Охотник

– Я так понимаю, что это несколько ваших групп. Эти вот торгуют тем, что ищут там золото. А вон те – ископаемые. Эти, что ближе всех ко мне сидели, строительство в нескольких странах. А эти, что к вам ближе – биржа. Разводиловы обычные, это как? – меж тем я спросил, дядька улыбнулся, откинувшись на кресле.

– Это те, кто поедает на обед не борщ, а какую-то компанию. Специально ее обанкротив перед этим.

Киваю удивленно. Дядька, смеясь, вдруг вытащил из полки небольшую фотографию.

– Вот твой отец, узнаешь?

На фотографии и правда мой отец, а еще дядька. Они стоят, обнявшись, и смотрят в камеру.

– А фотограф кто? – спрашиваю невзначай, он ехидно говорит:

– Собственной персоной Сашка Буянов. Он сам вызвался сделать фотографию. А потом и сам встал на мое место. Так что у него есть такое же фото. Если не дел куда-то. А ты волком отца ни разу не видел?

Мотаю головой.

– Что за волки? Александр и Святослав мне говорили об этом. А потом он стал волком у меня на кухне.

Дядька сузил глаза и сказал тихо:

– Ты с ними поаккуратнее был бы. Очень хитрые Буяновские все. А еще они держат свой бизнес в городах тоже так нехило. Только у них торговля оружием и строительство очень развиты. Ну и заводов они себе прикупили за бесценок-то. Главное вовремя. Ну что, остались там для меня пельмешки-то? Племянничек? – спросил он меня, весело потирая руки, и охнул удивленно: – Ну и аппетит у тебя, я скажу, отменный. Еще тот, отцовский. Давай кушать. А потом поговорим нормально, чтобы не давились оба, да?!

Киваю смущено и снова вижу сходство дядьки с отцом. Тот тоже также ест пельмени, руками. Макая в сметану. Так чтобы сметана задевала и пальцы чуть-чуть. Чтобы потом можно было их облизать. Сразу вспомнились года с отцом.

Мы были в каком-то городе и заказали еду прямо в номер, отец сказал, что я буду с одним его знакомым в номере. И тот его знакомый… не помню его имя, учил меня есть сметану из банки и ел только пельмени и пласты плохо прожаренного мяса. Даже кровь иногда выступала с накола вилкой. Я даже слабо помню этот номер. Был он довольно бедным, гостиница на окраине города. Мы там были почти неделю, а потом как-то мы пришли с прогулки и увидели, что у нас сломана или выбита дверь. Он тогда сразу посадил меня в такси и, сказав адрес водителю, погладил меня по голове… А еще он сказал, что привязался ко мне, и более благодарного слушателя у него не было никогда. Я ревел всю дорогу, водитель привез меня к вокзалу, и там я долго ждал моего отца. Отец вышел из другого такси и потом всю дорогу меня держал на руках. Он словно боялся, что со мной может что-то случится. Больше мы не приезжали в тот город. Отец сказал, что это лишнее. И оставлял меня в каких-то приютах на неделю или две. Приюты были разные, и не все они были хороши. В каком-то мне разбили нос и обозвали бомжом.

У меня не было с собой никакой одежды, Миша тогда уже лег в больницу, и отец разрывался между нами. Но тогда мы выиграли схватку с этим раком, думали навсегда, Миша пережил отца ненадолго. На год. Я и не видел его почти. Он все время был в клиниках за границей. И отец говорил, что зарабатывает ему деньги на лечение. Своим домом я считал все равно ту самую деревеньку в Сибири. Погорелово, кажется, она называлась, а про нас шутливо говорили «погорельцы». Я закончил там школу и уже с шестого класса самостоятельно оставался дома, даже когда отец уезжал куда-то на месяц, а то и на два. Делал вид, что отец приезжал и снова уезжал. Зато он привозил мне столько всяких подарков!

Конец ознакомительного фрагмента.