Охотник
Шрифт:
Переместился в зал, привычно перебирая руками по держателям на колесах, осмотрелся – никого. Тишина, все будто вымерло. Тихо журчит холодильник, где-то жужжит муха…
– Ау! Бабка Надя! Эгей!
Тишина. Спит?
Проехал в спальню, усмехнулся – ага, спит. Хотел оставить на месте, не трогать, но очень уж хотелось есть. Обновленные, ожившие ноги требовали питания, мускулы наращивать!
Тронул лекарку за руку – рука была холодной, как у… мертвой?! Подкатился к голове, протянул руку, пощупал пульс… нет! Нет!
– Бабка Надя! Надя! – закричал он, навалился на нее, схватил
– Убил! – женский голос за спиной оглушил, рванулся в уши. – Убил! Мама! Мама!
Обернулся, попытался что-то сказать, но не успел – удар по голове, и темнота. Не успел заметить – кто ударил. Просто – бац! И все. Готов.
Очнулся лежа на полу, лицом вниз. Было очень плохо – руки болели, голова трещала, тошнило. Голоса – мужские, возбужденные, грубые. Женские голоса – кто-то вдалеке причитает, воет, как по мертвому. По мертвому? Вспомнил! Бабка Надя!
О боги… за что?! Единственный человек в этом мире, который мог помочь, единственный, кому мог довериться до конца, и вот!
– Очнулся. Матвей, ты чем его приложил?
– Чем-чем… поленом!
– Инвалида? Ну на хрена?
– Интересное дело! Он убил мою мать, а я что, церемониться с ним?! Да я его, суку, сейчас задушу, и пусть судят!
Удар в бок, боль, внутренности хлюпнули, протестуя против.
– Прекратить! Вон отсюда! Это дело полиции, никакого самосуда! Еще не известно, отчего бабка Надя умерла! Откуда ты знаешь, что это он сделал?!
– Да чего тут знать?! Маша видела, как он ее душил! И я видел – он держал ее за горло! И она мертвая! Ты чего, за убийцу, да?! Тварь ты, Игорь! И пошел ты на хрен, я его щас прибью, гада!
– Назад! Стрелять буду! Суд разберется, экспертиза – он или не он! Пошли все отсюда, я его допрошу! Вон, сказал!
Сильные руки подняли Сергара, усадили в коляску – легко, как ребенка. Поднял голову – перед глазами широкое, толстогубое лицо участкового. Хмурое, с прищуренными глазами, расстроенное.
– Это ты?!
Сразу не понял – в глазах двоилось, Сергара тошнило, едва не вырвало. Сглотнул, подождал, пока комната перестанет вертеться, ответил:
– Я ее не трогал. Проснулся, начал искать – она лежит. Я пощупал шею – мертвая. Очень жаль. Очень, очень жаль!
– Ему жаль! Потрогал! – Игорь тяжело сел в кресло напротив телевизора, положил голову на сцепленные в кулаки и упертые в колени руки. Могучие плечи обвисли под тяжестью беды.
– Ты так рано вернулся? – вдруг спросил Сергар, глядя на новообретенного, а теперь, похоже, потерянного друга.
– Вернулся, – мрачно ответил участковый, неприязненно глядя на Сергара. – Вот что, парень, вляпался ты и меня вляпал. Сейчас повезу в район, в отдел, иначе тебя прибьют. Матвей мужик резкий, бывший десантник. Он тебе голову открутит – и пискнуть не успеешь. И твои ножики не помогут.
– Да нет у меня ножиков, ты же знаешь. Дома оставил, – пожал плечами Сергар. – Маме позвонить можно?
– Сейчас – нет. Телефон у мужиков. Хотя… номер помнишь? С моего можно, – он достал из кармана старенький потертый аппарат, но Сергар отрицательно покачал головой.
– Я номер не помню. Не умею обращаться – мама
с дядей Петей как-то сделали, чтобы я кнопку нажал и сразу до мамы дозвонился.– Ладно. По фигу. Я ей скажу и так. Потом заеду.
– Это… дядя Петя костыли обещал, ты напомни ему, пусть даст, ладно?
– Костыли? Ты можешь ходить? – даже не удивился Игорь. – Бабка Надя вылечила?
– Да. Но ходить еще не могу. Мышцы слабые. Разучился. Игорь, мне незачем было ее убивать! Мы подружились! Она очень хорошая женщина! Была…
– Была… – эхом повторил участковый – Только никто не верит, что она просто так умерла. Говорю тебе – Маша видела, как ты за ее горло держал. Парень, если окажется, что ты ее убил – я сам сверну тебе шею. Обещаю.
– Да ты идиот, что ли?! – вспылил Сергар, чувствуя, как кипит внутри от горя и отчаяния. – Она меня лечила! Я ей обязан! Я бы за нее сам убил кого угодно!
– Тихо! – отрезал участковый. – Я сказал, ты услышал. Сейчас пойдем к машине, будь настороже. Могут попытаться тебя отбить. Народ собрался. Бабку Надю все любили. Так что…
Да. Любили. Десяток плевков, кусок дерьма, который не смог отбить рукой, камень – прямо в ухо, тут же зазвеневшее, как колокол.
Порванная рубашка участкового, три сбитых с ног полупьяных парня, норовивших врезать палкой, выдранной из палисадника.
Да, верный признак того, что покойницу любили. Верный признак.
– Ффуххх! Думал – не доведу! – Участковый одной рукой держал руль, другой бросил Сергару пластиковую бутылку с водой и тряпку. – На, утрись, а то смотреть противно. Весь в плевках. И на ухе кровь. Зацепили все-таки?
– Хуже бывало, – мрачно констатировал Сергар, вытирая лицо мокрой, не очень чистой тряпкой и думая о том, что хуже все-таки, наверное, не бывало. В роли отверженного, подонка, убийцы, подлеца, быть ему еще не случалось.
Участковый покосился, но ничего не сказал. Похоже, не поверил.
Из деревни вела вполне приличная насыпная дорога, через полчаса перешедшая в гладкое, покрытое асфальтом шоссе. Машина Воскобойникова с ревом летела вперед, рассекая пространство, а Сергар задумчиво глядел вперед, думая о том, какое будущее его ожидает и что лежит на весах – сколько хорошего и сколько плохого.
Хорошее – он все-таки обрел свои ноги.
Плохое – все остальное, и главное – смерть старушки. Теперь некому будет помочь сориентироваться в новом мире, некому будет связать с остальными переселенцами-магами, некому будет научить, по каким законам те живут в земном мире.
И некому будет научить его обряду обновления, и это, наверное, самое главное! Жить сотни лет! Эта мечта была так достижима, и вот – случайность, и все прахом! Игры богов!
И жаль «бабку Надю». Очень, очень жаль…
– И что мне с ним делать?! – Мужчина в форме, в смешном головном уборе смотрел на приехавших через окошко в сплошной стеклянной стене и недовольно кривил губы. – Ты на кой черт его сюда приволок?! Думал, он сбежит?!
– Хе-хе! Антоныч отжег! – хохотнул парень, тоже в форме, стоявший возле столика у лестницы, ведущей наверх. Он был вооружен автоматом. – Ты сегодня в ударе, командир!