Охота на вампиров

Федька и Ал стыдливо притихли. Действительно, тут погребение грядет, а они в хореографию ударились.

— Ну что, Федя, снимаем куртки, бросаем на пол и начинаем вычерпывать из этой лодки Харона.

— А выдержат? Тут пуда два — точно.

— Значительно больше, — не согласился Ал.

С опорожнением гроба справились быстро. Сначала гребли жменями, а потом просто взяли его, подняли, рассыпав содержимое на две кучи по курткам. Силушки им не занимать.

Мужчины вернули тяжеленный ящик, вернее гроб, на место и приняли траурные позы, то есть склонили головы и сложили руки ниже животов. Еле сдерживаясь, Ал уныло произнес:

— Любезный Гаврила Степаныч, с прискорбием сообщаю, ваше смертное ложе готово.

— Ах, господа, ах, молодые люди! Скорбь ни к чему! — он, хромая, подошел к своему последнему одру и погладил его. — Вот истинная радость бытия — спокойно и вовремя умереть.

— А как быть с дыркой? Там, в боку…

— Поправимо.

Батюшков нагнулся, залез с головой в постамент и извлек оттуда небольшое круглое зеркальце. Потом Ал проверил, оказывается, постамент представлял из себя громадный комод, в котором хранились зеркала. Оставалось их совсем немного, он не считал… Гаврила Степанович стукнул легко о колено, вышиб стекло, и в руке у него оказался деревянный кружок, обрамленный витиеватой резьбой. Он немного отодрал белую шелковую подкладку гроба, сунул круг под нее, и плотно прикрыл отверстие. Сразу почувствовалось — мастер! Был когда-то человеком с золотыми руками.

— Прижмете потом крышкой? — он указал на оторванный шелк.

— Не сомневайтесь.

— Ну что ж, мне пора.

Ал невольно протянул ему руку, он — в ответ, и Охотник ощутил холодное, как лед, но крепкое, стальное рукопожатие. Федор почувствовал то же самое.

— С Богом, Гаврила Степаныч!

— Погодите, не крестите меня! Рано. Вот закроете крышку, положите сверху крест — тогда можно.

— Все будет тип-топ, — небрежно сказал Федор.

Батюшков оглянулся на него, усмехнулся:

— Интересное выражение. И вот еще что… Господин Агеев, господин капитан, позвольте напоследок одно соображение?

— Уважьте…

Он без посторонней помощи легко запрыгнул в гроб и, обустраиваясь в нем, сказал:

— Не бойтесь Зла. Жизнь чудесна, а Зло самонаказуемо. Я потому и сопротивлялся. Ведь Зло тоже хочет творить Добро и нравиться. Ведь Карл на вас произвел впечатление?

— Естественно.

— Прихорашивался, лоск на себя наводил, а кончил его я, такая же нежить. A propos, он же меня в нее и обратил. Вот в чем парадокс.

Охотники стояли, смотрели на него снизу вверх и по-настоящему грустили. Он не выглядел трибуном, скорее — дедушкой на завалинке. Может быть, когда-нибудь наука научится оживлять без печальных последствий подобных славных стариков… Зачем? Наверное, просто так — потрепаться о тайнах бытия.

Батюшков лег, скрестил руки на груди, и превратился в мирного покойника. Трость он так и не выпустил, а закрытые глаза прикрывали пыльные, грязные очки.

Они закрыли гроб крышкой, положили сверху крест. Ничего не произошло: ни дыма, ни воплей.

— Упокой Господь твою душу, раб Божий Гаврила. Вечная тебе память. Завтра же закажу по тебе молебен, панихиду, сорокоуст — все для умиротворения твоей намаявшейся души.

Мужчины троекратно перекрестились и принялись упаковывать сокровища. Узлы из курток получались компактные и не такие тяжелые — килограмм по двадцать.

— Что, Федя? — спросил Ал — Помнишь наш с тобой разговор? Ты еще обиделся…

— Дурак был… А ты откуда знал про золото?

— Не знал, догадывался. Когда Артемьев мне рассказал о визите Карла Антоновича, не к ночи будь помянут, я сразу смекнул, где-то он свои червонцы и бриллианты должен хранить. Не в банке же…

— Ну и хитрый же ты, Ал! Я же все это от тебя слышал! Но мне ничего похожего в голову не пришло. Действительно, он же их на стол Артемьеву вывалил, а я, лопух, такой факт пропустил. Да, выходит, мент из меня хреновый.

— Мне так не кажется, — Ал поднял узел, направился к выходу, но остановился и посмотрел на Федора. — Другое беспокоит, совесть твоя ментовская.

Он тоже замер со своим узлом и уставился на Ала.

— Ты чего, Ал, совсем, что ли?! Запамятовал? Я — новосел!

— Еще раз поздравляю.

— Так у меня же ни гарнитура, ни телевизора, ни холодильника, ни стиральной машины!!

— Ни просто машины, — добавил Ал, улыбаясь.

Федор глянул вниз на узелок, второй рукой он прижимал к себе полупустую канистру, потом — с сомнением на друга.

— А что, хватит?

— Сдается мне, тут на покупку новой квартиры наберется.

Он задумался и изрек:

— Сначала посмотрим, что за жилье генерал подсунет.

Ал хмыкнул. Грамотно… Богатство делает человека практичным…

Поднимаясь вверх по темному коридору, он поинтересовался:

— Федя, кажется, в наше снаряжение входит взрывное устройство?

— И неплохой мощности…

— Негоже будет, если какая любопытствующая сволочь потревожит вечный покой Гаврилы Степановича.

— Ты предлагаешь этот проход обрушить?

— Немедленно!

Они прикрепили одну бомбу недалеко от входа в усыпальницу, другую на повороте. Поставили время на десять минут и скоренько выбрались на поверхность при помощи все того же шеста. Саму жердь сломали и бросили в провал.

Снаружи кипела работа. Урчали машины, носились люди, само здание было освещено прожекторами. Охотники находились несколько в тени, но особо не скрывались. Сели на свои свертки, и Федор наконец с наслаждением закурил. До взрыва оставалось чуть больше минуты.

Их заметили, и к ним поднялся мужчина в новенькой телогрейке. Судя по желтой каске — строитель, а как он подносил руку к этой каске — военный. Все ясно — резерв, о котором говорили генералы.

— Алексей Юрьевич?

— Он самый…

— Капитан Будников?

— Так точно.

— Майор Дьяченко из подкрепления, — представился «строитель».

— Очень приятно.

— У вас все в порядке?

Они не успели ответить, лишь глянули на часы. Буквально через пару секунд под землей ухнуло. Аккуратно так ухнуло — глухо, без встряски. За рабочим гулом можно было не обратить внимания. Только у майора брови вскинулись вверх. Ал с Федей поднялись и осмотрели склон. Даже снег нигде не шевельнулся.

— Земля тебе пухом, — прошептал Ал и, обернувшись к майору, громко сказал. — Вот теперь все в порядке.