Охота на удачу

В «Москве» Воронцов бывал лишь однажды, два года назад, на сорокапятилетии отца. Тогда самое сильное впечатление на него произвела повсеместная чистота и «вылизанность» заведения. Весь вечер Герка вел себя предельно внимательно, боясь пролить брусничный морс или ненароком уронить что-нибудь жирное на белоснежную скатерть. Ему казалось, что он присел перекусить в музее над особо дорогим экспонатом или в библиотеке, обложившись редкими книгами. В общем, единственный ужин в «Москве» оставил Воронцову не самые приятные воспоминания. Возвращение сюда в компании двух крайне неуравновешенных женщин, меняющих возраст и настроение гораздо быстрее, чем некоторые меняют зубные щетки, не добавляло Герке оптимизма. Пусть внешне все выглядело так, словно это они привели его в ресторан, юноша прекрасно понимал: когда дело дойдет до расчета, раскошелиться придется ему. Будучи мальчиком воспитанным, Герка был бы совершенно не против заплатить за своих спутниц, но полторы сотни в кошельке диктовали совершенно иную стратегию.

Мимо улыбчивой девочки-администратора, кивнувшей судицам, как старым знакомым, они проследовали в большой зал. С первого и единственного визита Воронцова помещение совершенно не изменилось: идеально ровные ряды круглых столов, ослепительной белизны скатерти, блестящие приборы, похожие на инструменты хирурга, и, конечно же, апофеоз советской роскоши — устрашающих размеров хрустальная люстра под потолком. Даже Герины кеды, соприкоснувшись с мраморным полом, умудрялись создавать небольшое эхо. Других посетителей, кроме их троицы, не было. Юношу это нисколько не удивило — в Сумеречах не так много людей может позволить себе обедать в ресторане. Судицы, по какой-то причине, могли, и, судя по уверенному поведению, делали это часто. Пройдя через весь зал, они привычно остановились возле углового столика на четыре персоны. Вспомнив о своей роли галантного кавалера, Герка помог сестрам сесть. Скрежет задвигаемых стульев прозвучал точно железом по стеклу.

— Душечка, нам как обычно, — проворковала Жива подошедшей официантке.

— Простите, бифштексов сегодня нет, — девушка виновато сложила руки на переднике. — Могу предложить шницель по-венски.

— Хорошо, давайте шницели вместо бифштексов, — согласно кивнула Обрада.

Официантка тут же отработанно затараторила:

— Значит, вам две солянки, два мяса в горшочке, четыре шницеля, два стейка с кровью и четыре литра томатного сока, все верно?

Удовлетворившись кивком судиц, девушка повернулась к Герке.

— Что будет кушать молодой человек?

Поняв, что весь озвученный заказ предназначался исключительно сестрам, тот поперхнулся.

— М-минералки, если можно, — жалобно попросил он. Чувство голода почему-то пропало.

— Без газа! — ехидно улыбаясь, добавила Обрада.

Кажется, судиц забавляла реакция юноши. Официантка ушла, оставив на столике меню в толстой кожаной папке да круглую стеклянную пепельницу. Не спрашивая разрешения, сестры достали сигареты, синхронно задымив в потолок.

— Итак, в чем твоя проблема? — выдувая столб мутного белого дыма, поинтересовалась Обрада. Вместо ответа Герка положил на стол руку, красноречиво сверкнув потертой монетой. Судицы понятливо закивали. Однако заговорили только после того, как официантка принесла томатный сок и минералку для Геры. Слово взяла Жива:

— Это не проблема, юный Герман, это твоя самая большая удача. Как такое счастье может быть проблемой?

— Простите, но можно обойтись без этого? — не выдержал Воронцов. — Я устал от того, что каждый встречный обвиняет меня в неблагодарности к Его Величеству Случаю. С тех пор как я нашел эту монету, меня неоднократно пытались убить — переехать автомобилем, зарезать, сожрать, выпотрошить, как чертову рыбину! Если таково ваше понимание счастья, то… — Он задохнулся от накатившей обиды и злости, но все же сумел сдержаться и смущенно пробормотал: — Простите, накипело…

Впрочем, извинения оказались излишними. Накрыв его руку своей, Обрада покачала головой. Ее ладонь оказалась мягкой и горячей. Герка не понимал, как с такими нежными руками можно что-то там плести. Пусть даже человеческие судьбы.

— Тебе не за что извиняться, юноша. Ты щенок, которого швырнули в воду, чтобы посмотреть, выплывет он или потонет. Не принимай на свой счет, у Случая специфические развлечения. То, что ты до сих пор жив, внушает определенное уважение. А то, что ты до сих пор не распознал своей удачи… это не удивительно, учитывая, как ты подбираешь себе друзей, но уж точно это не повод для извинений.

— Ты то, что я называю «три зэ», — присоединилась к сестре Жива. — Запутан, запуган, загнан. Дерьмовое сочетание. — Судица по-драконьи выдула дым из ноздрей. — Дерьмовое, но не смертельное. Даже в нем можно находить плюсы и учиться извлекать выгоду. Но, впрочем… тебе ведь не этого от нас надо, верно?

Воронцов кивнул.

— Верно. Как мне от него избавиться?

Задумчиво оббив пепел о край блюдца, Жива посмотрела на сестру, и та в ответ смотрела на нее. Создавалось впечатление, что судицы обмениваются мнениями без участия голоса. Мыслями, взглядом или чем-то еще передают друг другу закрытую информацию. Наконец, обе они синхронно втоптали окурки в пепельницу и тут же закурили по новой.

— Ты знаешь памятник возле Школы искусств? — спросила Обрада.

— Это какой-то местный дядька… — неуверенно начал Герка. — Как его… Свиридов?

— Спиринов, — поправила Жива. — Купец, меценат, на его деньги построили то здание, где нынче обретается Школа искусств. Ты знал, что каждый год ему отпиливают руку?

— Конечно! Студенческая традиция, на удачу перед сессией, — в этом вопросе Герка чувствовал себя увереннее, так как исчезновение руки у памятника было традиционным сюжетом для местных новостей, наряду с Новым годом и Восьмым марта.

— Неверно! Студенческая традиция ограничивается потираниемзапястья, а не его отпиливанием. Никогда не видел, как студентики полируют ему руку зачетками? Так вот это и есть сама традиция. Все остальное — от лукавого!

Обрада патетично откинула голову назад, с наслаждением выдув в потолок сигаретный дым. Жива молчала, загадочно улыбаясь. Не зная, что сказать, молчал и Герка. Вообще-то, строго говоря, молчание затягивалось.

— Ну и зачем… — начал было Воронцов.

— А затем, юный Герман, что отпиленную руку каждый раз возвращают! — назидательно подняла палец вверх Обрада. — Просто кладут рядом с постаментом, а муниципалитет приделывает ее обратно, ибо негоже памятнику без руки. Ибо нужно, чтобы поток жаждущих дармовой удачи студентов никогда не иссякал.

— Она говорит о том, что здесь крепко замешаны сборщики, — дополнила сестру Жива. — Это вообще в их духе — оторвать, отпилить, убить… А вот идея с памятником явно принадлежит кому-то более умному. Он не вытаптывает поле, а трудолюбиво возделывает его, собирая регулярный урожай.

— То есть вы хотите сказать… — Собирая информацию в единое целое, Герка задумался. — Вы хотите сказать, что, выкачав из артефакта всю удачу, они отправляют его на… подзарядку? То есть удача в артефактах конечна?!

— Все конечно, юный Герман, — глубокомысленно заметила Обрада. — Жизнь, любовь, счастье. Даже смерть, время и бесконечность имеют свой конец, как бы странно это ни звучало. И особенно конечна удача, переменчивая, как настроение женщины.

— Даже твой артефакт, — Жива кивнула на пятачок, — даже он имеет свои пределы. Надо просто достичь их, вычерпать этот колодец до дна быстрее, чем твоя же вера его наполнит. Тогда он перестанет быть интересен для кого бы то ни было.