Охотник на людей
Шрифт:
— Я не нанимал тебя, Сильвер, — тихо сказал он. — Я не твой клиент, я полицейский при исполнении служебных обязанностей.
— Зато я знаю здешние правила. А ты нет. В следующий раз, сержант, когда ты сделаешь нечто подобное, нас обоих, по твоей милости, убьют.
Он пристально посмотрел ей в глаза. Его лицо было серьезным. Он взял поводья.
— С тобой все будет в порядке?
Она кивнула и вскочила в седло.
Но по тому, как она упорно отказывалась смотреть ему в глаза, Гейб знал — это вовсе не так.
* * *
Обратно
Вместе с тем все это было невыразимо красиво. Вокруг стояла тишина. Суровая и неумолимая тишина. Уже сам простор этого прекрасного пейзажа внушал уважение, даже благоговение. Гейб невольно почувствовал себя частью чего-то гораздо большего. Это показало ему, что он здесь вовсе не занимает вершину пищевой цепочки, и, как правило, это меняет точку зрения человека на себя и окружающий мир.
Он взглянул на сидящую в седле Сильвер. Она была для него загадкой. Как и это место. Она тоже бросала вызов его условностям. И он не знал, как вести себя с ней.
Он был не совсем правдив. Он был благодарен ей не за то, что там, в лесу, она спасла его. А за то, что показала ему, что он не утратил вкус к жизни. Что он не собирался сдаваться без драки, потому что он еще многое хотел испытать. Как, например, вкус ее невероятных губ.
Он не мучился сомнениями, стоит ли поцеловать ее. И не пожалел об этом. Он просто не знал, куда это заведет его.
Но сама эта тайна, это обещание чего-то большего мерцало внутри него с той же магической электрической энергией, что и северное сияние на горизонте. Гейб понял: в каком-то смысле он должен был оказаться на краю бездны, прежде чем начнет понимать, что существует и обратный путь.
Но его переезд на север потенциально навлек на Сильвер опасность. Это стоило жизни дорогому для нее человеку, и теперь он был обязан ей за спасение. Из-за Стайгера его жизнь неразрывно переплелась с ее жизнью.
При этой мысли у него защемило в груди.
Когда они приблизились к городу, Гейб потянулся к рации и включил ее. Нужно было вызвать Донована, чтобы тот со своего стационарного телефона позвонил в отдел по расследованию убийств и в службу экстренной помощи в Уайтхорсе.
— Блэк-Эрроу-Фоллз, слышите меня?
Вместо ответа лишь треск и свист статики.
— Блэк-Эрроу-Фоллз, слышите меня?
И вновь лишь треск и помехи.
— Донован? Вы на месте, констебль? Меня слышно?
Треск внезапно стих, как будто кто-то нажал кнопку ответа. Гейб напрягся в ожидании, его палец замер над клавишей. Но ответом была лишь странная тишина. Как будто кто-то просто слушал.
В его груди шевельнулась тревога.
— Констебль, — повторил он. — Вы в порядке? Вы меня слышите?
Ответа не последовало.
Он
тихо выругался.— Может, ты еще не в зоне действия ретранслятора, — предположила Сильвер, наблюдая за ним.
— Похоже на то, — ответил он, сжимая крепче поводья. Он был в пределах досягаемости, он в этом даже не сомневался, но его не отпускало жутковатое ощущение, что его вызов был принят и выслушан, но оставлен без ответа.
Инстинктивно он приблизился к Сильвер и поехал с ней рядом. Вскоре тропа расширилась, и их взору предстали холмистые долины. И пусть в лунном свете сами они и являлись сидячими мишенями, зато могли видеть на многие мили вокруг. Собаки Сильвер были настороже. Они вприпрыжку бежали по тропе: две впереди всадников, одна сзади. Их светлая шерсть призрачно белела на фоне ночной тьмы.
Ее ирония не ускользнула от него. Он, полицейский, полагался на проводника и ее собак, чтобы те предупредили его об опасности, которую он принес с собой в их поселок.
— Что это за порода? — спросил он, пытаясь стряхнуть мрачное настроение.
— Метисы. Как я. — Она взглянула на него. — На треть волк, на треть хаски, еще на треть карельская медвежья собака.
— Просто удивительно, какую выдержку они проявили с этой медведицей!
— Я доверяю им свою жизнь. А они доверяют мне.
Гейб не сомневался — за нее эти псы разорвут кого угодно.
— Карельская… это порода из северной Финляндии?
Она кивнула.
— Тот же регион, откуда родом мой отец. Сейчас Карелия лежит по обе стороны границы Финляндии и России. Это были крестьянские собаки. Собаки охотников. Мой отец захватил с собой пару, когда приехал сюда, — пояснила она. — Он называл карельскую собаку частью дикой природы.
Гейб посмотрел на выразительный силуэт женщины, ехавшей верхом, на фоне темных холмистых долин, серебрящихся от мороза. У нее за плечами было тяжелое наследие, и Гейб подозревал, что, в отличие от большинства, она получила эклектичное образование. Она была под стать этому месту, олицетворяя его дух, силу и первозданность.
Он также подозревал, что после смерти Старого Ворона она теперь фактически осталась одна, пусть даже у нее и было племя Черной Стрелы и ее собаки.
— Как давно нет твоего отца, Сильвер? — осторожно спросил он.
Она резко вскинула на него глаза, внезапно сверкнувшие гневом.
— И как долго ты намерен продолжать в том же духе, сержант? Когда ты расскажешь мне, о чем ты говорил, когда я показала тебе окровавленную приманку?
Он еле слышно фыркнул. Он пытался не говорить ей. Но он был у нее в долгу, и если ей все рассказать, возможно, она прислушается к его указаниям.
— Я думаю, что он здесь, Сильвер, — тихо сказал он. — Лесовик.
Она непонимающе посмотрела на него.
— Ты имеешь в виду… Курца Стайгера? — спросила она наконец.
— Да.
Она натянула поводья и остановилась.
— Ты это серьезно?
Он остановился рядом с ней, но ничего не сказал, давая ей время осознать его слова.
— Да, я вижу, что серьезно. — Она взглянула на небо, как будто там имелся некий ответ, после чего перевела взгляд на Гейба. — И с чего ты, черт возьми, взял, что это Стайгер?