Охота на вампиров
Шрифт:
— В той дырке?
— Нет, Федя, не в той, — Ал был терпелив, как Макаренко с трудным подростком. Сам накачал парня, чтобы отвлечь его от грез, вернуть боевой дух и быть постоянно настороже. — Кстати, я тебя не неволю…
— Ты с ума сошел, Ал?! Давай, вперед!
— Есть, товарищ капитан!
Внутри дома было почти темно. Федор включил фонарь, но Алу света хватало. Вокруг можно было различить недостроенные стены, перекрытия, обозначения отдельных помещений. Работы было еще — конь не валялся. Осторожно обходя мусорные кучи, они подошли к противоположному торцу. Тишина…
— Ребята! — позвал Ал. — Вам привет от Ивана Николаевича!
Из темноты молча возникли двое. Федор от неожиданности
— Все спокойно? Никто там не шарился?
— Никак нет, — доложил один из бойцов.
— Спасибо, свободны. Передайте своему командиру, но только ему, у нас все в порядке. Помощь пока не нужна.
— Есть! — оба отдали честь и пропали в темноте здания.
— Ну что, Федя, с Богом! — охотники перекрестились.
В сумерках дырка в снегу казалась еще более зловещей, чем днем. Жердь, посредством которой извлекли Ала на свет, лежала рядом, где ее оставили. По ней, стараясь не шуметь, мужчины спустились под землю. Сначала — Ал, чтобы принять у Феди канистру со святой водой и подсобить ему. Фонарики включили одновременно.
— Видишь? — спросил Ал шепотом, водя фонарем по стенам.
— Да, — его луч шел вслед за моим, — аккуратная работа, человеческая. Корни мало что порушили.
— А здесь?
Ал высветил стену за их спинами.
— Ого! — сказал Федя, обернувшись. — Гладкая. Ни одного корешка.
— Как ты думаешь, почему?
— Дверь!
— Тс-с! Я днем успел простучать — пустота. Надо попытаться тихонько открыть…
Поскольку они с Федором из предосторожности мобильники отключили, их наверху потеряли. Впрочем, особенно и не искали — каждый был занят своим делом. Алексей уединился с ночной дежурной Машей, выпытывая у нее новую информацию о «Соломенном». Василий Константинович чуть не догнал нас, приехав на «жигулях» буквально через десять минут, но, как порядочный гость, припарковался у парадного подъезда. Ольга рыскала по гостинице, выполняя задание мужа. Оно оказалось трудным. Дневная смена, естественно, ничего не видела, а ночная только-только стала подходить. К сожалению, и Зоя отсутствовала. Ольга потом вспомнила, что та собиралась в театр, смотреть своего обожаемого Щербакова. Артисты давно уже уехали и должны были после спектакля сесть на вечерний рейс и улететь в Москву. Их турне по Сибири закончилось.
Вместо Зои заступил солидный дядя, судя по выправке, бывший военный, и он, понятно, ничего не знал. Оля же решила обратиться к Ване и его ребятам, может, они что видели, но на кухне столкнулась с маленькой, сухонькой пожилой женщиной. Звали ее Валентиной Сергеевной, она служила при ресторане уборщицей и по совместительству посудомойкой. Судьба наложила на нее печать в виде скорбных уст и тусклых глаз. Да, она заприметила грузовичок, когда выходила выливать помои в баки, которые каждое утро очищает мусоровоз. Они всегда полные — хоть зимой, хоть летом. Она и не упомнит пустых, притом, что работает здесь уже пятый год.
— А возле грузовика кто-нибудь был? — приостановила Ольга словоохотливую женщину.
Да, были, конечно, стояли во мраке, но она при всех своих пятидесяти трех девушка глазастая и до сих пор очки не носит. А были там военный и дама. На даму она не обратила внимания, что на этих дам смотреть-то, ясное дело, все они пустышки и поблядушки, а военный — это да! В пальто и при фуражке — красавец! Она еще подумала, как у него уши не мерзнут, хотя прошлая ночь и не была морозной. Чудная ночь, редкая в Сибири…
Она еще оказалась начитанной, эта уборщица. Ольга на радостях протянула Валентине Сергеевне сто долларов. Печать судьбы тут же изменилась на ее лице: глаза сверкнули, а бледные губы исказила улыбка.
— В каком чине был военный, не заметили?
Она, как женщина сугубо гражданская, в этих майорах не разбирается, да и темно было,
а дамочку эту, кажется, узнала — та по ночам работает на каком-то этаже. Видать, дома стерву никто не ждет, вот и выбрала работенку, где погулять можно вволюшку. А строит, строит из себя чуть ли не графиню и имя себе выбрала идиотское — Марианна Карловна.— Разве имена выбирают? — удивилась Ольга.
— А то ж, будто вы не знаете, они еще в животе нашептывают матери, как их назвать, ей богу, — перекрестилась Валентина Сергеевна.
— Спасибо, — кивнула Ольга и пошла прочь. У нее уже голова разболелась от подобного словоизвержения.
— Огромное вам спасибо!
Ольга вдруг замерла, повернулась, и в полном недоумении посмотрела на Валентину Сергеевну.
— Как вы сказали, зовут ту даму?
— Змеюку? Марианна Карловна, как в бразильском сериале…
Ручки на предполагаемой двери не было, Ал с Федей решили, что она открывается внутрь, и тихонько налегли на нее. Хорошо, что тихонько, иначе бы ухнули куда-нибудь во тьму. Дверь неожиданно легко поддалась, и вековая пыль тоннами посыпалась на землю.
— Тьфу ты, елки-палки!
Они отскочили к дальней стенке провала, мгновенно натянули маски, прикрыли рты и замерли. Неизвестно, как Федор, а Ал слышал, как пыль в темноте оседала с тихим шелестом, словно нашептывала нечто коварное… Так простояли минут пять, но все было спокойно — никого и ничего. Тяжелая пыль улеглась быстро, затихнув вдоль порога невысокой грядой. Лучи фонарей осветили полуоткрытый дверной проем.
— Ну что, Федя, двинули дальше?
— Не обратно же лезть…
За дверью обнаружился узкий, в человеческий рост, коридор. Ал вспомнил, как когда-то они с Ольгой ползли на четвереньках по вентиляционной трубе, и невольно улыбнулся. По сравнению с той трубой коридорчик выглядел проспектом. Но фонари высветили впереди поворот. Коридор шел под уклон.
Ал напряг все свои чувства. Здесь было значительно теплее, чем в яме. Не жарко, но температура явно плюсовая. Он слышал все ту же запредельную тишину, но в ней различались какие-то стуки и человеческое бормотание.
— Что-нибудь слышишь, Федя?
— Опасности навалом…
— А звуки?
— Нет…
Они медленно двинулись вниз к повороту, сжимая в одной руке фонари, а в другой оружие: Ал — пистолет, Федор — канистру со святой водой, крышку которой он заранее отвинтил.
Воздух в коридоре свежестью не отличался, пахло заплесневевшим печеньем, но в этом аромате Ал вдруг уловил запахи горячего воска, словно впереди жгли свечи. И точно, за поворотом, метрах в десяти от них, открылся новый проем. Был он узеньким, человеку с трудом протиснуться, но там горел свет. Вот они, свечи!
Тут мужчины приподнялись, и на цыпочках, точно балерины из «Лебединого озера», приблизились к щели. Федя опустился на корточки, Ал остался стоять.
Их расширенным от страха глазам предстало еще одно помещение, раза в три побольше того, откуда они пришли. Оно освещалось дюжиной восковых толстых свечей, стоявших по углам в старинных канделябрах. Конечно, не люстры, но света хватало, чтобы рассмотреть гроб, возвышающийся на каменном постаменте. Даже не гроб, а какой-то шедевр столярного искусства. Отлакированный, он играл бликами, которые резвились на его узорной ступенчатой крышке, окантованной червонной медью. На самой крышке темнел… православный крест, вырезанный из заморского дерева. Вот этот крест безуспешно пытался сбить забавный старик в ветхом, когда-то дорогого сукна, сюртуке. В руке он держал витиеватую трость. Несмотря на возраст, у него была пышная шевелюра, щеки его окаймляли бакенбарды, а на носу сидели очки в оловянной оправе. «Странно», — подумал Ал. — «Зачем вампиру очки?» А то, что они наблюдали за вампиром — очевидно.