Охотник желает знать

– Дело в том… – Гречин усмехнулся. – Дело в том, что Марина и есть моя невеста. Теперь уже бывшая, правда.

– Мне очень жаль, – прошептала Наташа, – если вы поссорились из-за меня, из-за моего рассказа. Простите, ради бога. Вообще Марина хорошая девушка, не надо ее в чем-то подозревать.

– Все нормально, – ответил Алексей. – Она сама хозяйка своей судьбы. На пироги не претендую, но обсохнуть-то у вас можно?

Они сидели за кухонным столом и пили чай с пирожками. Рубашка и брюки Гречина сушились на веревке в ванной, а сам Алексей, завернувшись в синюю махровую простыню, прихлебывал уже вторую чашку и разглагольствовал:

– Не помню, чтобы кого-то на моей памяти осудили по сто тридцать третьей. Я-то другими преступлениями занимаюсь, но от знакомых следователей слышал, что заявления от девушек о домогательствах на работе поступали, только до суда дела не доходили. Насколько мне известно, их закрывали по соглашению сторон. Но те случаи были не совсем такие. Секретарши, устраиваясь на работу, сами провоцировали своего начальника, соблазняли его, что ли… Пока мужчина выполнял все их требования, они молчали, а когда уже не мог удовлетворить их возраставшие материальные претензии или пытался прервать отношения, тогда девушки неслись с заявлением в милицию. Причем одна из них в течение года принесла даже два, написанные как под копирку, – заявительница не удосужилась даже текст чуть-чуть изменить. Первое было на одного начальника, а второе на другого – уже со следующего места работы. Тоже секретарской. На мой взгляд, сто тридцать третья статья очень мягкая, как и весь наш кодекс, в качестве наказания там возможны штраф, исправительные работы или заключение до двух лет. Выбирает суд. Но, как правило, состоятельный человек, против которого выдвинуто обвинение даже по более серьезной статье, отделывается штрафом, для него копеечным, нищий же садится на полный срок за какую-нибудь ерунду.

– А почему так? – спросила Наташа.

– Потому что законы наши сочиняли люди не бедные и на всякий случай примеряли каждую статью на себя.

– Вы серьезно?

– Шучу, – ответил Гречин.

– Алексей, а чем вы на работе занимаетесь? – спросила Наташа.

– В кабинете сижу целый день, бумажки перекладываю с места на место, – соврал Гречин. Потом подумал и сказал: – Наташа, мне кажется, мы не в последний раз видимся. Может, перейдем на «ты»?

Глава 19

Утром он отжимался от пола, когда Наташа постучала в дверь комнаты, где ночевал ее гость, и, даже не пытаясь заглянуть, сообщила:

– Алексей, семь тридцать, как вы и просили. То есть как ты просил.

– Спасибо! – крикнул Гречин. И продолжил вполголоса считать: – Сорок четыре, сорок пять, сорок шесть…

Каждое утро майор отжимался от пола пятьдесят раз, потом приседал по двадцать раз на каждой ноге, после чего комплекс утренней гимнастики заканчивался. Он шел в душ, чаще всего с Мариной вместе. Но теперь началась новая жизнь, и потому Алексей решил отжаться шестьдесят раз. Потом поприседал немного, завернулся в махровую простыню и выглянул в коридор. Его брюки и рубашка, высушенные и выглаженные, висели на плечиках на ручке двери комнаты.

– Спасибо, Наташа! – крикнул Гречин.

И услышал в ответ:

– Завтрак готов. Иди умывайся скорее.

Обычно Алексей ел по утрам то, что готовила Марина, пока он занимался утренней гимнастикой: яичницу с ветчиной или сосиски. Себе его невеста насыпала в чашку мюсли или варила горстку дикого риса. Рис был почти черный, но Марина уверяла, что вкусный, а главное – препятствует образованию жировой прослойки (каковой у нее вроде никогда и не было). Гречин вспомнил об этом сейчас и вдруг сообразил, что вспоминает спокойно, без боли и раздражения. Подумал: «Уехала или нет?» Посмотрел на часы и решил, что Марина, вероятно, только что проснулась, если вообще смогла заснуть. Хотя, наверное, смогла. Сам-то он спал как убитый.

Перед завтраком Алексей позвонил Бурцеву и предупредил, чтобы тот ждал возле кафе, где отмечали начало его отпуска. Договорились встретиться ровно в десять.

Майор приехал на место рандеву даже чуть раньше, сделав небольшой крюк, чтобы завезти Наташу на работу. Та просила только до метро, но Гречин специально проскочил мимо вестибюля станции, быстро домчал ее до места. Потом смотрел, как девушка вошла в проходную офисного центра. Перед этим она поздоровалась с какой-то молодой женщиной, вероятно, коллегой по работе. Женщина обернулась на «Камри» и попыталась разглядеть Алексея, делая вид, будто любуется умытой дождем улицей.

Алексей остановил машину возле входа в кафе. Бурцев курил, позевывая, не обращая никакого внимания на «Камри».

Гречин опустил стекло и позвал его:

– Саша!

Старший лейтенант обернулся, тут же погасил окурок о подошву башмака и бросил его в урну. Сев в машину, усмехнулся:

– Все не могу привыкнуть, что у кого-то из моих знакомых есть такая тачка. Когда сидишь в ней, белым человеком себя чувствуешь.

– Когда-нибудь и у тебя будет не хуже.

Бурцев хмыкнул и промолчал.

– Не век же нам гроши платить будут, – попытался убедить его Алексей.

– А мне кажется, что всегда так будет. Кому-то выгодно, чтобы менты нищими были. Тогда с ними проще договориться. Я в районном отделе начинал, и наш замначальника по следствию купил себе новенький «БМВ». И никто даже не спросил, где деньги взял. Как будто так и надо.

Александр снова зевнул.

– Удалось поспать ночью? – спросил Гречин, переводя разговор на другую тему.

– Самую малость под утро, – ответил Бурцев. И поинтересовался: – А как у вас дела?

– На Петрова есть кое-что по старому делу. Похоже, именно он грохнул в Новгороде депутата Шинкарева, и смерть мужчины тоже тогда посчитали самоубийством. А поручил ему провернуть это Дарькин. Есть видеозапись, только ее надо почистить, на диске и другая ерунда записана, абсолютно ненужная.

– У меня дома есть компьютер и болванка свободная. Так что быстро перекатаем, – предложил старший лейтенант. И без всякой паузы продолжил: – Вчера отдал Павловскому ваши диски. Он, увидев их, так обрадовался! Благодарить стал, сказал, что скоро я буду звездочку обмывать. А потом взял один и говорит: «Какая еще «Классика бокса»? Что за бред?» Стал объяснять ему, что всю квартиру обшарил, в спальне, в гостиной смотрел, под ванной и на кухне. Этот диск, мол, обнаружил в письменном столе. После этого Павловский меня погнал из кабинета. Но когда мы с ним разговаривали, все время принюхивался. Я сказал, что виски не пил, только водку, а майор Гречин крепко спал на кухне, когда я уходил. Такие вот новости…

Бурцев замолчал. Потом, подавив зевок, спросил:

– Так наши действия сейчас какие? Я успею пару часиков покемарить?

– Никакого сна! Только хуже будет. Просто примешь душ. А я тем временем перенесу информацию на другой диск. Потом поедем брать Петрова.

– Ну, возьмем мы его… И что дальше? Сорок восемь часов продержим. Но если санкции на арест не будет, отпускать ведь придется.

– Я позвоню в прокуратуру и решу вопрос, – пообещал Алексей.

За окном машины показался большой торговый центр, на котором, несмотря на яркий солнечный свет, светилась надпись «Сезам».

– Как раз за ним мой дом, – пояснил Александр, – окна квартиры на служебную парковку выходят.

– И что нового в магазине? – поинтересовался Гречин.

– Через день после смерти Дарькина в «Сезаме» проводилась акция: три бутылки пива по цене двух. Я на радостях купил девять, домой принес – просроченное оказалось. Пришлось сразу все выпить. А чего тянуть? Ведь еще больше просрочится. Вроде ничем не отличалось от нормального…

Квартира Бурцева была однокомнатной. Дверь в комнату стояла открытая, и виднелся раздвинутый диван с неубранной постелью. Старший лейтенант поспешил прикрыть дверь и объяснил беспорядок тем, что накануне, уходя на сутки, очень спешил.