Охотники за Костями
Шрифт:
… а наполнявшие небеса огни, казалось, замедляются, трепещут…
Началось СОЕДИНЕНИЕ.
Над островом, над лесом нефритовых рук, сквозь пульс зеленого света.
Первое солнце ударило по куполу.
Звук был подобен грохоту барабана, призванного оглушать богов. Пухлые бока купола запульсировали, раздулись, почти задев поверхность моря — у Резака кости как будто зазвенели, резко заболело в ушах — а солнца одно за другим падали в покрывающийся рЯбинами купол. Ассасин кричал, но не слышал сам себя. В глазах покраснело… он чувствовал, что скользит к краю плота, падает в пену морскую…
Но
"— Тянитесь, да…
Ко мне, ближе, ближе.
Боль не важна.
Она не надолго. Обещаю. Я знаю, ибо помню.
Нет, этого не забудешь.
Может быт, вы сумеете… и я сумею… чувствуете, что это необходимо? Я не чувствую… я был не прав, когда коснулся… там, в пустыне. Я ничего не понимал, и Боден так и не догадался, что случилось, чем я отмечен.
Отмечен, да. Ради этого мига, ради вашей нужды.
Вы слышите меня? Ближе — видите тьму? Туда, ибо я в ней".
Миллионы голосов плачут, кричат, голоса полнятся желанием — он слышит все…
"— Ах, боги, кто я? Не помню.
Только что… Тьма окружила меня. Да, да, все вы, все мы сможем переждать в этой тьме.
Боль не важна. Ждите со мной. В темноте".
И голоса, все миллионы, все охваченные необоримой и великой нуждой, поспешили к нему.
К Надежному Щиту, который сможет взять их боль, ибо помнит, что такое боль.
Тьма объяла их… и вот тогда Геборик Руки Духа, Надежный Щит Трича, постиг ужасную истину.
Никто не способен помнить боль во всей ее полноте.
Два тела сломанными куклами упали на палубу. Маппо поспешил к ним, а Злоба снова полетела прочь. Он мог ощущать мучительную боль драконицы, слышать ее тяжелое дыхание. В воздухе завоняло горелой чешуей и плотью.
Огненный дождь давно стал потопом, диким, как град, и вдесятеро более опасным; однако корабль не ударила ни одна частица — Маппо как-то понял, что эту защиту даровали не Злоба, не Искарал Паст или Могора. Нет, Верховный Маг всё домогался жены, чмокая мокрыми губами… Некий загадочный блеск в черных глазах мула обличал истинного виновника.
Животное спокойно стояло, не двигаясь и выглядя равнодушным — только хвост мотался из стороны в сторону. Хотя мух тут нет. Мул моргал, словно не мог проснуться, и двигал губами.
А вот мир вокруг корабля сошел с ума, другое судно уже разломилось на части…
Маппо упал возле одного из чужаков. Лицо в крови — струйки из носа, из ушей, из уголков глаз — но он узнал этого человека. Знакомый. "Крокус — дарудж. Эй, парень, как ты до такого дошел?"
Тут глаза молодого человека открылись, явив его страх и тревогу.
— Тише, — проговорил Маппо, — ты в безопасности.
Второй чужак, женщина, выкашливала морскую воду; кровь текла из левого уха, проходя струей по щеке и падая с подбородка. Она встала на четвереньки и встретила взор Трелля.
— Ты в порядке?
Она кивнула и поползла к Крокусу.
— Он будет жить, — ободрил ее Трелль. — Похоже, все мы выжили… Я и не думал…
Искарал Паст завопил.
И
показал пальцем.Рука, широкая и черная, схватилась за борт. Словно скользкий угорь, рука ухватилась за дерево, мышцы напряглись.
Маппо подполз к утопающему.
Человек этот держал другого, мужчину не менее крупного, чем он сам; было похоже, что второй выбился из сил. Маппо протянул руки и вытащил обоих.
— Баратол, — захрипела женщина.
Маппо следил за этим Баратолом, а он споро перекатил спутника за спину и начал выдавливать воду из груди.
— Баратол…
— Тихо, Сциллара…
— Он был там слишком…
— Тихо!
Маппо старался припомнить, на что это похоже — такая преданность, такая настойчивость. И припомнил… почти. "Он же утонул. Видите, сколько воды?" Но Баратол не прерывал усилий, надавливая на вялое тело там и тут, разводя руки; затем он поднял голову и плечи, положил себе на колени и обнял голову утопленника, словно малого ребенка.
Лицо его в горе было ужасным. — Чаур! Слушай меня! Это Баратол. Слушай! Я хочу, чтобы ты… зарыл лошадей! Слышал? Надо зарыть лошадей! Пока волки не пришли. Я не прошу, Чаур. Ты понял? Я приказываю!
"Он сошел с ума. Спасения нет. Уж я-то знаю…"
— Чаур! Я рассержусь. Понял? Я уже зол на тебя! НА ТЕБЯ, ЧАУР! Ты хотел разозлить Баратола? Ну держись…
Кашель, поток воды; содрогание… здоровяк, столь нежно сжатый ручищами Баратола, свернулся клубком, поднял руку. Из уст его вместе с пеной и слизью исходил воющий крик.
— Нет, дружище, — запыхтел Баратол, покачивая мужчину. — Я не злой. Нет, не злой. Забудь о лошадях. Ясно? О, Чаур, я не сержусь.
Но мужчина завывал, дергаясь и суча ногами, как младенец.
"Он дурачок". Иначе этот Баратол не сюсюкал бы так. "Этот Чаур — ребенок в теле взрослого…"
Маппо смотрел на двух здоровенных мужей, рыдающих в объятиях друг друга.
Злоба встала рядом. Трель ощутил ее боль — и ее волю, ожесточенно прогоняющую страдание — отвел взгляд от рыдающих на палубе и посмотрел на женщину.
"Отгоняя, отгоняя все страдания…"
— Как? Как тебе удается? — проговорил он.
— Ты что, слепец, Маппо Коротыш? Смотри на них. Чаур — теперь его страх пропал. Он верит Баратолу, верит в него. Крепко, без сомнений. Как ты можешь не ощутить этого, смысла этого?
Маппо Коротыш, ты видишь радость. Чистую радость. Перед лицом такого я не поддамся моей боли, моим страданиям. Ни за что.
"Ах, духи земные! Женщина, ты разбиваешь мне сердце". Он глядел на обнявшихся мужчин, потом на Сциллару, держащую в объятиях Крокуса, гладящую его по волосам. "Я раздавлен. Снова. Я… уже забыл…"
Искарал Паст плясал вокруг Могоры, а она смотрела на него, скривив губы. Лицо ее стало походить на перезрелую сливу. Когда Верховный Жрец подскочил особенно близко, жена пинком сбила его с ног. Паст с грохотом плюхнулся на палубу и начал ругаться: — Презренная женщина! Женщина? Я сказал "женщина"? Ха! Ты шкура, сброшенная змеюкой! Больной змеюкой! Покрытая рубцами, прыщами, гнойниками, нарывами и…
— Ты только что домогался меня, отвратительный соплюк!
— Я пытался! От отчаяния. Но даже смертельной угрозы оказалось недостаточно. Поняла? Недостаточно!