Охотник

Так мне рассказывали. Сам я до сих пор кукловода не видел, и нисколько о том не жалел.

Снизу прилетает булыжник, врезается в стену за моей спиной. Кукловод смотрит глазами отрубов, но из-за дыма мало что видит. Как впрочем, и мы. Но под градом камней нам точно не выжить.

Релли поднимает столб пламени у подножья лестницы, превращая в факелы несколько отрубов. В ответ свистят булыжники, пока еще мимо, наугад бросают. Одиночный отруб возникает прямо передо мной, получает стрелу в прогнившую башку и с грохотом обрушивается вниз.

Эльф кошачьим движением скользит мимо меня, запускает руку в сумку и бросает что-то на лестницу. Толку на первый взгляд никакого, но я знаю, что сейчас произойдет, приходилось уже видеть. Сейчас он споет Песнь Жизни…

Дон начинает петь, и я глохну от звона в ушах. Ощущение такое, что голова вот-вот взорвется. Отрубы останавливаются, бестолково мечутся на лестнице. Думаю, кукловоду еще более неуютно, чем нам сейчас. Долго эльф не продержится, но это и не нужно. Потому что брошенные им семена стремительно разрастаются в развесистые кусты, цепляющиеся корнями за камень лестницы.

В этот момент мощный удар срывает дверь в коридор с петель. Эльфа отбрасывает в сторону, Песнь Жизни прерывается, боевые кусты так же стремительно увядают.

Отрубы лезут уже с двух сторон, отчаянно отбиваемся, отступая. Стрела с огнебоем разбрасывает мертвяков в разные стороны, разрывая гнилую плоть, но те продолжают бездумно атаковать, не обращая внимания на мелочи, вроде оторванной руки. Из пола вылетают ледяные шипы, пригвоздив к потолку сразу троих мгновенно заледеневших отрубов, Дон с мечом в руке не подпускает мертвяков ближе. Крутится, как мельница, только гораздо быстрее.

Стреляю, целясь в головы обрубов. Эльфу приходится уже отступать, слишком много тел набросали мы в коридоре. Мертвяков это не смущает, новые и новые упорно лезут вперед, отжимая нас в комнату. Где-то ревет от нетерпения кукловод, посылая своих кукол в атаку.

— В сторону! — кричу, вспомнив о стрелятеле. И нажимаю спуск, целиться здесь не нужно, не промахнусь.

Коридор мгновенно очищается. Отрубов даже не на куски, в слизь размазывает. Этакое донельзя вонючее болотце, в которое, если случайно вступишь, до конца жизни не отмоешься.

Отрубы больше не лезут, только злобно визжит кукловод где-то внизу. Тварь необходимо добить, иначе наберет новый отряд, и все повторится. Подхватываю лук, перепрыгиваю через вонючую лужу, едва не поскользнувшись.

— Куда? — кричит вслед Релли, но я не останавливаюсь. Перепрыгиваю ступеньки, спотыкаюсь об уложенных на лестнице отрубов. За спиной торопливые шаги, кто-то из спутников не желает оставлять меня наедине с ночной руиной. Это хорошо, будет кому спину прикрыть, кукловод, говорят, тварь хитрая и жутко коварная. Кстати, куда он запропастился? Судя по воплям, был вот здесь, на этом пролете… Резко поворачиваюсь, встревоженный колебанием воздуха, пропускаю над плечом что-то острое, вроде охотничьего дротика. Под ноги подворачивается обугленный отруб, не опасный уже. Теряю равновесие, кукольник толкает меня в грудь, и я падаю. Слышу торопливые шаги, и сверху и снизу, вскакиваю. Так и есть — кукольник сбежал, а мне на помощь поспешает Дон собственной персоной.

Одним прыжком преодолеваю лестницу, выскакиваю на улицу. В отдалении наблюдаются фигуры, подозрительно похожие на отрубов, движутся медленно и хаотично. А вот кукольника не видно. Не верю, далеко сбежать не мог, времени не было. Затаился снова, погань, ждет момента, чтобы вогнать мне в пузо что-нибудь острое, или же ускользнуть и привести новых кукол.

Возле меня возникает Дон, лицо сосредоточенное, в руках лук.

— Ушел? — спрашивает. Качаю головой:

— Не должен. Прячется, погань дохлая.

Эльф неторопливо озирается по сторонам. Точь-в-точь, как я, когда местность прослушиваю, только делает он нечто совсем другое. Я примерно представляю, что — тени рассматривает внимательно, понятно же, что кукольник в одной из них скрылся, только узнать бы, в какой.

Дон неторопливо кладет на тетиву стрелу и вдруг стреляет. Ни вопля, ни стона, только валится беззвучно на камень мостовой тело кукольника. Вторично и окончательно мертвого — после эльфийских стрел не встают.

— Пошли? — буднично предлагает эльф, и я согласно киваю. Не на улице же стоять, в самом деле.

Небо где-то к востоку озаряется вспышкой, затем еще раз, еще. Кто-то еще (да герры, некому больше) ведет бой с ожившими мертвяками. Но поспешать им на помощь мы не будем. Вливаться в патрулирующую улицы армию мертвяков у меня нет никакого желания.

Дон, поморщившись, добывает стрелу из тела кукольника. Это правильно, такими темпами, нам скоро стрелять нечем будет. Потому и я задерживаюсь на лестнице, заново наполняя колчан. В коридоре можно не искать — стрелятель не оставил ничего.

Господа маги с интересом раглядывают отрубов — тех, что были пришпилины сосульками к потолку. Медвежонок, перегнувшись через подоконник, выворачивает желудок. Правильно говорят, на ночь есть вредно. А вот на улицу — зря, совсем незачем мертвяков приманивать. Не знаю, как уж они живых чуют — но лишний след лучше бы не оставлять.

Тишины, что так раздражала меня днем, больше нет. И знаете что? Лучше б она осталась. Далекое шарканье обломов, ленивый бой барабанов, приглушенные взрывы (кажется, герры нашли себе убежище и теперь отбиваются от мертвяков) — не лучшая колыбельная для уставших людей. А возможно, и для эльфа тоже.

Оставаться в занятой нами комнате на остаток ночи невозможно. Вонь непереносима, режет глаза, дышать совершенно нечем, несмотря на два окна. Посовещавшись, решаем занять такую же комнату в левом крыле, осторожно обходим лужу, располагаемся. Релли сразу ложится спать, заняв единственную кровать, господин Излон дежурит. Устраиваюсь на полу, подложив под голову мешок, закутываюсь в плащ. Рука ложится на лук, так спокойнее. И — засыпаю тут же, проваливаюсь в сон с головой.

Просыпаюсь от похлопывания по плечу, надо мной склоняется эльф.

— Выспался? — спрашивает. Прислушиваюсь к своим ощущениям, да, как ни странно, выспался.

— Не лезли больше? — впрашиваю в ответ.

— Мы же кукловода прикончили, — усмехается эльф.

А вот чужой славы мне напрочь не надо.

— Не мы, а ты, — уточняю я.

— Нет, — уверенно говорит Дон. — Если б ты не выскочил, мне бы и в голову не пришло его преследовать. То есть, потом сообразил бы, но толку-то? Так что, именно мы, Охотник.

— Ладно, — говорю, — пусть так. Спать ложись, не болтай попусту.