля говорят разное»¹⁹.

Несколько десятилетий спустя Джордж Уайетт, анализируя факты, которыми он оперировал при написании биографического сочинения «Жизнь Анны Болейн», пришел к выводу о том, что вменяемые ей инцест и супружескую измену «было невозможно совершить по ряду обстоятельств». Во-первых, это было неосуществимо по причине «обязательного постоянного присутствия при ней придворных дам и фрейлин», некая из которых, как выяснилось позже, «дерзнула занять ее место и добиться любви короля». Кроме того, это было невозможно, «потому что она не могла ни отстранить столь знатных дам, которым по должности было поручено постоянно прислуживать ей, ни сделать так, чтобы они не были свидетелями ее поступков»²⁰.