Охотники за человеческими органами

Голос Нилса почти утонул в реве двигателя:

— Причем созданного нами; как и множество других, наш лауреат по физике до этого был совершенно неизвестен. Теперь же лекциями он сумеет зарабатывать в неделю больше, чем многие из тех, кто голосовал за него, за целый год.

Линдман быстро и элегантно качнул головой.

— Нет, нет, Нилс, это не так. Этот русский был гением, как и все наши лауреаты, еще до того, как мы формально подтвердили это. — Ему много раз приходилось выслушивать подобные утверждения в комитете по поводу общего вклада кандидата в науку или литературу. Однако в случае доктора Крамера голосование прошло быстро и единогласно: его открытие было одним из самых значительных и достойных премии.

Он вновь повернулся к Марте.

— С доктором Крамером у вас не возникнет таких проблем. В закрытом докладе вашего же министра он описан как джентльмен старой школы.

На этом разговор прекратился — из самолета вышел высокий стройный мужчина в плаще. За ним шел стюард с чемоданом. Нилс повернулся и кивнул фотографам.

— Выглядит моложе, чем на фотографиях, — пробормотал он.

— И симпатичнее, — добавила Марта.

— Вперед, — скомандовал Линдман, растянув свою Улыбку Наивысшего Гостеприимства и перебирая в уме главные пункты специального доклада, известного лишь ему одному. Иосиф Михаил Крамер принадлежал к тем европейским хирургам, которые не доверяют театрально-чрезмерной чувствительности. Бездетный брак закончился десять лет назад. Несколько связей, ни одной серьезной. Трудоголик без каких-то особых увлечений. Сорок два года — самый молодой лауреат.

Они подошли к подножию трапа, глядя вверх и улыбаясь. Иосиф с ответной улыбкой смотрел вниз. Открылся еще один занавес в театре приветствий.

Помахав рукой и поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, Иосиф дал фотографам сделать первые снимки; волосы его растрепал ветерок, прикрыв глаза так, что камеры не засекли усталость, вызванную уменьшенным притоком крови к его сердцу. Перед посадкой он принял еще две таблетки, расширяющие артерии. Это был русский препарат, на который он просто молился. Все еще улыбаясь, он спустился по трапу.

Линдман снял шляпу.

— Добро пожаловать, — сказал он, пожав руку Иосифу и представившись.

Иосиф взял у Марты букет, обменялся рукопожатием с Нилсом и позволил проводить себя к машине, не обращая внимания на фотографов и сосредоточившись на болтовне Линдмана — какой хороший был полет и какая честь для всех, что он прибыл, и как все этому рады, нет-нет, это действительно нам всем приятно.

— Сначала мы поедем в ваш отель, там вы сможете отдохнуть. Вечером будет небольшой прием, с шести до восьми, а затем ужин для всех лауреатов с Нобелевским комитетом. Завтра утром состоится одна из двух пресс-конференций: для шведских средств массовой информации и для международной прессы. После полудня будет первая генеральная репетиция церемонии вручения премий…

Иосиф улыбнулся Линдману. Они шли по аэродрому, словно закутанные в кокон, где время остановилось, а вокруг мир был полон людей, которые наверняка переживут кое-кого.

Они подошли к распахнутой дверце лимузина. Линдман жестом пригласил Иосифа садиться, пока Нилс отбивается от фотографов. Марта села рядом с Иосифом на заднее сиденье и, мило улыбнувшись, взяла у него цветы. Граф и помощник директора уселись на откидные места. Шофер захлопнул за ними дверцу, а Нилс задвинул разделяющую их стеклянную перегородку, повернулся к Иосифу и протянул ему папку в дорогом кожаном переплете, как меню в престижном ресторане.

— Ваше расписание.

Иосиф взглянул на единственную страничку формата 13x16 с лазерной распечаткой. Похоже, каждая секунда с нынешнего момента и до отлета после церемонии расписана — встречи, интервью, ленчи, ужины и даже этот занудный американский обычай завтракать с незнакомцами. Он закрыл папку.

— Как-нибудь можно урезать это, граф Линдман? — осведомился он с приятной улыбкой.

Улыбка Наивысшего Гостеприимства Линдмана слегка потускнела.

— Урезать? Я не уверен, что правильно понял. — Его голос, казалось, доносился откуда-то издалека. — Так много людей хотело бы услышать от вас лично о том, как вы сделали свое открытие. — На мгновение он замолк, не зная, что сказать еще.

В разговор вступил Нилс. Месяцы подготовки… тщательный отбор… многих вычеркнули… пожалуйста, постарайтесь понять…

— Есть какая-то причина, по которой вы желали бы сократить список, доктор Крамер? — спросил Линдман.

Иосиф взглянул в окно. Машина выехала на открытую загородную местность и набирала скорость. Они потратили много сил на подготовку, и ему не хотелось их разочаровывать. Но вопрос нужно было решить сейчас.

— Есть одна проблема, граф Линдман.

Теперь все пошло, как будто в замедленной съемке. Пожилой человек прикрывает глаза. Высокий симпатичный помощник выглядит так, словно он только что проигрался в карты. Пухленькие бедра девушки, которые только что легонько касались его, вдруг отодвигаются. Потом, по прошествии целой вечности, глаза пожилого человека открываются, и Линдман задает вопрос:

— Какого рода… проблема?

Иосиф заговорил тихим и спокойным голосом, словно сообщал новости своему пациенту.

— У меня больное сердце. По возвращении домой я лягу на операцию. Тройное шунтирование. Мне совсем не хочется хоть чем-то нарушить церемонию, но вместе с тем было бы глупостью взять на себя больше, чем мне под силу.

Выражение Наивысшего Гостеприимства сменилось Исключительным Сочувствием — не улыбка, а скорее гримаса участия.

— Я понятия не имел, доктор Крамер…

— И никто из нас, — вставил Нилс.

Марта выглядела просто ошарашенной.

Иосиф попытался придать бодрость своему тону.

— Прошу прощения, что обрушил это на вас так сразу. Но таким вещам лучше смотреть прямо в глаза, и я буду крайне признателен, граф Линдман, если вы позаботитесь, чтобы больше никто не узнал об этом. Особенно пресса. Ее будет больше чем достаточно, когда я лягу в больницу.

— Пресса получит от ворот поворот, — сказал Нилс тоном, дающим понять, что в таких делах он специалист.

— Я даю слово, доктор Крамер: пока вы в Стокгольме, об этом никто не узнает. Давайте посмотрим теперь, что можно сделать. — Ничуть не удивившись собственному послушанию, Линдман взял папку. Остальные смотрели, как он проглядывает страничку, потом достает из внутреннего кармана золотую ручку и начинает вычеркивать имена. Потом он еще раз проверил список и, удовлетворенный, вернул папку Иосифу.

— Я урезал ваш список до крайнего минимума, доктор Крамер. Меньше просто невозможно.

— Благодарю вас. — Иосиф быстро просмотрел листок. Тот действительно подвергся жестокой правке. Но взгляд его остановился на одном невычеркнутом пункте: сразу же после церемонии вручения по-прежнему зарезервированы шестьдесят минут. Напротив стояла пометка: «Частная беседа».

— С кем это? — спросил он уже отнюдь не столь любезным тоном, как немного раньше.

Граф Линдман ответил. Его усталые глаза смотрели прямо на Иосифа, голос дрожал, рука, сделавшая всю трудную работу по вычеркиванию имен и встреч, легонько тряслась. Чем дольше он говорил, тем больше Иосифу хотелось наклониться к нему и сказать: да, конечно, конечно, какие-то встречи вы просто не можете отменить. Но вместо этого он задал вопрос:

— Зачем она хочет встретиться со мной?

— Клянусь честью, доктор Крамер, я не знаю. Но Мадам никогда раньше не обращалась с такой просьбой. Поэтому я и пошел ей навстречу. — Он умоляюще смотрел на доктора и безмолвно просил: сделайте это для меня, и я стану самым счастливым человеком на земле.